Мередит Милети - Послевкусие: Роман в пяти блюдах

• Название: Послевкусие: Роман в пяти блюдах
• Автор: Мередит Милети
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-02621-6

Мередит Милети живет с мужем и детьми в Питсбурге, штат Пенсильвания, где она на протяжении многих лет читала лекции по психологии в университете. Кулинария — давнее увлечение Милети, и хотя ей самой не суждено было стать знаменитым шеф-поваром или хозяйкой модного ресторана, она подарила такую возможность обаятельной и темпераментной героине своей первой книги. «Послевкусие» — покоривший читателей и критиков дебютный роман о том, как важно не терять вкуса к жизни, даже если в какой-то момент тебе здорово испортили аппетит.

---

Майкл шикает на нее.

— Ну, я точно не знаю, — отвечаю я, стерев с подбородка каплю супа. Он и правда превосходный. — Насколько я поняла, есть группа инвесторов, которые хотят вовлечь Джейка в некий синдикат, куда войдет «Граппа», его новая энотека и сеть ресторанов в Вегасе. Им нужны дополнительные инвесторы, поэтому они предложили мне присоединиться к ним и взять на себя управление «Граппой».

— Ого. Впечатляет, — замечает Майкл, намазывая остатки паштета на горбушку багета.

— А по-моему, дело тухлое, — говорит Рената. — Я всегда считала, что Джейк склонен к маниакальным идеям.

— Не знаю, — говорю я. — Этим занимаются многие известные шеф-повара.

— Мира права, — говорит Майкл. — Все эти повара делают большие деньги. Есть еще много ненасыщенных рынков, нужно только обладать чутьем, чтобы знать, в каком направлении двигаться, пока цены не взлетели. Кто не успел, тот опоздал, как говорится.

— Знаешь, что я тебе скажу? — говорит Рената, помахивая ножом для масла. — Джейк в этом смысле не блещет.

Несмотря на то что она говорила о Николь, заявление Ренаты меня удивляет.

— С каких это пор ты так сердита на Джейка? — спрашиваю я.

— Мира, — говорит Рената, пропустив мой вопрос мимо ушей, — знаешь, почему ты любила «Граппу»? Потому что любила и знала людей, которые приходили к тебе обедать. Приготовление пищи — акт интимный, во всяком случае таким он должен быть. Думаю, тебе можно не напоминать, что сетевые рестораны — не итальянское изобретение.

— Да брось ты, Рената, — говорит Майкл, вытирая рот горбушкой. — Мы же не «Оливковый сад»[41] обсуждаем.

— Кормить людей и набивать свой карман — это совершенно разные вещи. Первое — дело благородное, а второе поощряет обыкновенное обжорство, и больше ничего, — говорит Рената.

— Послушайте, — вставляю я, — никто не говорит о том, чтобы открывать ресторан для обжор. Во всяком случае, парни из Вегаса об этом не говорили. Хотя я точно не знаю.

Я рассказываю Майклу и Ренате о том, как в четверг явилась некая таинственная личность из «FedEx» и вручила мне билет первого класса до Нью-Йорка на самолет компании «USAir», квитанцию на оплаченный номер в отеле «Трамп Сохо» и официальное с виду письмо от синдиката ресторанов «Эй-И-Эль», в котором меня приглашали на встречу в субботу утром. Больше я ничего не знаю ни об этих людях, ни об их ресторанном синдикате.

— А с каких это пор, — спрашивает Майкл, — кормление людей и обогащение стали взаимоисключаемы? Что сейчас нужно Мире? Вернуть себе «Граппу». Все остальное приложится. Если ей при этом удастся разбогатеть, ну и ради бога. Будем считать это профессиональным риском.

— Аминь, — говорит Рената, поднимая бокал рислинга. — За возрождение деловых связей, — добавляет она, повернувшись ко мне. — Не хочу опережать события, но мне кажется, тебе понадобятся мои услуги, когда ты вновь станешь распоряжаться «Граппой».

В это время официант ставит перед ней блюдо с мидиями, и Рената сразу откладывает несколько штук на мою тарелку для хлеба.

— О… конечно, но… постойте… я не… в смысле, я еще ничего не решила. Встреча состоится только завтра. Я еще не готова…

— Сделай милость, — перебивает меня Майкл, — просто дай нам знать, как идут переговоры. Понимаешь, мы бы тоже вложили некую сумму в этот синдикат, если, конечно, ожидается солидная прибыль.

Рената приподнимает бровь.

— Я всегда хотел иметь собственный ресторан, — робко поясняет Майкл. — Ты же мне сама говорила, что это неплохая идея.

— Теоретически — да, но ты забыл, что итальянцы не ведут дел с людьми, которые им не нравятся. А Джейк мне не нравится, не говоря уже об этой… cagna.

— Тише, девочка, — с улыбкой говорит Майкл. — Обожаю ее за то, что она такая верная, — говорит он мне и треплет Ренату по щеке. — Но если мы немедленно не сменим тему, моя дорогая Рената устроит акт старой доброй l'agita. Ну как, — спрашивает он, подмигивая, — неплохо учат в моей дорогущей школе?

Рената что-то бурчит по-итальянски.

— Мира, — просит Майкл, — лучше расскажи нам о Питсбурге. Рената говорила, что ты занялась писательством? Не знал, что у тебя есть литературные способности.

Несмотря на то что Майкл просто старается быть вежливым, от этого вопроса я прихожу в ужас. Ведь Майкл редактор, да еще занимается кулинарной литературой. И поскольку в Питсбурге я взяла на себя роль чего-то среднего между Бобом Вудвардом и Фрэнком Бруни, я чувствую себя, скажем так, ребенком, которого поставили в угол.

— Ну какое там писательство. Я просто составляю рецепты разных блюд. Честно говоря, я их просто записываю, если вы меня понимаете.

— Да, но вести еженедельную колонку не так-то просто.

Майкл бросает на меня восхищенный взгляд, и у меня не хватает духа сказать, что я всего лишь придумываю и проверяю на себе рецепты и что, по словам Энид Максвелл, я не в состоянии составить текст, который можно было бы написать даже на бумажном пакете.

— А когда ты вернешься в Нью-Йорк, ты продолжишь заниматься литературой? — спрашивает Рената.

Я еще ни разу не думала о том, чтобы бросить свою колонку. Или о том, где я буду жить и в какие ясли водить Хлою. Я еще не думала о великом множестве самых разных вещей. Оказывается, все это время я думала только о «Граппе» и Джейке, и не обязательно в этой последовательности. Внезапно мне становится жарко. Я беру стакан с водой и осушаю одним глотком — официант мгновенно наполняет его снова.

— А знаешь, я считаю, что ты могла бы писать и после того, как войдешь в синдикат, — говорит мне Майкл, когда мы переходим к кофе и десерту. — А что, неплохая идея. Ты сама говорила, что редакторша предложила тебе хорошенько встряхнуть кулинаров сонного Питсбурга. Мира, большинство домашних кулинаров — и не только в Питсбурге — боятся того, что профессионалам кажется вполне естественным. Скажем, приготовление пищи они рассматривают как некую необходимость или просто тяжелую работу. Например, Рената, — говорит он и легонько похлопывает ее по плечу.

— Эй, это еще что? Я обожаю готовить! — говорит Рената и хлопает Майкла по руке, когда он тянется к ее лимонному суфле.

— Рената, любовь моя, ты прекрасно разбираешься в продуктах. У тебя отличный вкус, ты знаешь, где в Нью-Йорке можно купить самые свежие и лучшие продукты. Я бы сказал, что никто не знает этого лучше тебя, но скажи, когда в последний раз ты стояла у плиты?

— Divino[42], — говорит Рената, закрыв глаза и пробуя суфле. Затем кладет ложку суфле на мою тарелку, не обращая внимания на мои слабые протесты. — А с какой стати я должна стоять у плиты, если можно пойти в ресторан и получить все в готовом виде?

— И то правда, — говорит мне Майкл, улыбаясь. — Зачем писать романы, если на свете есть Хемингуэй, или сочинять симфонии, если есть Бетховен, или писать пейзажи, если есть Тернер? Но ведь вопрос не в том, чтобы сделать лучше, а в том, чтобы сделать.

— Майкл, я не это имела в виду. Зачем горбатиться на кухне, если я могу прийти сюда и заплатить деньги тому, у кого есть настоящий кулинарный талант, и насладиться плодами его труда?

— Скажи ей ты, Мира, — просит Майкл и тянется ложкой к тарелке Ренаты.

Я понимаю, что он имеет в виду. Если бы мне сказали, что до конца жизни я смогу ездить, куда захочу, и есть, что захочу, скажем, исключительно в ресторанах, отмеченных «Мишлен», но при этом мне нельзя будет готовить самой, я бы отказалась, решительно и бесповоротно. Разве можно объяснить, что ты чувствуешь, когда смотришь на горку мидий, источающих упоительный запах моря, и думаешь, как их приготовить, или держишь в руках теплый от солнца, розовый, пахнущий летом помидор и знаешь, что существуют десятки способов его приготовления, и ты знаешь их все, и каждый из них необыкновенно хорош. Но я отвожу взгляд и не отвечаю Майклу. Наверное, это из-за встречи с Джейком, или оттого, что я вернулась в Нью-Йорк, или просто от разговоров о еде с людьми, которых я люблю; не знаю, что это за чувство, но оно шевельнулось во мне, как только я переступила порог аэропорта Ла Гардиа. Внезапно я перестаю понимать, как могла жить все эти месяцы, мучаясь от жгучего желания вернуться на свою кухню.

Я качаю головой и встаю из-за стола. Майкл и Рената смотрят на меня.

— Мне нужно идти, — говорю я.

Я беру свою сумочку и чмокаю Майкла и Ренату в щеку.

— Куда ты? — спрашивает мне вслед Рената.

— Майкл прав. Мне нужно идти. Я вам завтра позвоню.

До того как родилась Хлоя, мы с Джейком по выходным работали волонтерами в приюте для бездомных в Ист-Виллидж, возле Сан-Марк-плейс. Обычно мы готовили самую простую еду — пару сотен сэндвичей с арахисовым маслом — или просто разливали по банкам и пакетам двадцать галлонов супа. Мы готовили еду из всего, что было под рукой, стараясь накормить как можно больше голодных. В таких случаях большого кулинарного искусства не требуется, но одного взгляда на довольные лица холодных, голодных, бездомных обитателей Нью-Йорка, которые собирались к вечеру, было достаточно, чтобы считать себя кем-то вроде Эрика Руперта и Алена Дюкасса, раскладывающих по тарелкам «омар термидор».