Владимир Набоков - Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

• Название: Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина
• Автор: Владимир Набоков
• Издательство: «Интелвак»
• Жанр: Критика
• Год: 1999
• ISBN: 5-93264-001-4

Комментарии В. В. Набокова освещают многообразие исторических, литературных и бытовых сторон романа. Книга является оригинальным произведением писателя в жанре научно-исторического комментария. Набоков обращается к «потаенным слоям» романа, прослеживает литературные влияния, связи «Евгения Онегина» с другими произведениями поэта, увлекательно повествует о тайнописи Пушкина.

Предназначена для широкого круга читателей и в первую очередь — для преподавателей и студентов гуманитарных вузов, а также для учителей и учащихся средней школы.

---

В письме от 23 апр. 1825 г. наш поэт сообщает брату из Михайловского в С.-Петербург: «Ты, голубчик, не находишь толку в моей луне — что ж делать, а напечатай уж так». Распоряжение явно подразумевает передачу строф XVII–XX Бестужеву и Рылееву, заплатившим по пяти рублей за строчку этого «Ночного разговора Татьяны со своей няней».

XXI

   И сердцемъ далеко носилась
   Татьяна, смотря на луну....
   Вдругъ мысль въ умѣ ея родилась....
 4 — «Поди, оставь меня одну.
   Дай, няня, мнѣ перо, бумагу,
   Да столъ подвинь: я скоро лягу;
   Прости.» И вотъ она одна.
 8 Все тихо. Свѣтитъ ей луна.
   Облокотясь, Татьяна пишетъ,
   И все Евгеній на умѣ,
   И въ необдуманномъ письмѣ
12 Любовь невинной дѣвы дышетъ.
   Письмо готово, сложено...
   Татьяна! для кого жъ оно?

1–2 И сердцем далеко носилась / Татьяна, смотря на луну. Деепричастие «смо́тря» с ударением на первом, а не на втором слоге должно было в 1820 г. резать слух своей провинциальностью.

3–8 Это — самая пространная на весь роман последовательность строк без скольжений, если не считать шести строк в главе Шестой, XXI, 4–9, передающих содержание бледной элегии Ленского. Невыразительная короткая речь Татьяны, сознательно скрывающей свои истинные чувства, следует непосредственно за блестящим пассажем из восемнадцати искрящихся строк со скольжением.

9–14 Тонкость в том, что образ Евгения, который неотступно стоит перед глазами Татьяны, не вполне совпадает с истинным Евгением. Она видит себя романтической героиней, пишущей воображаемому герою с лицом Евгения, но по мере того как сочиняется ее страстное письмо, оба образа — истинный и воображаемый — оказываются слитыми воедино. Письмо закончено; оно писалось автоматически, в состоянии транса, но вот снова вступила в свои права действительность, и героиня начинает осознавать, что это послание реальной Татьяны реальному Евгению.

XXII

   Я зналъ красавицъ недоступныхъ,
   Холодныхъ, чистыхъ какъ зима;
   Неумолимыхъ, неподкупныхъ,
 4 Непостижимыхъ для ума;
   Дивился я ихъ спѣси модной,
   Ихъ добродѣтели природной,
   И признаюсь, отъ нихъ бѣжалъ,
 8 И, мнится, съ ужасомъ читалъ
   Надъ ихъ бровями надпись ада:
   Оставь надежду навсегда.
   Внушать любовь для нихъ бѣда,
12 Пугать людей для нихъ отрада.
   Быть можетъ, на брегахъ Невы
   Подобныхъ дамъ видали вы.

10 Данте Алигьери, «Ад», III, 9. «Входящие, оставьте упованья» <пер. М. Лозинского>.

В пушкинском двусмысленном примеч. 20 «double entente» <«двойной смысл»> слова «скромный» ускользает от ученых толкователей, которые по этой причине оказываются в положении Джейн Остин, вкладывающей в уста мисс Крофорд из «Мэнсфилд-парка» (т. 1, гл. 6; возможно, героиня просто повторяет слышанное автором от Чарлза Остина), без ясного понимания всех оттенков этого выражения, непристойность, которая была в ходу у моряков; или же напомним о намного более отвратительной двусмысленности, занявшей целую строку в последней строфе отнюдь не столь невинного сочинения лорда Байрона «Беппо».

В «Максимах и мыслях» Шамфора (в его «Сочинениях», изданных стараниями друзей [Париж 1796] т. IV, 43) я нашел следующее место: «Я бы охотно поместил над входом в Рай стих, у Данте начертанный на дверях Ада».

XXIII

   Среди поклонниковъ послушныхъ
   Другихъ причудницъ я видалъ,
   Самолюбиво равнодушныхъ
 4 Для вздоховъ страстныхъ и похвалъ.
   И что жъ нашелъ я съ изумленьемъ?
   Онѣ суровымъ поведеньемъ
   Пугая робкую любовь,
 8 Ее привлечь умѣли вновь,
   По крайней мѣрѣ, сожалѣньемъ,
   По крайней мѣрѣ, звукъ рѣчей
   Казался иногда важней,
12 И съ легковѣрнымъ ослѣпленьемъ
   Опять любовникъ молодой
   Бѣжалъ за милой суетой.

В беловой рукописи имеется примечание:

Е'l viso di pietosi color farsi,
Non so se vero о falso, mi parea.

Petr[arca]

<Тогда, казалось, что не о прохладе
Вещают краски нежные, живые

Петр[арка] Пер. А. Эфрон>.

Это начало второго катрена сонета LXIX «Сонетов Франческо Петрарки на жизнь мадонны Лауры». Издание Генри Дж. Бона (Лондон, 1859) содержит три «перевода», доказывающих, что Петрарке везло с перелагателями не больше, чем Пушкину.

1 Среди поклонников послушных. Очень неважная строка. Поэт увидел упомянутых в следующей строке причудниц окруженными почтительным обожанием. Слово «похвал» (род. пад., мн. ч.), которым завершается 4 строка, часто встречается в «ЕО», так как к нему легко отыскать рифму, — соответствует фр. «éloges», которое, судя по тому, что стало модным клише у англичан, блиставших в ту пору в эпистолярном жанре, не имело точного английского соответствия.

10 звук речей. «Речи» — разные манеры говорить, равно как множественное число существительного «речь» (см. также коммент. к XIV, 2).

11 нежней. Так во всех первых изданиях. Стоящее в издании 1837 г. «важней» — опечатка.

XXIV

   За что жъ виновнѣе Татьяна?
   За то ль, что въ милой простотѣ
   Она не вѣдаетъ обмана
 4 И вѣритъ избранной мечтѣ?
   За то ль, что любитъ безъ искусства,
   Послушная влеченью чувства,
   Что такъ довѣрчива она,
 8 Что отъ Небесъ одарена
   Воображеніемъ мятежнымъ,
   Умомъ и волею живой,
   И своенравной головой,
12 И сердцемъ пламеннымъ и нѣжнымъ?
   Ужели не простите ей
   Вы легкомыслія страстей?

XXV

   Кокетка судитъ хладнокровно,
   Татьяна любитъ не шутя
   И предается безусловно
 4 Любви, какъ милое дитя.
   Не говоритъ она: отложимъ —
   Любви мы цѣну тѣмъ умножимъ,
   Вѣрнѣе въ сѣти заведемъ;
 8 Сперва тщеславіе кольнемъ
   Надеждой, тамъ недоумѣньемъ
   Измучимъ сердце, а потомъ
12 Ревнивымъ оживимъ огнёмъ;
   А то, скучая наслажденьемъ,
   Невольникъ хитрый изъ оковъ
   Всечасно вырваться готовъ.

Согласно Томашевскому (Акад. 1937, с. 310), черновик этой строфы (2370, л. 12) написан теми же чернилами, что и «Разговор книгопродавца с поэтом», набросок которого находится в тетради рядом и датируется 26 сент. 1824 г., — этим числом Томашевский помечает и строфу, таким образом, написанную примерно через три месяца после завершения строф I–XXIV и XXIV–XXIX.

Помимо возможного намерения свести поближе «нежную Татьяну» с «нежным Парни», тем самым стилистически усилив как бы провисающие строки XXIX, 13–14, Пушкин, как я предполагаю, мог поддаться проказливому искушению передразнить Булгарина, наткнувшись на его «Литературные тени» в «Литературных листках»[53] 1824 г. (не ранее 27 августа), ч. III, № XVI, где есть такая фраза (произносимая неким Талантиным, в котором легко узнается приятель Булгарина Грибоедов: «Подражание [подразумеваются русские поэты] Парни и Ламартину есть верный знак дурного вкуса».

1–6 Эварист Парни («нежный Парни», как Пушкин называет его в главе Третьей, XXIX, 13) во втором стихотворении («Рука») своих «Картин» пишет (строки 5–12):

On ne dit point: «La résistance
Enflamme et fixe les désirs;
Reculons l'instant des plaisirs
Que suit trop souvent l'inconstance».
Ainsi parle un amour trompeur
Et la coquette ainsi raisonne.
La tendre amante s'abandonne
A l'objet qui toucha son coeur.

<He говорят: «Сопротивленье
Желания воспламеняет,
Восторг мгновенный утомляет,
Итак — отложим наслажденье».
В душе кокетки записной
Так пламень лживый рассуждает,
Но нежная любовь пылает
И отдается всей душой>.

Описывая в XXV, 1–6 свою прямодушную и нежную Татьяну, Пушкин очень тесно следует за Парни: