Григорий Джаншиев - Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 1

• Название: Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 1
• Автор: Григорий Джаншиев
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 5-91129-049-9

Григорий Джаншиев одним из первых начал изучение истории судебной реформы и вообще преобразований шестидесятых годов. Различным сторонам этой эпохи он посвятил несколько крупных монографий и написал ряд биографических этюдов о выдающихся деятелях крестьянской и судебной реформы. Свои статьи он собрал в книге «Из эпохи великих реформ», которое было подготовлено и издано к 30-летнему юбилею Великих реформ (1891 г.) Далее в течение 16 лет книга выдержала десять изданий, что блестяще иллюстрирует ее популярность и значение.

«Эпоха Великих Реформ» вышла в 1892 г. и выдержала с тех пор ряд изданий, при жизни автора постепенно дополнявшихся. Эта книга была весьма популярна не только среди видных судей, юристов и видных русских деятелей, но и среди зарубежной общественности и среди широких масс. Издание сыграло серьезную общественно-воспитательную роль как единственная история реформ царствования Александра II. Девятое издание, вышедшее в 1905 году, являлось одним из самых дополненных и пересмотренных, к тому же оно стало первым изданием Литературного Фонда.

---

Восемь месяцев прошло в составлении длинных велеречивых отписок для отвода глаз и в перебрасывании канцелярской бумажной трухи из пустого в порожнее. Находившийся летом 1857 г. за границей Александр II, укрепленный в 1857 г. еще более в своей решимости освободить крестьян королем Прусским Вильгельмом и бароном Гакстгаузеном, автором известной книги о русской сельской общине, был недоволен «обструкциею» крестьянского Комитета, который надеялся измором похоронить дело по примеру прежних лет или растянуть его на несколько десятилетий. «Крестьянский вопрос, – говорил Государь летом в Киссингене графу Киселеву, старому поборнику освобождения, – меня постоянно занимает. Надо довести его до конца. Я более чем когда-либо решился и никого не имею, кто бы помог мне в этом важном и неотложном деле»[126]. В этом отношении Александр II оказался счастливее своего отца, окруженного также завзятыми жадными крепостниками. Сочувствие и поддержку нашел Александр II в великой княгине Елене Павловне и воспитаннике Жуковского, великом князе Константине Николаевиче, а главное, в своем «веке», духе времени и т. п. полуисторических, полумистических факторах, незаметным, неумолимым действием которых часто, однако, решаются те или другие вопросы и самые судьбы царств и народов.

Чтобы вывести Комитет из летаргического сна, в который он намеренно погрузился, в состав его был назначен живой, талантливый член в. к. Константин Николаевич. После бурных августовских заседаний Комитет должен был встряхнуть дремоту и согласился, наконец, выработать план работ, которому, по всей вероятности, суждено было растянуться на долгие годы, если бы не одна из тех неожиданных таинственных счастливых случайностей, которые играли крупную роль в этом колоссальном деле и на которые, за неимением более надежных опор, более всего возлагали свои упования искренние друзья народа[127]. Этой случайностью было поступление прошения литовского дворянства, которое ходатайствовало об освобождении крестьян, но без земли, т. е. предлагало крестьянам дать «волчью волю», по выражению народа. Большинство Комитета охотно шло на такое безземельное освобождение, во избежание худшего, но Государь настоял[128] на том, чтобы крестьяне были освобождены как с усадебною оседлостью, так и с отводом наделов на праве пользования.

В приснопамятный день 20 ноября 1857 года был подписан рескрипт на имя Виленского губернатора о созыве дворянского комитета для составления положения об улучшении быта крестьян на указанных в нем и в особом циркуляре министра внутренних дел основаниях.

С этого славного дня, столь огорчившего и ошеломившего растерявшихся крепостников, следует считать официальный приступ, под скромным названием «улучшение быта», к освобождению крестьян, к великому делу царствования Александра II, к одному из величайших событий всемирной истории. Здесь же и начало так называемой эпохи великих реформ.

Но, оставаясь в потемках канцелярий, великое дело опять, как и при Николае I, могло быть затушено и задушено высокопоставленными помещиками. Старанием друзей свободы приняты были меры к тому, чтобы этот важный момент закрепить настолько, чтобы положен был конец колебаниям самого Государя и обессилить козни помещичьей оппозиции Комитета. С этою целью и было решено огласить всенародно сделанный почин, разослав рескрипт и циркуляр по губерниям, что равносильно было косвенному приказанию дворянству начать ходатайства об освобождении крестьян.

Не входя здесь в подробности дальнейшего хода событий[129], отметим еще раз благодетельное влияние таинственной «незримой руки», которая и на сей раз сослужила великую службу делу русской свободы. Зная хорошо колебание и мнительность высших сфер пред решительными шагами и опасаясь интриг придворных крепостников и влияния их на Государя, либеральная «могучая кучка», группировавшаяся около в. к. Елены Павловны и в. к. Константина Николаевича, замыслила, так сказать, сжечь корабли крепостникам, и с этою целью Ланской распорядился отпечатать, с несвойственною нашей бюрократии быстротою, циркуляр и немедленно разослать по губерниям[130]. Хотя 21 ноября был день праздничный, и рабочие были свободны, тем не менее циркуляр был отпечатан и немедленно сдан на Николаевскую железную дорогу для немедленной отсылки, хотя бы с товарным поездом[131].

Дальнейшие события показали всю громадную важность и полную целесообразность проявленной Ланским необычайной энергии. Через несколько дней спохватились крепостники секретного Комитета, чувствуя прекрасно, что после первого же луча света дело нельзя уже будет затушить в потемках канцелярии, и их всемогуществу конец. Они сделали слабую попытку повернуть дело назад. Но жребий был брошен: уже было поздно. Рескрипт уже был разослан, и Ланской имел возможность сослаться на «совершившийся факт», и закоснелые крепостники, во избежание крупного общественного скандала (которого они боялись, как огня), волею-неволею затихли.

Рассылка циркуляра 20 ноября, а впоследствии и опубликование его в газетах бесповоротно ставили на очередь сто лет ждавший разрешения крестьянский вопрос, и этим одним уже имя великого инициатора покрывалось немеркнущим блеском. «Имя Александра II, —писал в 1858 г. в Колоколе неутомимый поборник эмансипации А. И. Герцен, вскоре после обнародования рескриптов, – принадлежит истории; если бы его царствование завтра же окончилось – все равно, начало освобождения крестьян сделано им, грядущие поколения этого не забудут. Но из этого не следует, чтобы он мог безнаказанно остановиться. Нет, нет – пусть он довершает начатое, пусть полный венок закроет его корону… Гнилое, своекорыстное, алчное противодействие закоснелых помещиков, их волчий вой – не опасен. Что они могут противопоставить, когда против них власть и свобода, образованное меньшинство и весь народ, царская воля и общественное мнение?» «Ты победил, Галилеянин», – так начинал и кончал свою статью смелый трибун народной свободы[132].

С озлоблением и безграничным отчаянием[133] встретило большинство поместного дворянства весть о предстоящем падении рабства.

Рядом с историческою неразвитостью, делавшею для «передового», правящего класса непонятным и ненавистным это столь естественное, справедливое начинание Александра II, шла невежественная косность дворянства и моральное безразличие, граничившие с бесчеловечностью. Эти люди, родившиеся и выросшие среди безобразий и ужасов крепостного права, так с ними свыклись и сжились, что не могли даже и представить себе, что можно жить без «богом и царем дарованных подданных, без холопов, обязанных выносить все насилия, причуды и истязания своего господина», без juris primae noctis, без розог, без пощечин и других принадлежностей рабства.

В любопытных, крайне непритязательных, но характерных очерках «Велик Бог земли русской» известного этнографа-народника П. И. Якушкина[134], в конце 50-х годов из конца в конец исходившего в качестве простого коробейника всю Европейскую Россию, мы находим весьма правдивое описание настроения как в среде помещиков, так и крестьян, накануне объявления воли и вскоре после ее объявления: «Кто живал в деревнях далеко от столиц, тот помнит, – писал Якушкин, – какою неожиданностью для всех был знаменитый Высочайший рескрипт Виленскому военному генерал-губернатору; все встрепенулись и с судорожным смирением ждали с минуты на минуту: одни – всех благ земных, другие – всех бед».

Рассказывая о впечатлении, произведенном рескриптом 20 ноября 1857[135] года, Якушкин передает такую сцену, бывшую у одной провинциальной помещицы:

– Да что же это значит? – спрашивает эта барыня, когда ей прочитали рескрипт.

– Уничтожается крепостное право, – отвечали ей.

– А крепостных крестьян не будет? Крепостных совсем не будет?

– Совсем не будет.

– Ну, этого я не хочу! – объявила барыня, вскочив с дивана.

Все посмотрели на нее с недоумением.

– Решительно не хочу! Поеду сама к Государю и скажу: я скоро умру, после меня пусть что хотят, то и делают, а пока я жива, я этого не хочу!

– Как, у меня отнимать мое! – рассуждал другой помещик. – Ведь я человеком владею; мне мой Ванька приносит оброку в год до пятидесяти целковых. Отнимут Ваньку, кто мне за него заплатит, да и кто его ценить будет[136]?

Как водится, в подмогу к трусливым причитаньям и своекорыстным обобщениям пристегивались и рассуждения об общем благе. С отменою крепостного права, по предсказаниям помещиков, в России неминуемо должен был наступить голод, вывозная торговля прекратиться и Россия снизойти до степени второстепенной державы[137]. Некоторые даже шли так далеко, что предрекали неизбежное революционное движение среди крестьян.