Огюст Маке - Прекрасная Габриэль

• Название: Прекрасная Габриэль
• Автор: Огюст Маке
• Издательство: «Издательство Сидорович», Издательский дом «Ленинград»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-905909-29-0

Это ярчайшее, захватывающее, талантливое повествование про Габриэль д’Эстре, любовницу Генриха IV. А также знакомое время: с момента перехода Генриха Наваррского в католичество и до его женитьбы на Марии Медичи. Главный герой — прекрасный голубоглазый и белокурый юноша Эсперанс, имя которого означает «надежда». Тайна его рождения покрыта мраком, кто его родители — неизвестно. Все, что у него есть, — это загадочное письмо умершей матери и рекомендация обратиться к знаменитому военачальнику капитану Крильону, чтобы передать ему это таинственное письмо. Капитан Крильон принимает Эсперанса под свою защиту, а позже выясняется, что молодой человек — его сын.

---

— А, изменник, вот и ты! А, негодный доносчик, ты пришел оскорблять мои предсмертные минуты, а потом, когда ты убедишься, что я умер, ты спокойно украдешь у меня Анриэтту. Я знал, — прибавил он с ужасным гневом, — что ты еще любишь ее и никогда не уступишь ее мне! Я знал, что ты не отпустишь ее со мной!

Эсперанс, вне себя, хотел его прервать.

— Злодей!.. злодей!.. — продолжал ла Раме. — Но я буду отмщен. Она меня любит и будет упрекать тебя в моей смерти.

Он сделал движение, чтобы поднять руку на Эсперанса.

— Как! — закричал Понти, сжимая руки своего друга. — Ты позволяешь оскорблять себя таким образом?.. Ты?.. отвечай же этому злодею, который обвиняет тебя!.. Скажи ему правду об этой женщине.

— Молчи! — сказал Эсперанс с высокой кротостью. — Этому несчастному остается жить только несколько минут. Если я сделаю то, что ты говоришь, он умрет в отчаянии. Молчи! Пусть он сохранит свое доверие, свое последнее счастье, пусть он считает себя любимым, а меня низким изменником… пусть он умрет с миром!

Толпа, не оскорбляя его, следовала за осужденным, который мужественно шел к Гревской площади и искал еще в этой безмолвной толпе или сторонников, присланных его освободить, или последнюю улыбку своей невесты. Ничего! Роковой час пробил, молодой человек вошел на лестницу как триумфатор, предал себя палачу и отдал душу Богу, прошептав имя Анриэтты.

Глава 60 КРОВЬ ЗА КРОВЬ

В самый день смерти несчастного ла Раме, иногда в Лувре еще говорили об этом, и одни радовались, а другие сожалели, потому что для всех было очевидно, что палач наказал только орудие интриг герцогини Монпансье, в этот день, говорим мы, вся знать толпилась во дворце, чтобы поздравить короля и возобновить ему уверение в преданности и уважении.

Два экипажа остановились у дворца. Из одного вышли д’Антраг и граф Овернский под руку с Марией Туше, более величественной, и с Анриэттой, более блистательной, чем когда-нибудь. Последней с восьми часов утра уже нечего было бояться самого опасного своего сообщника, того, который так давно ей угрожал. Из другой кареты с гордостью и с самоуверенностью вышла герцогиня Монпансье, свита которой была многочисленна и великолепна. Герцогиня была менее спокойна. Ла Раме, умирая, обнаружил слишком много тайн. Оба общества сошлись у лестницы. Анриэтта и ее отец остановились, чтобы пропустить страшную лотарингку. Герцогиня устремила проницательный взгляд на молодую девушку, и как бы угадав, что она способна продолжать и докончить ее дело, удостоила ее улыбкой и поклоном.

По волнению, поднявшемуся во дворце, в залах и галерее, по мрачной физиономии Сюлли, по мимолетной бледности, которая покрыла на минуту черты короля, все поняли, что должна произойти интересная сцена. Екатерина Лотарингская одна шла медленно и вырывала поклоны у всех тех, которые имели неблагоразумие смотреть ей в лицо. Она дошла таким образом до галереи и, отыскивая короля, приметила, что он тихо говорил со своим министром и капитаном гвардейцев. Потом Генрих опять начал играть и не выказывал уже волнения.

Герцогиня подошла к карточному столу, и говор, поднявшийся сначала, потом молчание, сменившее его, предупредили короля, что пора повернуть голову; притом герцогиня уже начала один из тех комплиментов, на которые была мастерица.

— Государь, — говорила она, — я приехала, несмотря на мое слабое здоровье, поздравить ваше величество…

Король тотчас ее прервал. У него был холодный и сухой вид, который показывал в нем, так как лицо его было всегда любезно и дружелюбно, сильный гнев, потому что Генрих, когда он был раздражен, умел сдерживать себя настолько, чтобы сохранить все свои преимущества.

— Кузина, — сказал он среди глубокого молчания всего собрания, — уж сегодня я никак не ожидал вашего визита.

Лотарингка изменилась в лице. Она надеялась, что долготерпение Генриха удовольствуется на этот раз наружной вежливостью и что дипломатические сношения могли еще существовать.

— Почему же, — отвечала она с волнением, — ваше величество меня не ожидали?

— Потому что сегодня вечером здесь не место для такой честной принцессы, как вы, когда в Лувре живет король, заставляющий погибать на эшафоте ее родных.

— Государь, что значат слова вашего величества?

— Это собственные ваши слова, кузина, а не мои. Вы всегда считали ла Раме Валуа, вы доставили ему документы, деньги, кредиты; он сам ничего не знал, этот несчастный; вы открыли ему его происхождение.

— Государь, эти обвинения…

— Я должен был бы сделать вам, скажете мне, через моих президентов в Бастилии. Но вы женщина, а я веду войну только с мужчинами. Мало того, я избавляю женщин, когда могу, от всего, что, может быть, им неприятно. Поэтому я избавлю вас от необходимости являться в Лувр. Ваши владения обширны, живите в них, кузина. Вы принадлежите к числу тех опасных соседок, которых любят удалять от своих земель.

Генрих встал, поклонился герцогине, которая была вне себя от бешенства и стыда, показав таким образом, что он высылает ее, сел на свое место и взял карты среди говора шумного одобрения.

Лотарингка зашаталась. Черты ее исказились, желчь бросилась в лицо, и ужасно было видеть этот желтый лоб, под которыми два глаза черно-красного цвета дико сверкали, как дрожащее пламя. Она ушла, задыхаясь, но на первых ступенях силы ей изменили. Ее люди отнесли ее в карету.

Только что она исчезла, как все стали дышать свободнее. Точно будто у короля и у Франции не было больше врагов. Генрих оставил карты и стал обходить группы придворных, среди которых граф д’Антраг, выражая свою радость шумнее двух дюжин обыкновенных энтузиастов, старался привлечь внимание его величества.

Король приметил этого достойного графа и улыбнулся ему. Он увидел также и Анриэтту. Она была так хороша, и, когда она смотрела на короля, грудь ее поднималась с таким волнением, что король нашел только одно средство против волнения, которое чувствовал сам: он наговорил комплиментов чопорной и величественной Марии Туше, погасив холодом этого полустолетия пылкий огонь восемнадцатилетнего возраста, сжигавший его.

Граф Овернский порхал около этой группы, пуская там и сям и всегда кстати вспомогательную стрелу.

Между тем на одном конце залы смеялась и очаровывала Габриэль, взглядов которой добивался многочисленный двор. Маркиза де Монсо не видала и не слыхала ничего, несмотря на кажущуюся свободу своего ума. Она села таким образом, чтобы видеть каждое новое лицо в галерее, но тот, кого она ждала, не приходил. Более совестливый, чем Анриэтта д’Антраг, он нее хотел явиться в Лувр торжествовать смерть врага.

Когда король налюбезничался вдоволь с Антрагами, удостоверившись взором украдкой, что Габриэль за ним не наблюдает, он воротился к ней, восхищаясь, что ему не помешали, а ла Варенн, из угла залы наблюдавший за каждым движением своего повелителя, вывел благоприятное предзнаменование для новой интриги из сдержанности и ловкости короля, потому что Генрих обыкновенно не умел сдерживать себя, когда дело шло об удовлетворенной прихоти.

— Надо посмотреть, — шепнул король Сюлли, — что сделалось с герцогиней, потому что она вышла отсюда, как бешеная львица. Она может укусить…

Через полчаса капитан гвардейцев, посланный разузнать об отъезде лотарингки, воротился сказать королю, что как только она приехала, с ней сделался обморок, и что в ожидании докторов она лежит без чувств.

— Я поступил с нею грубо, — сказал Генрих, — только бы не стали упрекать меня, что я хотел ее убить.

— Чтобы отплатить ей, — возразил Сюлли, — пусть говорят.

— А если герцогиня Монпансье все будет лежать без чувств, — сказал капитан гвардейцев, — должна ли она оставить Париж?

— Пусть она обязуется не шевелиться, не говорить, не думать, я ее принуждать не стану, — отвечал король, смеясь.

— Злая гадина, — пробормотал Сюлли, — еще с ней надо церемониться! Пусть расстанется со своей гадкой душой, и чтобы все это не кончилось.

— Э! э! До конца еще далеко, — сказал Генрих со вздохом, который не укрылся от Габриэль, — после герцогини у нас останется Майенн, и он будет шевелиться, говорить и действовать еще долго. Какая гидра эта лига!.. Чем более срубают ей голов, тем более их является.

Габриэль при имени Майенна коварно улыбнулась и отвечала, положив свою белую руку на руку короля:

— Самая крошечная рука может вырвать большую занозу. Олоферн был побежден Юдифью.

— Что вы хотите сказать этими загадочными словами? — спросил Генрих, очень любопытный по своему характеру.

— Ничего, — отвечала маркиза, — только то, что де Майенн слишком толст, для того чтобы быть злым. Сестра его худощава, государь, вот почему вам трудно с нею сладить.

— Точно будто эта маркиза посадила толстяка Майенна в мешок и сдернула шнурки! Посмотрите, какой у нее торжествующий вид!