Александр Крашенинников - Слуга злодея

• Название: Слуга злодея
• Автор: Александр Крашенинников
• Жанр: Исторические приключения

Сатирико-приключенческое произведение о пугачевском бунте с невероятными для других стран эпизодами, но характерными для России прошлого.

---

Он снял шапку и слегка поклонился, правда, еще в сомнении, правильно ли делает, достаточно ли весу у аглицкого паспорта, дабы в мороз шапку перед ним ломать.

— Его высокопревосходительство великий князь Павел Петрович прослышал, будто от твоей пароходки птицы наземь падают, — сказал Вертухин. — Ворона свалилась в трубу сапожника Кожеедова, и от сего происшествия большой пожар приключился. Говорят, она выскочила из трубы и с горящим хвостом на соломенную крышу села. Верно ли?

Мирон молчал, убитый чистой правдой, и спрятал шапку под мышку. Жареную на соломе ворону он своими руками подал бродяжкам на ужин, но те добром не преисполнились и слухи разнесли злые.

— Только ради славы отечества! — сказал он наконец.

— Ты в дураки нас вводишь, — возразил Вертухин строго. — Куры от твоей пароходки доднесь не могут нестись. И еще неизвестно что снесут. Разве это славы отечества ради? Да они после сего происшествия никого, кроме врагов России, взращивать не будут!

Мирон Черепанов, как и его отец Ефим, силен был только в механизмах, а в курах мало что понимал. Но и оставить их без внимания не мог.

— Поршни несмазанные! — сказал он. — Кривошипы!

— Демидов в Италии, куры без яиц, коровы без молока… — Вертухин подступил ближе к Мирону. — Петухи начали кудахтать… Заводские людишки волнуются, как бы несчастья не вышло. А тут великий князь приехал. Заводские составили челобитную и завтра ему подадут. Я сведал с утра — у ворот опять толпа собирается.

Лицо у Мирона стало серым, как тагильский снег. До него дошли слухи, что императорский двор купил для железной дороги в Санкт-Петербурге стефенсонову пароходку, а их паровую телегу без внимания оставил. Теперь, после злосчастий в Нижнем Тагиле, великий князь, немец и сторонник всего европейского, может ее вовсе запретить. Иными словами, убить чугунную радость всей Мироновой жизни.

Вертухин с превеликим вниманием наблюдал, как убирается горем лицо Мирона.

— Великий князь еще не знает, что деньги на твою паровую телегу из Крыма от визиря Мехмет-Эмина поступили, — сказал он и развернул перед Мироном веленовый свиток, турецкими да русскими буквами украшенный. — Он еще сном и духом не ведает о сем договоре.

Мирон взглянул на свиток, отшатнулся от Вертухина, как от лешего, и провалился валенком в сугроб. Так и стоял: одной ногой на дороге, а одной в глубоко в сугробе, как в могиле, — недвижный и несчастный.

— Что же было делать, коли денег, Демидовым выданных, хватало только на чугунные рейки да сосновые поперечины под пароходку, — сказал он, будто нежданной болезнью пораженный.

— Значит, продал душу черту? — безжалостно спросил Вертухин. — То-то животные в таком лютом положении находятся. Скоро до людей очередь дойдет.

Мирон смотрел на него, будто приговоренный.

— Не губите, ваше превосходительство, — сказал он еле слышно.

— Чертежи пароходки, чай, уже Мехмет-Эмину отправлены? — спросил Вертухин.

— Нет покамест.

Вертухин, благородным жестом распуская полы шубы по ветру, прошелся туда и обратно. Важность его осанки дошла до такой степени, что Мирон едва стоял на ногах.

— Сделаем так, — сказал Вертухин, видя, что его молчание стало для Мирона уже нестерпимым. — Ты договор-то у нас купи. И с миром езди дальше на паровой телеге.

— Да как это? — растерялся Мирон. — Как купить?

— С помощью рублей, — сказал Вертухин. — Из рук в руки.

Мирон жевал губами, будто считая в уме.

Вертухин подал ему свиток, дабы он удостоверился в его подлинности да проникся выгодностью сделки.

Мирон долго изучал подписи на свитке, свою и отцову, и протянул свиток обратно Вертухину, темнея взором.

— Дорого, поди, возьмете, ваше превосходительство, — сказал он сухо. — Я, к примеру, договоров никогда не выкупал, цены не знаю.

Он посмотрел на договор, как на злейшего своего врага. Эк угораздило его подписать чертову бумагу!

— Сойдемся, — заверил его Вертухин, беря под локоть и вытаскивая из сугроба на торную дорогу. — Сброшу полцены, ежели расскажешь, кто тебя с бусурманами свел да зачем бусурманам паровая телега. Да не водил ли ты, любезный, общество с неким господином Минеевым?

Мирон вздрогнул и остановился, будто его торкнули по голове невидимой рукою.

— Ну-ну! — сказал Вертухин покровительственно. — Не так страшны уродства, в кои ты вляпался. Все можно исправить.

Глава двадцать девятая Ученье — немцу тьма

Знатнейший во всем мире коллекционер Александр Гумбольдт обладал нечеловеческой выносливостью и терпением. В джунглях Амазонки он питался акридами и мухами (нечестивые языки мололи, что и клопами из постели его спутника Бонплана), Кордильеры покорил босиком, Ориноко от истока до устья, напротив, — с обезьяною на плечах. Он притаскивал из своих странствий по восемь тонн сена, а камней — по десять. Под кожей у него сидели клещи, бороздившие тело, как чернозем, тукан исклевал ему левое ухо. Но все это лишь поправляло настроение его духа, поелику шло об руку с наукой.

Однако то, что случилось в России, ослабило волю к жизни Александра Гумбольдта. В Екатеринбурге у него украли шнурок от штанов. Сие происшествие никак не могло служить ботанике или географии, в коих он был столь силен. Он не мог и придумать, какой науке оно могло бы послужить. Всю дорогу от Екатеринбурга до Нижнего Тагила, куда его влекли богатые местные руды, он думал о том, что подвигает людей воровать копеечные шнурки, причем именно от штанов. Александр Гумбольдт был так поражен неведомой силой этого поступка, что никому не сказал о пропаже, всю дорогу был мрачен и придерживал штаны руками.

Российский императорский двор дал ему в дорогу отряд вооруженной охраны, теплый и вместительный возок, 25 тысяч рублей денег и вексель на 1200 червонцев. Да в проводники к нему приставили чиновника горного департамента Мельникова, знавшего по-немецки и по-французски и, хотя не стоившего 1200 червонцев, зато сметливого в отношении денег. Мельников исхитрился не только провезти Александра Гумбольдта по Уралу даром, но в Екатеринбурге собрал еще с жителей по копейке за погляд на знаменитого ученого.

Александру Гумбольдту не были указаны пределы его желаний. Посему, подлетев к Нижнему Тагилу, он отпустил конвой пьянствовать, а сам вместе с Мельниковым тотчас на медный рудник поехал.

Мельников уже изнемог путешествовать с Александром Гумбольдтом. Возок был набит всякой дрянью: сухими дудками тысячелистника, сосновой корой, мышиным пометом, перьями ворон и дятлов. Последние версты перед Нижним Тагилом Мельников сидел на еловых шишках, намертво прилепившихся к его шинели, а в спину ему упирался трухлявый березовый пенек. Измучившись сими тяготами, он задремал и не уследил, когда Александр Гумбольдт выскочил на дорогу и стал разламывать руками свежий конский катыш.

Мельников проворно выбежал из возка. Еловые шишки висели у него на заднице, как огромные пиявки.

И только он приноровился отобрать у Александра Гумбольдта дурно пахнущий конский пряник, как исследователь вытащил из него овсяное зерно да через увеличительное стекло рассмотрел. Мельников снова бросился к нему, но Александр Гумбольдт уже склонился над обочиной, раскапывая прошлогоднюю траву. Это был не Александр Гумбольдт, а блоха, кою русские мастера еще не подковали.

Мельников отошел в сторону, оставив Александру Гумбольдту его занятия. Мельников был на вид хитроват, телом крепок и в движениях ловок. По причине своей сметливости и ловкости он тотчас все вокруг осмотрел и, пораженный, встал, яко суслик на холмике. Прямо перед ним, через сугроб, молотила какую-то песню паровая машина на чугунных колесах: пук-пук-пук. Машинист держал руку на рычажке, дабы свистнуть кому в случае неприятности.

Мельников кинулся к Александру Гумбольдту:

— Euer Wholgeboren! — он похлопал ученого по спине. — Das ist hier ein Dampfwagen!

Александр Гумбольдт не откликался, положив на ладонь одной руки зерно из конского катыша да хвостик травы, выкопанной им из-под снега, и разглядывая их, а другой рукой придерживая штаны.

— Das ist hier ein Dampfwagen! — Мельников постучал его костяшками пальцев по затылку. — У-ух-ух! — он подбросил полусогнутые руки вверх, изображая клубы пара.

Александр Гумбольдт даже не поднял головы на пароходку, коя в сей момент заклекотала всеми своими железными членами и двинулась.

Мастеровые, мещане, бабы, мальчишки стояли вдоль дороги строем, будто на казни.

Иван же Безумнов и Аммос Безухов, большие поклонники сего парового чуда, прилепились друг к другу, как сиамские близнецы, и дрожали от горячего восторга пред оным рукотворным величием. Спицы пароходки рубили солнце, пар вздымался, будто дым от пожара, железные суставы меж прицепных тележек яростно скрипели, недовольные друг другом и медленностью хода. И когда машинист засвистел со всею силою, Аммос Безухов отлепился от своего сотоварища, сел на снег и заплакал.