Под ред. М. Ромашкевича - Эротический и эротизированный перенос

• Название: Эротический и эротизированный перенос
• Автор: под ред. М. Ромашкевича
• Жанр: Психология

Данная книга — результат совместной работы известных преподавателей и теоретиков психоанализа — посвящена критическому рассмотрению одной из главных работ З.Шрейда по клиническому психоанализу "Заметки о любви в переносе". В книге показано развитие идей в данной области за столетнюю историю психоанализа. В силу особой значимости книг этой серии они издаются Международной Психоаналитической Ассоциацией на четырех языках (английский, немецкий, французский, испанский). Эта монография представляет интерес в первую очередь для специалистов в области психоанализа и глубинной психотерапии.

Издательство благодарно Хомеру Куртису (экс-президенту Американской психоаналитической ассоциации) за содействие в издании этой книги.

Под общей редакцией М.В. Ромашкевича. Эротический и эротизированный перенос. . — М.: Институт общегуманитарных исследований, 2002 — 320 с. (Серия: «Теория и практика психоанализа»). ISBN 5-88230-018-5

© Перевод с английского В.В.Старовойтова, 2003 © Под общей редакцией М.В.Ромашкевича, 2003 © Институт общегуманитарных исследований,2003

---

Обсуждение аналитической техники. Когда возникает любовь в переносе, одно из решений может заключаться в том, что аналитик осознает, что не имеет права принимать предлагаемую ему нежность пациентки и что он должен "отстаивать перед влюбленной женщиной нравственные требования и необходимость отказа, и добиться от нее, чтобы она прекратила свои требования и продолжала аналитическую работу, преодолев животную часть своего Собственного Я" (163). То, что Фрейд называет здесь животной частью, соответствует похожим на влечение инцестуозным манифестациям, которые характеризуют первичное нарциссическое "эго", для которого инцестуозные стремления "естественны", тогда как этические требования адресуются логически последовательному (когерентному) эго. Фрейд далее говорит, что эти решения являются ложными и должны быть заменены "соображениями аналитической техники". Это проистекает из его идеи, что решения, основанные на запрещениях, тщетны, так как само запрещение, в конечном счете, является инцестуозной манифестацией (инцест всегда включает в себя убийство и кастрацию, позднее выражаемые запретами суперэго). Однако устанавливая сеттинг и провозглашая идею воздержания — фундаментальное правило психоанализа, равносильное отыгрыванию, — мы, тем не менее, таким образом вводим техническую процедуру, незаменимую для прогресса анализа в том отношении, что посредством ее установления в переносе на передний план выходит инцестуозная организация. В самом акте установления сеттинга как "запрета" прямой сексуальной активности, аналитик — защитник инцеста, но, как говорит Фрейд, он является таковым с надлежащими "соображениями аналитической техники" в качестве технического приема, который привносит в перенос сами основания, источник невротических развитии, делая, таким образом, психоаналитическое лечение возможным.

Воздержание. Фрейд говорит, что также тщетно "делать вид, будто отвечаешь на нежные чувства пациентки, избегая при этом всяких физических проявлений этой нежности, пока не удается установить спокойные отношения и поднять их на более высокую ступень". Он добавляет, что "психоаналитическое лечение зиждется на правде. В этом заключается значительная доля его воспитательного влияния и этической ценности". Данный абзац заканчивается следующими словами: "Я думаю поэтому, что не следует отказываться от нейтральности, до которой дошел благодаря своей сдержанности в контрпереносе" (164-165). Позднее он заключает: "И все-таки уступка для аналитика исключается... Она [пациентка] должна научиться у него преодолению принципа наслаждения" (170).

Рассуждая о тех границах, которые устанавливает Фрейд для участия аналитика в любви в переносе пациентки, мы обнаруживаем, что, по его мнению, они оправданны техническими принципами. Фрейд говорит, что не может быть и речи о том, чтобы выдвигать требования общественной морали, прося пациентку отказаться от своих желаний, так как они должны присутствовать в качестве движущих сил процесса анализа, но, как мы уже отмечали, Фрейд не анализирует усиление сеттинга, который, согласно его словам, является депривацией — то есть подразумевает запреты.

Таков технический совет, который привносит в текущую аналитическую ситуацию сексуальные потребности и депривации, лежащие в основе генезиса неврозов, так как, в принципе, невроз основан на фрустрированных чувствах любви, которые возобновляются и ищут удовлетворения в лечении. Эти чувства становятся теперь явными в любви в переносе и в принципе обуздываются посредством правила воздержания. Сеттинг воздержания повторяет, таким образом, первоначальную фрустрацию. Невротик — это человек, который не развил достаточные этические принципы, отсюда потребность в усилении сеттинга путем требования к пациентке "[преодолеть] свою животную часть". С другой стороны, как указывает Фрейд, аналитик также страдает, в большей или меньшей степени, от "фрустрированной любви", сходной с любовью пациентки — хотя их интенсивность предположительно различна, — которую держит в узде посредством установленного сеттинга. Усиление сеттинга компенсирует этические неудачи, неотъемлемо присутствующие в неврозе, обращая "потребность и тоску" в "силы, побуждающие [пациентку] к работе и изменению".

Градива. Как отмечает Фрейд, когда аналитик прямо, в реальности, отвечает на потребность пациентки в любви, он дает ей лишь суррогаты, так как сам перенос, являясь происходящим из образа[51], проистекает от неудачи найти объект, способный адекватно удовлетворить эту потребность, и аналитик, или скорее его образ, лишь позволяет осуществление желания; он является лишь образом в грезах, чье осуществление большей частью приводит к еще более горькому пробуждению. В очаровательном анализе Фрейдом Градивы (1907, 7) приводится пример любви в переносе. В ее развитии мы находим нереальную сторону (осуществление желания) в галлюцинациях Ханольда, "реальность" — Ханольд и Зоя вступают в любовную связь. Через процесс, в котором он комбинирует фантазию, галлюцинации и реальность, Ханольд переживает свою инфантильную любовь в настоящем. Это любовь в переносе, которая возникает как результат анализа. Как в случае Ханольда, фантазии переноса с их дополнительным оттенком "реального" становятся столь актуальными, что в конечном счете приобретают ценность "реальности". Ее инфантильная, нарциссическая природа показывает, что это — невротическая любовь, которая вскоре обнажит свои инцестуозные корни, фатально сходные с первоначальными, что и вызывает "трагедию" — прерывание анализа — и вытеснение, или погребение того, что теперь становится ясно видимым в уходе объекта, который "воскрес" и стал видимым.

Инцест. Инцестуозные, нарциссические корни любви в переносе обусловливают ее зловещую, табуированную природу, а также ее трагический, яростный исход, отмеченный "убийством", являющимся нераздельным компонентом инцеста. Как уже было сказано, аналитик — главное действующее лицо, со своими инцестуозными переносами, в которых пациентка занимает место его первичных объектов. Переносы пациентки сливаются, таким образом, с переносами аналитика, и отыгрывание этих переносов обусловлено, в особенности, переносом аналитика, который, поэтому, является наиболее сильным сопротивлением.

Цель аналитика. Фрейд подчеркивает, что если бы аналитик удовлетворил любовные требования пациентки, "пациентка достигла бы своей цели, а он своей — никогда" (165). Мы находим это утверждение спорным и считаем, что все обстоит как раз наоборот. Опыт показывает, что обычно аналитик добивается в таких случаях своей невротической цели, ибо, если он остается в границах сеттинга [анализа], такой исход предотвращается. "Цель" пациентки — найти облегчение от своего невротического страдания. Сексуальный перенос, который возникает в ходе анализа, мешает ее цели, которая, тем не менее, остается латентной. Аналитик, в своем невротическом отклике, принимает сексуальный отклик пациентки за ее цель. Пациенты обычно благодарны, когда чувствуют, что аналитик понимает, что их "цель" — та, которая побуждает их предпринимать громадные усилия находиться в анализе, чтобы быть проанализированными.

Реальный и текущий. Мы можем сказать, что соображения о необходимости воздержания основаны на мысли и наблюдении, что, когда любовь, которая возникает в аналитической ситуации, становится "реальностью", аналитик как таковой терпит крах. Нам следует помнить, что драма аналитика состоит в том, что техника, сеттинг анализа, вызывает инцестуозные сексуальные переносы и в то же самое время фрустрирует их. Эти переносы не являются ни простой игрой представлений, ни "реальностью", но являются тем, что мы называем "виртуальным", или "реальным". Под воображаемым мы имеем в виду игру представлений; под реальностью — драматическое отыгрывание с вещами мира; под реальным — то, что подразумевает выражение основ, аффектов, всего того, что порождает "текущие" манифестации: те, которые не были переобозначены.

Таким образом, анализ движется по лезвию бритвы и может легко соскользнуть в ту или другую крайность, то есть либо в "воображаемое", либо в отыгрывание, либо и туда и туда, так как когда анализ остается в "воображаемом", "реальное" бессознательно растет до тех пор, пока оно наконец не переливается через край в отыгрывание, то есть, в "реальность". В случае Доры Фрейд подчеркивает, что для него было легко анализировать сновидения (воображаемое), но он не смог проанализировать перенос на собственную персону (текущее реальное), который привел к отыгрыванию, то есть к прерыванию анализа.

Мы считаем, что аналитическое пространство "реально", ибо, хотя оно и не является реальностью в смысле отыгрывания, но включает в себя, совместно с вербальными и другими образами, аффективные манифестации, которым мы приписываем соматически-нейровегетативное, клеточно-гуморальное, непроизвольно-мышечное оформление. Через свое участие аналитик постигает эти чередования и делает заключения, какие из них присущи пациенту (ке). Когда эти текущие переживания выходят за границы аналитического сеттинга и массивно заполняют логически последовательное эго, они, наконец, обнаруживают свою инцестуозную сексуальную природу и принимают форму любви в переносе.