Владимир Набоков - Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

• Название: Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина
• Автор: Владимир Набоков
• Издательство: «Интелвак»
• Жанр: Критика
• Год: 1999
• ISBN: 5-93264-001-4

Комментарии В. В. Набокова освещают многообразие исторических, литературных и бытовых сторон романа. Книга является оригинальным произведением писателя в жанре научно-исторического комментария. Набоков обращается к «потаенным слоям» романа, прослеживает литературные влияния, связи «Евгения Онегина» с другими произведениями поэта, увлекательно повествует о тайнописи Пушкина.

Предназначена для широкого круга читателей и в первую очередь — для преподавателей и студентов гуманитарных вузов, а также для учителей и учащихся средней школы.

---

11 ей-ей. Отзвук Матф. 5, 37. По-русски это междометие заменяет «ей-Богу». Однако следует заметить, что русские выражения вроде «Боже мой!», «Мой Бог!», «Господи!» и т. п., в светском обиходе восходящие к французскому «mon Dieu» и пр., лишены выразительного оттенка богохульности, отличающего их английские эквиваленты. Таким образом, «Боже» — не обращение к Богу, но что-то наподобие «Вот это да!» или «Надо же!» и т. д.

13 нежного Парни. Эварист Дезире де Форж шевалье де Парни (1753–1814). Слова «tendre» <«нежный»> и «tendresse» <«нежность»> встречаются в элегиях и идиллиях Парни чаще, чем в стихотворениях любого другого французского поэта той поры. См., например, «Клятвы» («Эротические стихотворения», кн. III, 1778), строки 16–20:

Viens donc, ô ma belle maîtresse,
Perdre tes soupçons dans mes bras;
Viens t'assurer de ma tendresse,
Et du pouvoir de tes appas.
Aimons, ma chère Eléonore…

<Приди же, моя чудесная возлюбленная,
Развеять свои подозрения в моих объятиях;
Приди увериться в моей нежности
И в неодолимости твоих чар.
Предадимся любви, бесценная Элеонора…>.

Нескрываемо ямбический ритм строк 18–20 должен был ласкать слух русских или англичан.

14 В заключительных строках «Ответа юному стихотворцу», напечатанного в 1809 г. («Mercure», т. XXXVI), Парни упоминает о том, что его слава начала меркнуть:

Pour cette France repétrie
L'élégance est afféterie,
La délicatesse est fadeur,
Et mes vers une rêverie
Sans espérance et sans lecteur.

<B этой переменившейся
Франции Изящество считается притворством,
Утонченность воспринимают как безвкусицу,
А мои стихи — теперь только греза,
Без надежды на отклик и без читателя>.

XXX

   Пѣвецъ Пировъ и грусти томной,
   Когда бъ еще ты былъ со мной,
   Я сталъ бы просьбою нескромной
 4 Тебя тревожить, милый мой:
   Чтобъ на волшебные напѣвы
   Переложилъ ты страстной дѣвы
   Иноплеменныя слова.
 8 Гдѣ ты? приди: свои права
   Передаю тебѣ съ поклономъ....
   Но посреди печальныхъ скалъ,
   Отвыкнувъ сердцемъ отъ похвалъ,
12 Одинъ, подъ Финскимъ небосклономъ,
   Онъ бродитъ, и душа его
   Не слышитъ горя моего.

1 Певец Пиров. Если бы существовала систематика поэтов, предусматривающая вид, промежуточный между великим и незначительным, олицетворением этого вида стал бы Евгений Баратынский (1800–44). Его элегии написаны так, что в них находят для себя точное соответствие усталость души и муки мысли, соединяясь в предвестиях музыкального всплеска; но вдруг словно бы где-то вдали бесшумно захлопывается дверь, и в тот самый момент, когда мы готовы поддаться обаянию стихотворения, оно утрачивает свою внутреннюю напряженность (хотя отдельные слова все так же выразительны). Баратынский хотел воплотить нечто глубокое и трудно передаваемое, но по-настоящему сделать это так и не сумел. Пушкин относился к нему с уважением неподдельным и нежным, — чувство, не имеющее аналогов, каковы бы ни были другие литературные симпатии великого поэта.

В начале 1816 г. Баратынский был исключен из Пажеского корпуса (военного учебного заведения для дворянских детей); он вместе со своим товарищем (Ханыковым) украл дорогую табакерку и пятьсот рублей банкнотами, лежавшие в конторке ханиковского дяди. Проведя три года вдали от столицы, Баратынский в 1819 г. вернулся в С.-Петербург (где свел знакомство с Пушкиным), а затем служил в Финляндии в 1820–24 гг., начав рядовым. Старания советских комментаторов сравнивать его участь с судьбой Пушкина как пострадавшего за политические взгляды выглядят смехотворно.

«Пиры» Баратынского (написаны в 1820 г.) — посредственная элегия, сочиненная под сильным влиянием французских поэтов изящного и пошлого восемнадцатого столетия. В первой публикации (1821) она состоит из 268 строк четырехстопного ямба со свободной рифмой. В суровой Финляндии, где стоял его полк, Баратынский ностальгически вспоминал дружеские застолья с собратьями-поэтами в веселом Петербурге 1819 г. В Посвящении (первоначально напечатанном как посвящение Плетневу при публикации глав Четвертой и Пятой в феврале 1828 г.) Пушкин подражал строкам 252–53 «Пиров» и одно время думал поставить эти две строки эпиграфом либо к Первой, либо к Четвертой, — в таком случае подражание выглядело бы лестным отзвуком. Другая (52) строка «Пиров» стала эпиграфом к московской (Седьмой, 1827–28, напечатана в 1830 г.) главе, а строки 129–39 тонко перефразированы в главе Четвертой, XLV (см. коммент. к главе Четвертой, XLV, 1, 7).

О Пушкине — том, каким он был в1819 г., — в поэме Баратынского (строки 210–13) сказано:

Очаровательный певец
Любви, свободы и забавы,
Ты, П……, ветреный мудрец,
Наперсник шалости и славы…

В исправленном издании «Пиров» (1826), выпущенных вместе с поэмой Баратынского «Эда», строки о Пушкине читаются так:

Ты, П….н наш, кому дано
Петь и героев, и вино,
И страсти молодости пылкой,
Дано с проказливым умом
Быть сердца чудным знатоком
И, что по-моему не малость,
Быть прелюбезным за столом.

В окончательном тексте 1835 г. «чудным» заменено на «верным», а две следующие строки сведены в одну:

И лучшим гостем за бутылкой.

Баратынскому не понравился «ЕО»; в письме 1832 г. он отозвался о романе как о блестящем, но юношеском подражании Байрону.

*

Посылая из Михайловского 20 февр. 1826 г. экземпляр «Пиров» и «Эды» Баратынского (книга вышла в свет 1 февр. 1826 г.) Прасковье Осиповой, находившейся в тверской губернии, Пушкин лояльно отозвался об «Эде, финляндской повести» как о «chef-d'oeuvre de grâce, d'élégance et de sentiment» <«образец грации, изящества и чувства»>. На удивление топорная и банальная поэма в 633 свободно рифмующихся ямбических четырехстопных строки была начата в 1824 г., напечатана в 1826 г., исправлена в 1835 г. Финляндская дева Эда, которую совратил русский гусар Владимир, по несчастливому совпадению оказывается (строки 63–69) довольно похожей на Ольгу, как ее рисует себе Владимир Ленский («ЕО», глава Вторая, XXIII, 5–8).

Румянец нежный на щеках,
Летучий стан, власы златые
В небрежных кольцах по плечам,
И очи бледно-голубые,
Подобно финским небесам.
Готовность к чувству в сердце чистом, —
                  Вот Эда вам!

(В окончательном тексте 1835 г. последнее восклицание отсутствует).

Поцелуй, которым обмениваются Эда и Владимир, описан как «влажный пламень» (строка 159), — как я заметил, заимствование из «Завтрака» Шарля Мильвуа:

Un long baiser, le baiser du départ
Vient m'embraser de son humide flamme.

<Долгий поцелуй, поцелуй прощанья
Опалил меня своим влажным пламенем>.

1 томной. Излюбленное слово, характеризующее Пушкина и его школу; «томная глава», «томные глаза», «томный взор» — в общем и целом эквивалент близких слов, которыми изобилует французская и английская чувствительная литература; однако, в силу фонетической близости слову «темный» и благодаря его итальянскому полнозвучию, русский эпитет своею мрачной выразительностью превосходит соответствующий английский и лишен несколько иронического оттенка последнего. Надо заметить, что состояние и ощущение неги схожи с более примитивным и, как правило, менее восхитительным состоянием, описываемым как «томность». Такое состояние, нередко воспринимаемое как насыщенность лирическим чувством, на самом деле вовсе не приятно — об этом свидетельствует еще одна фигура речи — «томление», т. е. болезненное чувство пустоты, докучливая пресыщенность (глава Третья, VII, 12). Глагольная форма — «томить» (или же «томиться», близкое к «тосковать»). Прилагательное «томный» в другом контексте может означать «вялый».

12–13 В Финляндии Баратынским написано первое стихотворение, обратившее на себя внимание публики. Это «Финляндия», впервые напечатанная в 1820 г. в журнале «Соревнователь просвещения и благотворения». Элегия в духе Оссиана, состоящая из семидесяти двух строк вольным ямбом, начинается так:

Громады вечных скал, гранитныя пустыни!
Вы дали страннику убежище и кров…

А заканчивается вот этими стихами: