Петер Вайдхаас - И обратил свой гнев в книжную пыль...

• Название: И обратил свой гнев в книжную пыль...
• Автор: Петер Вайдхаас
• Издательство: АСТ-ПРЕСС КНИГА
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-462-00086-3

Петер Вайдхаас в книжном мире — легендарная личность. Двадцать пять лет он были директором Франкфуртской книжной ярмарки, самой крупной в мире, куда ежегодно съезжаются издатели из всех стран, где задается тон моде и определяется направление в развитии книжной индустрии.

Но самое главное, Петер Вайдхаас — это незаурядная личность, человек кипучей энергии и страстного темперамента. Его рассказ о своей бурной жизни, о сложном пути становления, о поездках по разным странам и встречах с интересными людьми — по-настоящему увлекательное чтение, которое доставит искреннее удовольствие любому, даже самому взыскательному читателю.

---

И я тут же вытащил готовые копии расшифрованной стенограммы, уже подложенные мне Ренатой, прошел к столу и четыре раза размашисто подписал документ. После этого я с дружеской улыбкой протянул ручку господину Ведерникову. Тот в замешательстве смотрел какое-то мгновение на остальных, потом пробежал глазами текст, в котором не было ничего другого, кроме того, о чем мы говорили, и подписал его. Двое других господ с некоторыми колебаниями сделали то же самое.

Когда «делегация», сразу вдруг заторопившись, поспешно ушла, унося с собой экземпляры протокола беседы, мы трое торжествующе вскинули руки вверх и шумно возрадовались (вместе с боязливо заглядывающими в дверь коллегами) удачно проведенной операции, ожидая, что все это означает конец безрадостным препирательствам с русскими, а следовательно, оправдывает частично наше поведение.

И действительно, уже через несколько дней из Советского Союза был дан «зеленый свет». А еще через неделю я сел в самолет, летевший в Москву, чтобы окончательно «выбить» сроки и обговорить последние детали.

Снова в Москве

Стоял июнь, и в Москве было приятно тепло. Господин Ведерников приветливо принял меня в своем кабинете в Доме дружбы. Войдя в вестибюль, я торжествующе огляделся, но не увидел той агрессивной особы, преграждавшей мне раньше путь. Я принял это за добрый знак.

С Аллой Дьяконовой, сотрудницей Библиотеки иностранной литературы, отвечавшей за нашу выставку, которая должна была состояться именно там, я обговорил позднее всю техническую сторону дела. В Москве никто больше не боялся вступать со мной в контакт. Подписанный документ, имевший в этом мире, державшемся на авторитете «всесильной бумажки», неограниченную власть, распростер надо мной свою всемогущую длань.

Алла, милейшая Алла, прекрасно говорившая по-немецки со свойственной русским женщинам типично высокой интонацией, была интеллигентным, добросердечным и осмотрительным человеком. Она решительно и с радостью (это четко ощущалось) взялась за организацию выставки «классового врага». Алла ужасно косила, но это, как ни странно, приводило только к тому, что хотелось доверять ей еще более безоговорочно.

Я пригласил ее на свой рыбный пир в отель «Националь». Я расспрашивал ее про все, что мне казалось непонятным в этой задеревеневшей системе. Она всегда отвечала очень спокойно и серьезно. Между нами понемножку выстраивались дружеские отношения, и, когда наступили выходные, она сделала мне смелое предложение.

Исходя из моих постоянных расспросов, какую позицию занимают диссиденты (любая оппозиция всегда интересовала меня больше всего, будь то в Бразилии или в Советском Союзе), она пообещала взять меня на встречу ученых-диссидентов на «даче» в пригороде Москвы. Так как любому иностранцу под страхом угрозы наказания запрещалось без официального разрешения покидать пределы Москвы, меня переодели «под русского» в кепку, куртку и джинсы мужа Аллы, и мы поехали на переполненной электричке с Ленинградского вокзала на «тайную дачу», где собрался круг знакомых физиков и математиков, группировавшихся вокруг известного русского физика Велехова.

Это был длинный вечер, прошедший в серьезной дискуссии, во время которой я большей частью вынужден был ограничиваться изучением лиц и голосов говоривших. Потому что после часа расспросов меня о моей стране и о том, что есть на Западе новенького, группа обратилась к собственному, как я мог только догадываться, грустному положению дел в университетах и научно-исследовательских институтах. Володя Александров, друг и коллега академика Велихова, пригласивший Аллу и меня, время от времени переводил мне, о чем идет речь. Однако я, полностью уверенный в собственной свободе, чувствовал себя неким сторонним наблюдателем и ни о чем больше не расспрашивал. Я сидел тихонько и старался быть незаметным, чтобы не мешать серьезной дискуссии, ради которой они собрались.

Поздно вечером все расселись вокруг костра в саду и, задумчиво глядя на огонь, негромко запели русские народные песни. Вдруг кто-то приехал на черной машине и привез, очевидно, новые вести из Москвы. В мгновение ока вся компания исчезла внутри дома, чтобы продолжить дискуссию.

Я сидел среди берез, на их белых стволах играли блики отблесков костра, и смотрел в усеянное звездами русское небо. Неужели мне наконец удалось проникнуть в эту закрытую страну?

Когда я возвратился во Франкфурт, на столе у меня лежало письмо нового первого заместителя председателя Комитета по печати при Совете Министров СССР Юрия Мелентьева, заявившего о своей готовности принять нашу делегацию и «обсудить интересующие нас вопросы». Следовательно, с русской стороны все уже было урегулировано.

Убежденный, что все труднейшие препятствия с дороги устранены, я позвонил господину Р. в министерство иностранных дел ФРГ, чтобы узнать, выяснено ли, как обстоит дело с «Западным Берлином» применительно к нашей выставке. Господин Р. в предыдущем телефонном разговоре как бы между прочим упомянул, что вполне возможно, что юридический отдел министерства не согласится с формулировкой «Федеративная Республика Германии и Западный Берлин». Господин Р. сообщил мне, что вопрос решается на уровне статс-секретарей и что предполагается поручить посольству в Москве войти с запросом в советское правительство. Выставка должна стать прецедентом в связи с заключенным четырехсторонним соглашением по Берлину.

Вот тебе и на! Значит, вся петрушка начинается сначала. Еще 5 июля господин Дийков произнес в телефонном разговоре, что назревают проблемы по поводу западноберлинских издательств. Я ответил, что для нас неприемлемо исключить эти издательства, так как они являются членами Биржевого объединения.

Господин Дийков согласился с этим, пообещал прояснить вопрос на уровне посольства и позвонить мне. Но к следующему четвергу, когда я позвонил сам, решение еще не созрело. Звонок в пятницу, 7 июля, результата тоже не принес.

Тогда я сказал господину Дийкову, что приду в следующий понедельник в посольство на Роландсэкк, и попросил его привлечь кого-нибудь к разговору, кто компетентен в решении этого вопроса.

Поприветствовав меня утром в понедельник, господин Купцов, второй секретарь советского посольства, сразу перешел к главной теме разговора, категорически заявив, что наша выставка может состояться только с участием «издательств ФРГ».

— Но, господин Купцов, разве мы не можем исходить из того, что вопрос об участии граждан Западного Берлина в западногерманских мероприятиях был раз и навсегда окончательно оговорен в приложении к берлинскому соглашению IV В, пункт 2 A-D?

— Напротив! Я, правда, не хочу предвосхищать событий, но сам твердо убежден, что по поводу различий в интерпретации этого пункта Советский Союз должен говорить не только в собственных интересах, но и в интересах всех четырех держав!

Впрочем, здесь, в посольстве, лучше, чем где-либо, знают, что стоит в документе. Этот вопрос обсуждался с послом господином Фалиным, а он в конце концов принимал участие в работе над текстом соглашения.

Господин Купцов, который в одиночку оспаривал эту принципиальную часть разговора — Дийков присутствовал молча, — вторично потребовал, чтобы западноберлинские издательства были удалены с выставки.

— Этот вопрос, господин Купцов, не является для нас ни политической проблемой, ни вопросом количества участников выставки. В соответствии с организационной формой Биржевого объединения, которое представляет западноберлинские издательства в равной степени с западногерманскими — некоторые из них имеют к тому же головные фирмы в Западной Германии, — мы вынуждены соблюдать права всех входящих в наше объединение издательств. Поэтому для нас не представляется возможным отказать в участии в выставке, устраиваемой по нашей инициативе, ни одному издательству, независимо от того, расположено оно в Западном Берлине или где-то еще.

Господин Купцов недовольно передернулся, выразил на лице сожаление и подвел итог:

— Существуют две возможности. Первая — мы не включаем западноберлинские издательства для участия в выставке. Вторая — мы делаем новую заявку на выставку книг ФРГ и Западного Берлина. Но это означает, что все переговоры в Москве надо проводить заново.

На мой вопрос, допускает ли он, что эти переговоры будут сопряжены с трудностями и успеем ли мы до намеченного срока открытия выставки завершить их, господин Купцов дал уклончивый ответ: вряд ли!

Итак, мы снова напоролись на высокую политику. Но теперь это уже был не просто бюрократический произвол или личная некомпетентность, с чем еще можно было как-то бороться. Сейчас мы точно знали, какого рода это препятствие. Мы уже сталкивались с этой проблемой. Я был очень разочарован, потому что думал, что мы почти у цели. Ясно было, что мы уперлись в политическую проблему, требующую кардинального решения. И это решение не может быть принято нами. Здесь слово за дипломатией.