Михаил Пробатов - Я – Беглый

• Название: Я – Беглый
• Автор: Михаил Пробатов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Я — беглый. Родился беглым, среди беглых. И умру в побеге. И беда моя в том, что мне, никогда не узнать, где же свобода, что она представляет собою и что может дать мне, или что у меня отнимет.

Не то, чтоб я в этих отрывочных заметках надеялся подвести какие-то итоги длинной, путаной, бестолковой и вконец неудавшейся жизни, но клочья воспоминаний, словно рваные облака лютым ноябрём, всё чаще стали проноситься над моей головой. Бывшее перепутано с несбывшимся. Многое дорогое позабыто, но в памяти, которая постепенно выходит из строя, будто в компьютере, исчерпавшем свой ресурс, неожиданно оживает воображаемое.

---

— Вот и отлично. Не пойдут и станут судачить. Мне нужно нашего выходца с того света выманить сюда не, когда ему будут удобно, а когда мне нужно. Он побоится, что вы заведение ликвидируете и исчезнете. Искать — большая потеря времени. У меня же впечатление, что времени у него не так много, как он говорил Фире. Остаёмся здесь одни. Но заведение пусть работает на всю катушку. Пусть будет побольше болтовни. Всю работу мы, Фирочка, уж ты потерпи, будем делать вдвоём с тобой. Дальше. Даём объявление сразу в несколько газет и в русскоязычную какую-нибудь, например, в «Вести» тоже.

Продаётся преуспевающее предприятие «Русская баня». Оборудование в отличном состоянии. Полный штат сотрудников. Очень много клиентов. Никаких проблем с налогами. Никаких невыплаченных ссуд или долгосрочных кредитов. Срочно. Недорого. Звоните сейчас!

— Он обязательно забеспокоится.

В Союзе, когда я запутался в серьёзные дела, меня один человек учил, что есть правило: Когда уж противник заявил ход, нужно терпеливо ждать его хода и не мельтешить. Но я совсем с толку сбился и, конечно, сразу же лоханулся, как последний фраер. Как только вся эта сумятица началась — звонок. Трубку, как на грех, снимаю я. Кто-то с сильным кавказским акцентом спрашивает меня о Натаниеле, когда она сегодня будет свободна. Я отвечаю, что весь вечер и ночь у девки расписаны.

— А Лора?

— С восьми вечера у неё окно до часу ночи, но с часу у неё серьёзная работа, так что выкладываться она не станет, предупреждаю.

— Роман это ты?

— Нет, я новый бармен. Роман уволился.

— Спасибо. Увидимся.

Положил я трубку, слегка подумал и за голову схватился. Ведь это ж я сам себя подставил! Где вы видели такого идиота? Теперь он знает, что точку охранят какой-то мужик. Справки обо мне навести легко. Он будет готов. А тут ещё Фира говорит:

— Слушай, хочешь, не хочешь, а надо привезти напитки. На завтра уже ничего не остаётся.

Напитки они получали с небольшого склада в Азуре. Место тихое. И я, понимаешь, боюсь Фиру одну туда посылать. Ведь, когда он узнал, что в бане кто-то, ему неизвестный, взялся её охранять — ему тогда проще её захватить в городе, и заняться шантажом, чем в баню являться, где неизвестно с кем он будет иметь дело.

В этом заведении был один постоянный посетитель. Древний старик. Он всегда приходил в моцей шабат уже совсем поздно, выпивал стакан колы и смотрел на девок, усевшись в кресло. Посидит, посидит, посмотрит, как танцуют, и уходит. Он был родом из Могилёва, приехал в 45 году прямо из концлагеря. Как-то я с ним разговорился. Звали его Гирш.

— Знаешь, Лео, я ведь участвовал в обороне Дгании. Этот кибуц постарались укрепить, как могли, а командовал Даян. Он ещё был подполковником тогда. Было нас немного, по-настоящему оборону организовать было невозможно там. Окопались кое-как. И у нас были две французские мортиры.

— Да я слышал про это, — говорю. — Так это ты такой герой? И самого Моше Даяна знал?

— Как же. Друзья были. И мортиры эти я лично монтировал, потому что немного в механике разбирался. Я до войны работал на вагоноремонтном заводе. Они к нам поступили в разобранном виде, в ящиках. Их бы надо в музей было поставить, потому что французы из них последний раз палили во время франко-прусской воны.

Я эту историю знал хорошо, потому что её по радио и телевидению рассказывают каждый год в День Павших. Наступала колонна из шестидесяти сирийских танков, и Даян открыл из этих мортир огонь. Каким-то чудом удалось один танк подбить. Арабы подумали, что нарвались и идут прямо на мощную батарею. Они ведь плохо, вообще-то, воюют. И повернули.

— Слушай, — я говорю, — не обижайся, дядя Гриша, за такой вопрос. А чего ты сюда ходишь?

Он совсем не обиделся, а наоборот засмеялся.

— Да это целая история, — говорит. — Понимаешь, когда дело-то утихло, я получил увольнение на трое суток. Мечтал я добраться до Тель-Авива и обязательно попасть там в публичный дом. Молодой же ещё был. Наголодался за войну. Но оттуда в Тель-Авив тогда никак было и за месяц не попасть, потому что повсюду были арабские позиции. Я только пешком дошёл до одного поселения и там проспал два дня, как убитый, молока парного попил и вернулся в часть. Меня, конечно, ребята спрашивают: «Ну как, был в Тель-Авиве? А в публичный дом попал?». Я наврал там чёрт знает что им. Сказал, что мне удалось остановить нашу колонну грузовиков, которые под надёжным конвоем везли в Тель-Авив какой-то шибко секретный груз. А обратно добирался уж на попутных машинах. И в борделе был. Хорошие, говорю, там шлюхи, с ума от них сойдёшь. Вот я в память об этом и прихожу сюда.

— Дядя Гриша, а ты не мог бы здесь часа полтора посидеть завтра утром, пораньше, пока меня не будет. Я боюсь, понимаешь оставлять здесь хозяйку одну. У меня же с ней… ну, ты, наверное, знаешь. Какое у тебя оружие?

— Смит-Вессон, новый и ручной сборки, недавно купил. Хорошо пристрелян. Только это не годится. Если Фире, что-то грозит, нужно звонить в миштару. Никак вы не поймёте, русские, что здесь не Москва вам. Здесь закон.

— А ты не русский? Ну, ладно. Слушай, не поможет миштара. Ты же их знаешь. Только шуму будет много. Сюда придёт фашист. Его надо остановить, а не спугнуть. Ты про генерала Шварца слышал?

— Его человек придёт? — старик сунул руку за пазуху, где у него, видно, был пистолет.

— Выручишь, дядя Гриша?

— Я, вообще-то не Гриша, а Гирш. Он один будет?

— Похоже, так, но я не уверен. Человек, очень уже очень немолодой, но хорошо натасканный. Служил в СС.

— Приду завтра утром. Это мне удача. У меня с фашистами счёты свои. Постарайся всё же обернуться быстрей. Единственно, чего я опасаюсь, это чтоб с сердцем не стало плохо. Я ж инфарктник. Пока живой, однако, ничего с твоей Фирой не случится. Но всё же объясни мне: в таком случае ведь уже не в миштару звонить, а в ШАБАК нужно обязательно заявить.

И вот я рассказал старику всю эту дикую историю. А он говорит:

— Конечно, верится с трудом, но что такое СС? — войско привидений. Никогда их не забуду. Когда замешан генерал Эли Шварц, всё может быть. Я и сам не стал бы никуда заявлять. Ещё посадят в сумасшедший дом.

Я беру их маленький грузовичок, еду в Азур. Загружаюсь там. Поболтал с хозяином, тот немного по-русски мог, потому что у него жена была из Польши. Сажусь в кабину. А с заднего сидения кто-то говорит мне в спину:

— Веди себя спокойно, не оглядывайся и руки держи так, чтобы я их всё время видел.

В таких случаях я стараюсь не горячиться и, действительно, веду себя спокойно. Руки поднял и сижу, молчу. А голос-то у паренька точно неприятный. Не знаю, как именно говорят покойники, не слышал никогда, но если они разговаривают, то, пожалуй, именно такими голосами.

— Сейчас говори правду, только быстро, я не имею много время. Чего тебе надо этих женщин?

— Чего мне может быть от них надо? Я прогорел тут в Израиле. Дела надо поправить.

— Молодец. Ты парень простоватый, но неглупый. Всё, что ты хочешь, возможно. Зачем ты мне мешаешь?

— Потому что они нервничают.

— Успокой их. Пусть госпожа Моркович подпишет документ, который мне нужен. Мне от неё больше ничего не нужно.

— Слушай, друг, — я ему говорю, — сейчас хозяин со склада выйдет и меня увидит с поднятыми руками.

— Он не выйдет. Он больше никогда, никуда, ниоткуда, не выйдет.

— Ну, ты ж и крыса! Зачем ты постороннего человека грохнул? Это было дело не его.

— Нельзя оставлять незаинтересованных свидетелей. Такие свидетели — самые опасные.

Тут у меня терпение лопнуло. Ничего себе, нашёл кролика!

— Так. Слушай, жарко, я пить хочу. Давай доедем по этой улице прямо до угла, там большой бар. Разговаривать можно совершенно спокойно. Там патрули ходят через каждые пять минут.

— Поезжай, только не скоро.

Я припарковал у бара грузовик, и этот чёрт мне говорит своим мертвым голосом, чтоб я шёл, не поворачиваясь, и садился за свободный столик к нему спиной, а то мол он сразу стреляет. И только уж, когда я уселся, он подгребает и садится напротив. Я уже говорил, как он выглядел. Очень прилично. Я заказал себе большую рюмку водки и банку холодного пива. А он сказал, что ничего ему не надо. И улыбаясь мне, как доброму приятелю спросил:

— Какие у тебя сомнения?

И я делаю следующую глупость:

— Слушай, скажи мне толком, ты кто? Ты назвался именем человека, который давно убит. И вымогаешь у старухи подпись, которую она тебе давать не хочет.

Какое-то время он молчал. Потом как-то со скрипом заговорил.

— Кто я? Вопрос нелёгкий. Можно так сказать, что я солдат. Но солдатом я был не всегда. Сначала я был в Латвии крестьянином. У моего отца была мыза. Знаешь что это? Больше сотни голов скота. Большое хозяйство. Лиепая, даже Рига, во всех кафе люди спрашивали кофе-сливки «Спалвинш». Наша мыза называлась «Айви» по имя моей матушки. Так отец назвал, когда сватался к ней. Потом пришли русские, отец ушёл в лес и там погиб. Мать умерла. С тех пор я стал солдатом.