Петер Вайдхаас - И обратил свой гнев в книжную пыль...

• Название: И обратил свой гнев в книжную пыль...
• Автор: Петер Вайдхаас
• Издательство: АСТ-ПРЕСС КНИГА
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-462-00086-3

Петер Вайдхаас в книжном мире — легендарная личность. Двадцать пять лет он были директором Франкфуртской книжной ярмарки, самой крупной в мире, куда ежегодно съезжаются издатели из всех стран, где задается тон моде и определяется направление в развитии книжной индустрии.

Но самое главное, Петер Вайдхаас — это незаурядная личность, человек кипучей энергии и страстного темперамента. Его рассказ о своей бурной жизни, о сложном пути становления, о поездках по разным странам и встречах с интересными людьми — по-настоящему увлекательное чтение, которое доставит искреннее удовольствие любому, даже самому взыскательному читателю.

---

Почти так, как выходят из дома, не зная, приведет ли обратная дорога назад.

Днями и ночами не отпускали меня в поездке эти личные проблемы, которые я оставил дома нерешенными, разрастающимися там, как снежный ком. Но постепенно даль начала пленять меня, приковывать к себе внимание, и уже утраченное, как мне казалось, желание увидеть другие страны, где все не так, как у нас, и мое прежнее юношеское любопытство все больше захватывали меня. Я ведь всегда чувствовал себя на стороне гораздо свободнее, как бы больше дома, чем на своей непростой родине, которую моя спутница жизни, раздираемая ядом злорадных сомнений, все время подвергала критике, да и я, между прочим, не очень-то отставал от нее.

Москва

Неприветливую, холодную Москву я покинул в туманные предрассветные сумерки 12 февраля с чувством полного здешнего провала, что еще больше усилило мое депрессивное состояние. Я сидел в черной «Волге», плотно закутавшись в свое меховое нутриевое пальто, с заячьей шапкой на голове, и ехал, подпрыгивая на плохой дороге, по местности, похожей на тундру, в Шереметьево-1 — навстречу квадратному, построенному в сталинском стиле с пышными архитектурными излишествами зданию, которое видно еще и сегодня, оно находится напротив посадочных полос нового современного аэропорта.

Отправка пассажиров происходила в то время так: у всех забирали паспорта и билеты, и пассажиры потерянно стояли в огромном зале, чувствуя с утратой доказательств своей идентичности собственную ненужность и незащищенность. Ощущение полного бесправия длилось иногда несколько часов и прерывалось обычно неожиданными выкриками советских солдат, возвращавших тебе вместе с громко оглашенным именем утраченное было счастье. Не очень деликатными жестами бедного пассажира подталкивали в нужном направлении, куда он и устремлялся, поспешно хватая свои вещи. Потом следовал второй и третий, тоже не очень любезный, контроль, пока наконец ты не попадал на чужую территорию, в моем случае японской Japan Airlines, и облегченно, но уже в самом начале полета совершенно без сил не опускался в мягкое кресло согласно купленному билету.

Токио

Токио — уродливый обезличенный город. Сплошное море домов, между которыми тут и там зажато по нескольку домиков, в которых, очевидно, живут люди, тщательно ухаживающие за своим мини-садиком. Сидя в такси, напряженно вглядываюсь, чтобы найти хоть что-то радующее глаз, что подтвердило бы мое представление о Японии. Ничего — фасады и улицы, по которым дисциплинированно течет транспортный поток, опять дома и башни. Передо мной в темно-синей униформе и белых перчатках сидит, сконцентрировавшись на движении, шофер такси. Нас разделяет стеклянная перегородка. С каким удовольствием пустился бы я в разговор, как в Латинской Америке, когда ехал от самого аэропорта до города, ведя причудливую беседу с водителем и наслаждаясь ощущением, что прибыл в незнакомую страну!

Машина резко затормозила перед отелем. С помощью удобно расположенного рычага шофер открыл дверцу машины, не вставая со своего места. Лающие звуки сквозь белые зубы означали, по-видимому, сумму за проезд. Я с некоторым колебанием вкладывал купюру за купюрой в разжатую белоперчаточную ладонь, просунутую водителем в маленькое окошко в стеклянной перегородке. Я отсчитывал и отсчитывал, ожидая спасительной реакции, означавшей бы: «хватит». Я приостановился. Чужая, непривычного разреза пара глаз сердито смотрела на раскрытую ладонь. Я принялся отсчитывать дальше. Наконец ладонь захлопнулась. Едва заметный кивок головы водителя. Я вылез из машины. Обошел ее кругом и приблизился к багажному отделению. Крышка багажника автоматически подскочила вверх. Я нервически выдернул свой чемодан. Крышка захлопнулась. Машина откатила.

Я был в Токио. Немного напуганный, не испытывая никаких возвышенных чувств, что прибыл в этот азиатский экономический центр, я отправился по своим делам, чтобы выполнить поставленные перед самим собой задачи.

Сначала я объявился в известном книжном магазине «Марудзэн» и в крупной книжной торговой фирме «Токуо Shuppan Hanbei», сокращенно «Тохан». Договорился о встречах в самом главном японском издательском доме «Коданся» и в «Publishers Association for Cultural Exchange». Смешное «моси-моси» («алло!»), когда на другом конце снимают телефонную трубку, вскоре с легкостью слетало с моих губ, как у заправского японца, хотя бесконечное ожидание, пока тебя соединят на фирме с тем, кто говорит «по-иностранному», требовало терпения и выдержки.

Я с трудом пробился к заведующим отделами в «Марудзэн» ёдзи Судзуки и Кадзуо Китагава, в «Тохане» к руководителю зарубежного отдела Мисимаса Цутида, а в «Коданся» к директору Сабуро Нобоки, коммерческому директору Кацухико Сакияма и начальнику международной торговли Самио Дегава. Я испугался, когда восседавший за письменным столом, словно на троне, с широко расставленными ногами директор «Publishers Association for Cultural Exchange» Соити Накадзима принялся издавать в ответ на объяснения засеменившей по его вызову секретарши и изложившей ему цель моего визита гуттуральные восклицания «Ох-ох-ох, кэкко дэс!», «Ах-ах-ах, со дэс ка!», непрестанно кивая при этом головой.

Я познакомился с совершенно чужим, все еще очень замкнутым в себе миром, в который мне буквально приходилось «вгрызаться». Само собой тут ничего не решалось. Каждый новый «поход» требовал колоссальных усилий, и сделать больше двух «ходок» в день я был просто не в состоянии. Медленно, очень медленно складывалось у меня представление о предмете моих усердий — японской книжной торговле.

Однако такой уж чужой или совсем другой она все же не была. Японцы очень прагматичны. Обстоятельный ритуал приветствия и иногда кажущаяся витиеватой их манера выражать свои мысли являются, по-видимому, скорее формой защитной реакции и тут же отбрасываются, как только речь заходит о практических вещах.

Так, я с облегчением установил, что японское книжное дело ориентируется на то, что имеет спрос сегодня, не увязая при этом в плену традиций и сантиментов. В результате этого сложилась эффективная система книжной торговли с явными признаками динамики.

Японские представители книжной торговли приветливо отнеслись к нашему интересу относительно результатов немецкой книжной выставки. Но вычислить заметную реакцию на проведенные здесь нами в 1969 году выставки — это они дали мне понять без всяких обиняков — по тщательно ведущимся статистическим отчетам продаж им все-таки не удалось.

После своих сопряженных с усилиями экскурсий по книжному миру Японии я с облегчением вздохнул, найдя в выходные дни спасение на маленьком немецком «островке», затерявшемся в море японских домов, когда пришел в гости в переводчику Зигфриду Шааршмидту и его очаровательной жене, специалисту по странам Восточной Азии. Сначала они обучили меня в маленьком японском ресторане есть палочками, потом провели по ночным увеселительным кварталам Токио и втиснулись вместе со мной в переполненное токийское метро, что входит в обязательную программу «токийских впечатлений». Вместе мы развлекались по поводу японских «музыкальных» общественных туалетов, исполняющих мелодию «Пей, пей, браток, пей!», когда входишь по трем ступенькам на помост и опускаешься на «очко», со всех сторон окруженное зеркалами.

Ясуа Симата — незабвенный друг

Оба страстные знатоки Японии, которым немцы обязаны многими важнейшими переводами из современной японской литературы, они поближе познакомили меня с некоторыми особенностями жизни этого на удивление совсем другого народа: с одной стороны, ориентированная на Запад оживленная торговля, с другой — такая далекая от этого, вообще от всего отрешенная религия «синто», утонченные традиции оформления садов, склонность и стремление к тишине.

Когда меня удостоили чести навестить прикованного к постели великого старца, основателя издательства «Коданся» Соити Нома, в прошлом почитателя Франкфуртской книжной ярмарки, я уже знал об этом японском обычае — уметь вовлекать тишину в сферу человеческого общения. Я предавался в комнате больного молчанию — этому немому контакту, установившемуся между старым Нома, его личным секретарем Ясуа Симата и мною сразу после краткого приветствия, не испытывая, как это принято в такой ситуации у нас на Западе, никакой неловкости. Я воспринимал в тишине достоинство этого старого больного человека и, покидая его комнату, чувствовал умиротворение и наполнившее меня ощущение оживленной часовой беседы с ним.

Из этой встречи выросла более чем десятилетняя дружба с Ясуа Симата, его личным секретарем. Наши пути пересекаются и по сей день. Для меня Япония с тех пор навсегда связана с выжидательно внимательным Симата-сан.

Соити Нома создал несколько фондов, способствовавших развитию книжного дела. Один из них — «Tokyo Book Development Center» — видит свою задачу в том, чтобы развивать книжную торговлю в Азии.