Артуро Пьетри - Дождь: рассказы

• Название: Дождь: рассказы
• Автор: Артуро Пьетри
• Издательство: Известия
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1988

Книгу «Дождь» составляют рассказы разных лет известного венесуэльского прозаика Артуро Услара Пьетри. Разнообразные по тематике рассказы сборника воспроизводят национальную действительность (современную и историческую), пропущенную сквозь сознание персонажей, представляющих самые различные слои общества.

---

Лучше заняться чем-нибудь, быстрее время пройдет. Почитать бы. Что попало, лишь бы не так долго тянулось бесконечное время. Я принимаюсь рыскать в поисках книг.

На столе старая жестяная коробка от пилюль против кашля. Пустая. На стене тусклое зеркало, лицо в нем выглядит татуированным. Рядом с зеркалом на белой крашеной стене подсчеты карандашом. Умножение и вычитание. Кривые каракули. Двести тридцать пять помноженное на три. Получилось шестьсот пять. Не может быть. Наверное, ошибка. Я начинаю множить. Вот где ошибка: вместо семерки поставлена шестерка. Семьсот пять должно получиться. Тот, кто считал, ошибся. Заплатил меньше, чем следовало, или получил меньше. Может быть, это Лоинас. Но нет, запись как будто старая. Видимо, тот, кто жил здесь до Лоинаса. Подсчитывал полученные деньги, или свои долги, или рабочие дни. И подсчитал неверно.

На кухне, возле очага нашелся старый, немного обгорелый порванный журнал. Судя по всему, вырывали из него страницы на растопку. К тому же журнал весь в жирных и кофейных пятнах. Листаю журнал. Возвращаюсь с ним на кровать. Смотрю: фотография свадьбы. Давнишняя, видно по костюмам. Обложка с названием и годом оторвана. В те времена, когда эти двое венчались, я занимался вовсе не тем, чем занимаюсь теперь. Кулинарные рецепты. Пышно украшенный торт, целый фазан в перьях. Рядом — повар, весьма довольный собой, в белом колпаке. Дома, мебель, всякие безделушки. Описание мебели и картин разных стилей. Стол чиппендейл. Прелестный круглый стол в стиле Людовика XV с бронзовыми инкрустациями и мраморной крышкой. Далее следует чрезвычайно трогательный рассказ. Девушка получает письмо от неизвестного: «Я буду с тобой, но ты меня не увидишь». Некоторое время читаю. Но до чего же скучно, да и вздор. Девушку зовут Дженни. Дженни блондинка и живет в одном из городов северной Франции. Насколько мне известно, имя Дженни — отнюдь не французское. Я вытягиваюсь на кровати в каком-то мучительном оцепенении. Журнал выскальзывает из рук. Засыпаю. Хоть бы Нина приснилась. Хорошо бы. Засыпаю. Шум мотора все громче. Урчанье. Визг тормозов. Машина остановилась. Машина пришла. Машина. За мной, конечно. Испанец.

Я вскакиваю с кровати. Старый черный автомобиль стоит возле дома. Подхожу. Но Испанца нет. Вероятно, не смог приехать. Человек в машине молод и мне незнаком. Он смотрит на меня с удивлением. Мотор не заглушен, и я не слышу, что он говорит. Он произносит мое имя. «Да, это я. А Испанец где?» Он не отвечает, кричит громко: «Надо уходить. Прислали вам сказать». Я не понимаю. Что-то, видимо, случилось. И говорю: «Подождите меня». Вбегаю в дом взять куртку, вещи. Я спешу. Куртка возле умывальника, на гвозде, я повесил ее там вчера вечером перед сном. Беру куртку, надеваю. И пока надеваю, слышу, как машина срывается с места. Что это значит? Я выбегаю, машины у дома нет. Я кричу: «В чем дело, приятель? Подождите же!» Но автомобиль уже далеко, мчит по дороге к городу. Вот он у поворота. Повернул и скрылся за горою.

Автомобиль исчез, и тотчас снова воцарилась тишина. Я стою один перед домом. Странно, что Лоинас не появляется. Он ведь слышал, конечно, шум мотора. Возвращаюсь в дом, беру револьвер, кладу в карман брюк, чтоб не так было заметно. Снова выхожу. Пустота и давящая тишина вокруг.

Надо уходить, другого выхода нет. Пойду пешком. До города примерно час с лишним ходьбы. По виду меня теперь можно принять за бродягу, оно и к лучшему.

Лоинас так и не вышел. Направляюсь к оврагу, который мы пересекли, когда ехали с Испанцем. Может, Лоинас ничего не слыхал? Я шагаю по дороге, дом словно бы отступает, все больше открывается пространство за ним. Скоро станет видно Лоинаса и бычка. Я уже дошел до оврага, но все еще не вижу их. Поворачиваю голову. Вот теперь вижу. Лоинас режет мясо на распластанной шкуре. Голова бычка уже отделена от туши. Белая голова с черными глазами и черными рогами. Стоит на земле, будто выглядывает из ямы. Теперь она хорошо видна. И хорошо видны закатившиеся черные глаза. А потом я больше ничего не вижу. Пробираюсь через кусты, спускаюсь в овраг.

Женщина

Мордобой был парень толстый, медлительный, молчаливый. Ходил переваливаясь, широкий в плечах, сильный; удар его был страшен. Рыбешка — высокий, веснушчатый, с выцветшими светлыми волосами, длинные его руки болтались на ходу. Глаза у Рыбешки большие, широко расставленные. Может быть, за это и прозвали его Рыбешкой, крупная голова и вытаращенные, ничего не выражающие глаза напоминали речную рыбку или даже головастика. Ну а Колдунчик был маленький, хрупкий, личико худенькое, нос торчком, на голове — целая шапка спутанных красновато-коричневых жестких волос.

И еще был Сандокан. Сандокан — мой друг. Худой, но весь сплетенный из мускулов. Ловчее и проворнее всех взбирался он на деревья. Чище всех выполнял упражнения на кольцах и параллельных брусьях. Знал все удары, все запрещенные приемы, неизменно побеждал в драке. И конечно, Сандокан замечательно стрелял из рогатки. С тридцати метров попадал он в щурка на вершине американской сливы или в скворца, бродившего по лугу. Натягивал до предела резинку так, что она становилась совсем тонкой, в одной руке держал рогатку, другой придерживал камешек, завернутый в кусочек кожи. Щелчок, жужжанье камня, и мертвая птица комком взъерошенных перьев лежит на земле. Мы прозвали его Сандоканом, потому что, на наш взгляд, он был подобен героям — пиратам и охотникам за черепами с островов Зондского пролива, об их увлекательных приключениях мы часами, очарованные, читали вслух мягкими теплыми вечерами.

Были и еще мальчишки, но не стоит перечислять их. Всего пятнадцать или двадцать человек; мы носились по заднему двору, по внутренним дворикам, по галереям старого полу развалившегося дома, где помещалась муниципальная школа нашего городка.

И был учитель, бакалавр Гонсалес. Большей частью он сидел у окошка, глядел сквозь решетчатые ставни на улицу или читал маленькие желтые книжечки, а мы в это время гоняли с гиканьем по всему запертому дому.

Время от времени бакалавр сзывал нас в класс, сажал за парты и разбирал на доске предложение вроде: «Сосна и ель изобилуют в северных странах». Во дворе школы мы не видели ни сосен, ни елей, только американские кедры, гуаябы и гуиро. И что представляют собой северные страны, мы тоже не знали. Может быть, в тех странах вовсе нет солнца или светит оно там совсем по-другому.

Урок всегда бывал коротким, бакалавр возвращался к окну и к своей книжке, а мы снова принимались носиться как угорелые или играли в прятки, забираясь в совершенно немыслимые места, в заброшенный очаг старой кухни или за бочку для дождевой воды на крыше. С крыши видны были немощеная улица позади дома и белая каменная ограда с обшарпанной зеленой калиткой, что вела в сад, где росла мушмула. Закрытое со всех сторон пространство с насаженными деревьями, полное тени, влаги и тишины. Через сад шел выложенный кирпичом канал, журчала вода.

Взбираясь на крышу, я изо всех сил старался не поддаваться страху. Мне было тогда тринадцать лет, я слышал не раз, что в этом зловещем возрасте с человеком случаются всякие беды, можно даже умереть. И мне казалось, что я обязательно поскользнусь на крыше, на старых, хрупких, поросших мхом черепицах, полечу вниз и разобьюсь насмерть. Но из сада доносился тоненький голос:

— Идите сюда, будем играть. Я принесла коврижку медовую.

Это была сестра Колдунчика.

Сестра Колдунчика длинная, как ящерица, тощая, костлявая. Она носила туфли без каблуков и бегала быстрее любого из нас. Ходила всегда в блузке с закрытым стоячим воротом, в клетчатой юбке, которая была ей длинна, черные ее волосы были заплетены в две косы с розовыми лентами. Голос у нее был тоненький, жесты повелительные.

— Сейчас идем, Тана, — ответил я. Все мы звали ее почему-то Таной. — Тана ждет нас в саду, у нее коврижка, — крикнул я ребятам.

Через некоторое время, перебежав заднюю улицу, мы все оказались возле Таны под деревьями. Мордобой, Колдунчик, Рыбешка, Сандокан и я.

Тана разломила жесткую коврижку на равные куски, раздала. Никому и в голову не пришло сказать спасибо.

— А теперь давайте играть в разбойников и полицейского. Только скорей, я тороплюсь.

Она командовала, и всем это нравилось. Бросили жребий, мне выпало быть полицейским. Я повернулся лицом к стене и принялся громко считать до тридцати, остальные разбежались и попрятались за стволы. Повернувшись, я не увидел никого, все словно бы испарились. Самым толстым и медлительным был Мордобой. Его легче поймать. Из-за старого ящика виднелось его плечо. Я кинулся к Мордобою; поняв, что обнаружен, он выскочил из своего укрытия и побежал петляя, хватаясь за стволы. Пока я его преследовал, появились остальные, они подбегали ко мне, не слишком, правда, близко, старались отвлечь меня от Мордобоя. Но я знал, что его поймать легче, и не оставлял преследования. Руки мои горели от жесткой коры стволов. Лицо пылало, я с трудом переводил дыхание. Кровь волнами вздымалась и опускалась, билась в моем горячем теле. Смелее всех подскакивала ко мне Тана: «Что ж ты меня не ловишь?» Но я не обращал на нее внимания, я знал, что поймать ее почти невозможно. Наконец мне удалось загнать Мордобоя в угол. Я три раза ударил его по спине: