Юрий Пересунько - Военные приключения. Выпуск 5

• Название: Военные приключения. Выпуск 5
• Автор: Юрий Пересунько
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1991
• ISBN: 5-203-01292-Х

В пятый сборник вошли остросюжетные повести, рассказы и публицистика известных писателей и молодых авторов — членов Военно-патриотического литературного объединения «Отечество» — о расследовании убийства при лесном пожаре, о войне в Афганистане и с фашистской Германией, о Куликовской битве и проблемах в современной армии.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

— Ну-у, какой в жизни? Как журналист.

Кравцова отпила глоток чая, поставила стакан на столик.

— Ну, в редакции… Вроде хвалили его. Несколько раз премию приносил за лучшие материалы. А в жизни… Как вам сказать, не сахарная она у него была. Всего сам добивался. И в учебе, и на работе. Понимаете, честный он. И это я вам не как мать говорю. Нет. Просто шишек за это много получал. Я уж и ругала его — будь разумнее, не лезь куда не надо, а он только смеялся в ответ и говорил: «Хоть, мать, ты и умнее меня, а тут я с тобой не согласен. Стоит раз подлецом оказаться…» В общем, если знал, что где ловчит кто-то или еще чего, то говорил об этом вслух. А оно, знаете, не каждому такое понравится.

— Это уж точно, — согласился Верещагин. — Ирина Васильевна…

— Извините, — перебила она его, — а как это случилось? Ну, что Игоря…

Верещагин замялся, не зная, что ответить.

— Пока не знаю, — признался он. — Но есть предположение, что Игорь бросился на помощь человеку, о котором хотел писать…

Позади остались больничные корпуса. Верещагин медленно шел к автобусной остановке, мысленно прокручивая рассказ Кравцовой. Он еще раз подтверждал версию, что Игорь, распростившись с Шелиховым, пошел к гостинице, услышал выстрелы и бросился обратно. Подбежав к тому месту, где был убит Артем, он пошел по окровавленному следу в кедровник. Наткнувшись на лежащего Артема, побежал за преступником. И, видимо, догнал его. По пуле, извлеченной из ствола кедра, можно было предположить, что первый раз в Кравцова промахнулись и тот успел ударить стрелявшего в лицо — кровь другой группы на пальцах, и тогда в Игоря выстрелили почти в упор. Прячем стреляли в голову. Чтобы насмерть…

XI

Таким же ясным был августовский день, как и в тот раз, когда Верещагин сошел на станции Кедровое, чтобы заняться расследованием убийства до пой поры неизвестного ему Артема Шелихова. Все было то же. Да только чуть поостыло зенитное солнышко, и тягучая истома бабьего лета вяжущей душу тоской лежала на высаженных вокруг вокзала деревьях, на той же девице в газетном киоске, на одиноком мужике в форменной железнодорожной фуражке, который уныло махал обшарпанной метлой на длинной деревянной ручке, пытаясь согнать в одну кучу редкие бумажки, окурки, смятые пачки из-под сигарет, начинающие опадать листья. Странное чувство одолевало Верещагина в эту предосеннюю пору, когда вроде бы только жизни радоваться, а он с непонятной тоской ждал осеннюю слякоть, а главное — короткие дни, начиная отсчитывать уходящие вслед за летом минуты. Им овладевало лихорадочное состояние взбудораженного человека. Словно после долгой спячки нападала дикая работоспособность, на пределе работал мозг, и он весь отдавался работе, патологически боясь потерять хотя бы час этого непонятного времени.

Предупрежденный телефонным звонком, Грибов уже ждал следователя и обрадовался ему, как давнему старому другу. Майор был истинным дальневосточником, и если ему понравился человек, то оставался другом на всю жизнь. Верещагин как-то задумался над этой характерной черточкой коренных амурчан и пришел к выводу, что это исторически сложившаяся черта характера, когда люди встречали друг друга не по одежке, а познавались в тех трудностях и бедах, которые им приходилось переносить, обживая край.

— Ну здорово, Петр Васильевич, — увалисто поднялся из-за стола Грибов и по-медвежьи тиснул Верещагину руку. — Как бога ждем тебя, а он, видите ли, по городам все разъезжает. Оно, конечно, столовки-то там гораздо лучше нашей. Но, дорогой ты мой, дело это решено в нашу пользу. Я тут ненароком жене рассказал, с какой миной ты в нашей харчевне оладьи ел, боясь к кофию бобовому притронуться, так она мне сразу же на вид поставила, недотепой обозвала и приказала, чтобы ты у нас столовался.

— Да ты что? Чего я?.. — в растерянности от такого приема буркнул Верещагин.

— Все, дорогой ты мой, все, — поднял короткопалую ладонь Грибов. И опять Верещагин успел рассмотреть татуировку на кисти: флотский якорь, криво выколотое сердце, пронзенное стрелой, и слово ВАСЯ.

«Классическая дань юности дальневосточной моде», — подумал он и вспомнил, как ему тоже хотелось выколоть у себя что-нибудь такое на груди и плечах, когда к ним в деревню вернулся с флота сосед и, надев наимоднейшую в ту пору рубашку с широким отворотом, щеголял своими наколками, повергая в дикую зависть парней и мальчишек. Ах, как хотелось ему сделать самую мужественную татуировку чтобы пройтись потом этаким петухом перед Любкой из восьмого класса. Однако в их Шатурском районе достойных мастеров не оказалось, а когда его ближайший дружок и сподвижник по дракам Петька Щербатый попытался провести эту экзекуцию самостоятельно, приняв для смелости стакан самогона, и был своим же отцом выпорот нещадно, это отбило охоту колоться не только Верещагину, но и всем остальным ребятам.

— Ну ладно, лирику в сторону, — посерьезнел Грибов. — Мы тут тоже без дела не сидели. Всю Кедровку прочистили. Двоих по-крупному взяли. Один — Иван Назаров, тут же признался, что на Волкова работал. Второй — Семен Рекунов.

— Это что, тот, который тигра убил, а Шелихов с парнями помог его взять? — уточнил Верещагин.

— Ну да. Он этим годом освободился и опять в наши края. Видать, понравилось ему тут очень. Тайга-то вона какая, везде не уследишь. Вот и пристроился рыбалить. Причем сети травил выше по течению, чтоб, значит, рыбнадзор не засек. А на таборе землянка такая же, как у Колесниченко, соли мешок, банки для икры, несколько бочат с соленой рыбой, коптильня. Короче говоря, на широкую ногу дело поставлено.

— И что, тоже признался, что на Волкова батрачил?

— Ишь ты, — усмехнулся Грибов. — Что ж он, дурак, что ли, сам на себя клепать? Твердит, что поохотиться в тайгу забрался, истосковался, мол, по воле в колонии. А тут вдруг и наткнулся на все это дело. Хотел уж было возвращаться, а тут откуда ни возьмись — милиция.

— А почему думаешь, что именно на Волкова батрачил? — спросил Верещагин.

— Так здесь и гадать-то нечего, — устало сказал Грибов, и Верещагин вдруг увидел, что майору тоже приходится спать далеко не по семь часов в сутки, как предписывают врачи. Хоть и бодрился заместитель начальника по уголовному розыску, но устал он основательно.

— Так вот я и говорю, гадать-то особо нечего, — повторил Грибов. — Сети у всех троих одинаковые. Причем импортные. Видно, из одной партии. Таких у нас днем с огнем не сыщешь. И другое: скажи-ка ты мне, следователь Верещагин, на какие такие шиши, а главное — где бы смог приобрести только что освободившийся Рекунов нанайскую лодку, эту самую японскую сеть и прочую всячину для обработки рыбы и икры? К тому же землянка, чувствуется, была подготовлена для него заранее. И еще одна деталь: Волков, Колесниченко и Рекунов отбывали срок в одной колонии.

Он был именно такой, каким обрисовал Рекунова Грибов. Рослый, плечистый и весом, пожалуй, за девяносто. Скулы обрамляла густая борода, поверх которой на Верещагина смотрели настороженные глаза.

— Садитесь, — кивнул ему на стул Верещагин. — Старший следователь краевой прокуратуры Верещагин. Петр Васильевич.

— Это вроде как запанибрата, — усмехнулся Рекунов. — Так мы уж по старинке: гражданин начальник.

— Дело хозяйское, — согласился с ним Верещагин, внимательно изучая неудачливого мужика. — Ну что, я вас буду расспрашивать или сами желаете что сказать?

— Желаю! — будто ожидая этого вопроса и в то же время с напускной ленцой, сказал Рекунов. — Желаю знать, на каком таком основании хватают людей, а потом шьют им браконьерство. Да не просто рыбешку-другую, а прямо-таки цех рыбный. Что, своих местных прикрываете и решили на мне отыграться?

— Ну, какой же я местный, Семен Андреевич? — удивился Верещагин. — Кстати, а почему вы, вопреки предписанию, не устроились на работу, а скрывались с чужим оружием в тайге?

Видимо, на этот вопрос Рекунов давно определил ответ, и теперь он только хмыкнул, виновато разведя руками.

— Винюсь, гражданин начальник. Но вы на мое место встаньте. По-человечески. Я весь срок на железобетонном заводе хребтину гнул. Мне пыль эта да цемент вот сюда въелись! — ткнул он себя в грудь. — Я по ночам откашляться не могу. И когда там, на нарах, кашлем надрывался, то единственная мечта была: освобожусь — и в тайгу махну.

— Ну, это понять можно, — согласился с ним Верещагин. — Правда, здесь и без того чистого воздуха хватает: тайга-то вон она, кругом. А вот карабин у вас откуда? Да не зарегистрированный к тому же. А это уже статья. Хранение огнестрельного оружия.

— Карабин тот в землянке висел, — хмуро отозвался Рекунов. — Вот я и попользовался им, если вы отпечатки пальцев имеете в виду.

Верещагин, слушая ответы Рекунова, теперь уже с откровенным любопытством рассматривал его. Это был классический случай «делового» человека. Постоянная страсть наживы двигала всеми его поступками, и ему было абсолютно все равно, на чем «делать деньги». Принципов или каких-либо угрызений совести здесь не было и быть не могло. Он хорошо знал этот тип людей, а также знал и то, что в сущности своей они неисправимы. Просто с годами становятся опытней, более ловко маскируют свои делишки, но чтобы исправиться…