Владимир Лесин - Генерал Ермолов

• Название: Генерал Ермолов
• Автор: Владимир Лесин
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9533-5394-6

Генерал Алексей Петрович Ермолов — блистательный полководец, герой Отечественной войны 1812 года, успешный дипломат и суровый администратор. Его боготворили солдаты, им восхищались друзья и ненавидели враги, на него сделали ставку декабристы и… ошиблись. Он был человеком власти и порядка, но власть не доверяла ему. Почему? На этот и многие другие вопросы читатель найдет ответ в новой книге В.И. Лесина, представляющей собой самое полное на сегодняшний день жизнеописание этого выдающегося русского человека.

---

Владимир Лесин ГЕНЕРАЛ ЕРМОЛОВ

Светлой памяти Сергея Михайловича Горлова с благодарностью посвящаю

Глава первая. ДЕТСТВО. ОТРОЧЕСТВО. ЮНОСТЬ

ПРОИСХОЖДЕНИЕ. В НАЧАЛЕ ЖИЗНИ

Иконография Алексея Петровича Ермолова, собранная и опубликованная племянником героя, весьма обширна. Но мы представляем его по известному портрету английского художника Джорджа Доу, написавшего мужественного генерала в мундире, в профиль, на фоне скалистых гор и тревожного кавказского неба для галереи Зимнего дворца, в которой…

…нет ни сельских нимф, ни девственных мадонн,
Ни плясок, ни охот, — а все плащи, да шпаги,
Да лица, полные воинственной отваги.

Смотришь на портрет генерала и понимаешь: этот мог нагнать и страх, и ужас на горцев Кавказа, хотя сами они были воинами от Бога, многое умели и многое позволяли себе, что также не укладывается в представление о гуманизме.

Вот стихи к портрету Ермолова, которые, кажется, столь же удачно передают характер полководца, как и кисть английского художника Доу:

На снежном подножье кавказских вершин,
Угрюм, одинокий стоит исполин;
Он буркой косматой картинно одет,
Вокруг него блещет румяный рассвет.
На шашке булатной покоится длань,
Могуч он и грозен, как смертная брань.
Свинцовая дума в морщинах чела
Всей тяжестью смело, глубоко легла.

А.П. Ермолов, воспетый поэтами, прославленный мемуаристами, писателями и историками, как и предсказывал его друг, соратник и родственник М.Ф. Орлов, мог бы «служить украшением нашей истории», будь мы все православными. Но ведь среди нас немало мусульман. Пусть все знают и выбирают, как относиться к нему. Умолчание — не самый лучший способ постижения прошлого. Слава Богу, власть поняла, наконец, что лучшее место для памятника русскому герою — его малая родина, а не основанный им город Грозный.

Круг общения Алексея Петровича был очень широк. В него входили военные и государственные деятели, ученые, литераторы, художники, многие декабристы. Некоторые состояли с ним в постоянной переписке. Эпистолярное и литературное наследие героя практически всё опубликовано и является бесценным материалом для историков и биографов, к числу немногих из них имею честь принадлежать и я…

* * *

На склоне лет герой этой книги убеждал редакцию одного кавказского сборника:

«Алексей Петрович Ермолов не может иметь обширной родословной и разумеет свое происхождение ничего особенного в себе не заключающим»{1}.

Пожалуй, это так; в его родословной действительно не было ничего оригинального. Среди деятелей русской истории известно немало татар, пожелавших служить московским государям в период упадка Золотой Орды. А он — из их потомков.

Начало этому дворянскому роду положил некий Арслан Мурза Ермола, приехавший в 1506 году в Москву из Золотой Орды и получивший при крещении имя Ивана. О его детях и внуках мы практически ничего не знаем, а вот правнук Трофим Иванович Ермолов через столетие закрепился в книге московских бояр{2}. По-видимому, отличился.

В 1619 году родной брат Трофима Ивановича, Осип Иванович Ермолов, «за Московское осадное сидение пожалован поместиями» первым государем из династии Романовых — Михайлом Федоровичем. Многие другие представители этого рода также успешно служили российскому престолу «стольниками и в иных чинах» и получали за то в награду земли и крепостных крестьян, ордена и ленты{3}.

* * *

В лето одна тысяча семьсот семьдесят седьмого года, числа двадцать четвертого месяца мая в семье отставного майора Петра Алексеевича Ермолова, выходца из мелкопоместных дворян Орловской губернии, проживавшего в Москве «где-то между Арбатом и Пречистенкой», родился сын, названный в честь деда Алексеем. Потом Бог дал ему ещё и дочь Анну.

Дедушка мальчика, Алексей Леонтьевич, ровесник Гангутской победы, карьеру начал с престижной военной службы и дослужился до коменданта Киева и Чернигова, а кончил её председателем палаты уголовного суда в Новгородском наместничестве с титулом действительного статского советника. Непродолжительное время он заседал в Уложенной комиссии депутатом от Коллегии экономии, выслушивал нудные наказы сословий своим представителям и участвовал в бесплодных дискуссиях по различным вопросам жизни страны{4}.

Петру Алексеевичу Ермолову в год рождения сына исполнилось тридцать лет. Он был женат на Марии Денисовне Давыдовой, родной тётке знаменитого поэта-партизана. Получается, будущие герои Отечественной войны были двоюродными братьями.

Начало дворянскому роду Давыдовых тоже положил татарин, на полстолетия раньше целовавший крест на верность московскому великому князю Ивану III. Позднее Денис Васильевич писал, рассуждая о своем происхождении:

Блаженной памяти мой предок Чингисхан
Грабитель, озорник, с аршинными усами,
На ухарском коне, как вихрь перед громами,
В блестящем панцире влетал во вражий стан
И мощно рассекал татарскою рукою
Всё, что противилось могущему герою…{5}

В первом браке Мария Денисовна Давыдова была замужем за ротмистром Михаилом Ивановичем Каховским, от которого имела сына Александра. Она, по утверждению Владимира Федоровича Ратча, и в старости «была бичом всех гордецов и взяточников, пролазов и дураков всякого рода, занимавших почетные места в провинциальном мире»{6}.

Алексей Петрович унаследовал от матери «живое остроумие и колкость языка, качества, которые доставили ему громкую известность и, вместе с тем, наделали ему много вреда», — писал близкий к семейству Ермоловых Михаил Николаевич Похвиснев{7}. В этом мы не раз ещё убедимся.

Известный эмигрант, мемуарист и памфлетист князь Петр Владимирович Долгоруков, почитай, ни о ком доброго слова не сказал. А вот о Петре Алексеевиче Ермолове, которого в детстве видел в доме своей бабушки, отзывался очень благосклонно. Он запомнился ему восьмидесятилетним стариком, высокого роста, с живыми глазами, умной речью, чтящим память Екатерины Великой и обожающим знаменитого сына. Впрочем, и сын нежно любил отца, часто писал ему, а тот приходил к её сиятельству княгине Анастасии Симоновне и читал ей наиболее интересные места из его писем{8}. Все это ещё будет. А пока…

А пока Петр Алексеевич ещё не стар, хотя не так уж и молод. Излечившись от болезни, заставившей его уйти в отставку, он служит предводителем дворянства Мценского уезда и председателем палаты гражданского суда Орловского наместничества, проживая то в имении Аукьянчиково, то в губернском городе Орле.

Азы грамоты Алёша Ермолов постигал под наблюдением некоего просвещенного человека из деревенской дворни отца. Какое-то время он жил в орловском доме покойного генерал-губернатора Воронежской, Курской и Харьковской губерний Евдокима Алексеевича Щербинина, деда Дениса Давыдова по матери, а значит, и его деда. Когда подоспело время всерьёз заняться обучением сына, Пётр Алексеевич определил мальчика в Московский университетский благородный пансион, передав на попечение профессора Ивана Андреевича Гейма. Произошло это в 1784 году.

К сожалению, о пребывании Ермолова в пансионе мне ничего не известно. Зато известно его отношение к системе образования в России, сформировавшееся под влиянием бесед с профессором Геймом и собственных наблюдений за постановкой процесса обучения дворянских недорослей в помещичьих имениях, в уездных и губернских городах и в столицах, прежде всего в Москве.

Из воспоминаний А.П. Ермолова:

«При Екатерине II русское дворянство стало самостоятельною и сильною опорою государства. Гениальная женщина, сумевшая из немки по рождению сделаться в душе русскою императрицею, сумела также внушить и своим подданным горячую любовь к своему Отечеству и полную готовность пожертвовать для него всем своим достоянием.

Эта священная любовь к родине отражалась на всех питомцах екатерининского века, отражалась и на подрастающем поколении. Русское юношество, хотя и было мало образовано, но, тем не менее, охотно несло все свои знания на пользу любимого Отечества. Что же касается до образования, то оно, находясь на низкой ступени, в последние годы царствования Екатерины приняло ещё более ложное направление из-за нашествия в Россию иностранцев, в особенности французов, сначала в виде парикмахеров, содержателей модных лавок и увеселительных заведений всякого рода, а потом аббатов и разорившихся дворян, бежавших от революции.