Владимир Лесин - Генерал Ермолов

• Название: Генерал Ермолов
• Автор: Владимир Лесин
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9533-5394-6

Генерал Алексей Петрович Ермолов — блистательный полководец, герой Отечественной войны 1812 года, успешный дипломат и суровый администратор. Его боготворили солдаты, им восхищались друзья и ненавидели враги, на него сделали ставку декабристы и… ошиблись. Он был человеком власти и порядка, но власть не доверяла ему. Почему? На этот и многие другие вопросы читатель найдет ответ в новой книге В.И. Лесина, представляющей собой самое полное на сегодняшний день жизнеописание этого выдающегося русского человека.

---

И уже с присущей ему иронией писал об этом же Закревскому:

«Мятежники наказаны и вознаграждены сохранившие нам верность. Одному из сих последних дал я в управление шестнадцать тысяч душ с обширной и прекрасной страной. Так награждает проконсул Кавказа!»{484}.

Награждённый шамхал тарковский прибыл в Карабудагкент, где впервые увидел главнокомандующего и поразился неприхотливости его быта и одежды.

— Право же, мой повелитель, — сказал шамхал тарковский, — признаюсь, сначала я даже не поверил, что вы генерал Ермолов, которого здесь все так боятся. Думал, что вы прислали вместо себя другого человека.

— Почему же ты так подумал? — смеясь, спросил генерал.

— Уж очень бедно живёте.

«Какие нелепости находят место в головах этих людей!» — подумал проконсул Кавказа.

Авторитет и влияние аварского хана в глазах горцев покатились вниз. Он написал главнокомандующему письмо, в котором попытался оправдаться.

«Нет прощения подлым изменникам», — ответил Ермолов и именем государя лишил его генеральского чина и получаемого содержания.

Сурхай-хан Казикумыкский, известный на Северном Кавказе плут, не раз обманывавший предшественников Ермолова, прислал к Алексею Петровичу поздравление с одержанными победами и предложил свои услуги в разрешении конфликта с дагестанцами. Отвечая ему, главнокомандующий писал:

«Скажу вам по приятельски, что я уже кое-что сделал для успокоения Дагестана. Всю фамилию подлейших дженгутайских беков выгнал из их владений и первого из них — гнусного изменника Султан-Ахмед-хана аварского, и даю слово, что вечно они в своих владениях не будут… Теперь остались известные своей глупостью акушинцы, дерзнувшие поднять оружие против российских войск. Я дал им время на раскаяние, и Боже избавь их, если они осмелятся что-либо предпринять: истреблю до основания скотский сей завод»{485}.

Алексей Петрович не преувеличивал значения побед, одержанных в Дагестане. Велика ли радость от поражения, нанесённого не войску даже — «скопищу» людей, которые до сих пор не слышали звука пушек.

Алексей Петрович, проходя с войсками через аул Эндери, переименованный в село Андреевское, убедился в том, какую важную роль играет оно в экономической жизни населения левого фланга Кавказской линии. Здесь горцы приобретали необходимые жизненные припасы, продавали в рабство русских крестьян и казаков, похищенных во время удачных набегов, а в зимнее время укрывли отары овец, спустившихся с гор.

Старший князь андреевцев Кара-Мурза Темиров, человек преклонных лет, поражённый пороком беспросветного пьянства, не имел никакого влияния на своих людей. Алексей Петрович освободил его от непосильного бремени власти и передал её Шефи-беку из того же лезгинского рода, майору Кавказского корпуса, человеку умному и, безусловно, преданному империи. Он поручил ему ликвидировать на подчинённой ему территории работорговлю и исключить из практики укрывательство дезертиров и банд грабителей перед набегом на русские пограничные селения.

Объявляя о назначении Шефи-бека Темирова правителем целого ряда андреевских аулов, главнокомандующий требовал от населения полного повиновения своему князю:

«Предупреждаю, что я требую от вас лучшего поведения и порядка, чем те, каковые были у вас до сих пор. Бойтесь быть непокорными, ибо старший владелец будет исполнять мои собственные приказания. За каждым действием вашим буду я иметь наблюдение… И Боже сохрани, если не найду в вас большего усердия и верности»{486}.

Во второй половине ноября Ермолов приехал в Дербент. Там он выяснил, что в Башлах Пестель проводил время «в любовных сношениях с Ниною, мингрельскою правительницею». Горцы жаловались ему на генерала, который ни в чём не находил удовлетворения и только кричал: «Прикажу повесить!» Солдаты обвиняли его в напрасной гибели своих товарищей.

Как и предполагал Мадатов, Ермолов во всём разобрался и, чтобы избавиться от Пестеля, за сражение при Башлах, в котором он не участвовал, представил его к награде.

Главнокомандующий более года держал Пестеля «без всякого употребления по службе, ибо к природным, весьма посредственным его способностям присоединился ещё какой-то столбняк». Ермолов отправил его в отпуск, из которого он уже не вернулся, за что Алексей Петрович благодарил своего «несравненного и единственного друга» Закревского, который нашёл ему место где-то в России{487}.

После непродолжительного отдыха Алексей Петрович вернулся в Тифлис.

Подводя итоги своей экспедиции, главнокомандующий снимал с себя ответственность за военные действия 1818 года, поскольку нельзя их избежать, «когда дерзкий неприятель приходит к нам с угрозами».

«Здесь между народами, загрубевшими в невежестве, чуждыми общих понятий, первое средство есть сила, — писал Ермолов начальнику Главного штаба князю Волконскому. — Знаю, что недостойно России во зло употреблять оную, но не могу не чувствовать, что она необходима, дабы отразить насилие.

Может ли быть что безрассуднее и дерзостнее, как поступок лезгин, требующих, чтобы войска наши оставили город, принадлежащий нам? Во всяком другом месте в подобном случае силою отражаются такие требования, но здесь сего недостаточно: здесь надо наказывать.

Теперь это довольно легко сделать, но в другой раз не вдруг могут представиться подобные обстоятельства. Не пренебрегайте, ваше сиятельство, Дагестаном. Не весьма отдалены времена Надир-шаха, а именно здесь потерпели поражение его армии… Нельзя нам не знать, насколько опасны могут быть в случае войны с Персией двадцать пять тысяч человек, действующих в нашем тылу и служащих для многих других народов примером»{488}.

Алексей Петрович обратился к начальнику Главного штаба Петру Михайловичу Волконскому с просьбой усилить его корпус хотя бы тремя полками пехоты и двумя ротами лёгкой артиллерии, которые потребуются ему для смирения акушинцев, не утративших гордости от победы над великим Надир-шахом. Но об этом я расскажу позднее.

Глава десятая. ЛИЦЕЙСКИЕ, ЕРМОЛОВЦЫ, ПОЭТЫ

«ТЕПЛАЯ СИБИРЬ»

«…Никакой край мира не может быть столь нов для философа, для историка, для романтика. Когда европейцы с таким постоянством рвутся к истоку Нила, как не желать нам, вратарям Кавказа, взглянуть в эту колыбель человечества, в эту чашу, из коей пролилась красота на все племена Европы и Азии, в этот ледник, в котором сохранилась разбойническая эпоха древнего мира во всей ее свежести. Между тем, до сих пор, кажется, не удавалось ни одному дельному офицеру попасть в плен и вырваться из него для того, чтобы познакомить нас с горцами…»{489}

Еще в XVIII веке в плен к горцам довольно часто попадали русские офицеры, но, по-видимому, не очень «дельные», коль не оставили о том воспоминаний{490}. А вот позднее, в начале следующего столетия, «в эту колыбель человечества» офицеры ехали один за другим: кто по доброй воле, а кто по воле начальства за всевозможные провинности. Последнее случалось значительно чаще. И сколько осталось впечатлений на страницах их всевозможных записок и писем к родным!

Государь Александр Павлович назвал Кавказ «теплой Сибирью», куда под пули горцев отправлял и просто неугодных, и неблагонадежных, часто избавляясь от них без лишних хлопот навсегда. В разные годы здесь побывали Александр Андреевич Авенариус, братья Андрей Иванович и Петр Иванович Борисовы, Петр Григорьевич Каховский, Гермоген Иванович Копылов, Петр Александрович Муханов, Петр Максимович Устимович, Павел Дмитриевич Черевин, Александр Иванович Якубович — все те, кто когда-то состоял в тайных организациях декабристов, начиная от Союза спасения и Союза благоденствия и кончая Северным и Южным обществами.

К этому же кругу «ермоловцев» следует отнести и тех, кто не состоял в тайных обществах декабристского толка, но так или иначе выражал недовольство существующими порядками, фрондировал или действительно находился в оппозиции. Здесь следует назвать Давида Осиповича и Василия Осиповича Бебутовых, Алексея Александровича Вельяминова, Николая Павловича Воейкова, Александра Сергеевича Грибоедова, Николая Николаевича Муравьева, Евсевия Осиповича Палавандова, Александра Николаевича и Николая Николаевича Раевских, Ивана Дмитриевича Талызина, Василия Федоровича Тимковского, Александра Гарсевановича Чавчавадзе, Николая Васильевича Шимановского. По-видимому, были и другие, наверное, менее заметные…

Из иностранцев в кавказское содружество русских единомышленников входил испанский революционер дон Хуан Ван Гален.

Всех их, несомненно, можно отнести к «передовым кругам России», которые еще недавно в нашей науке определяли историческую поступь страны и судьбу отдельных людей. Бывший лицеист Вильгельм Карлович Кюхельбекер, в 1821 году чиновник особых поручений при Ермолове, в одном из своих стихотворений объединил их в содружество «ермоловцев», поставил в один ряд с милыми его сердцу «лицейскими» и назвал всех «товарищами»: