Александр Крашенинников - Слуга злодея

• Название: Слуга злодея
• Автор: Александр Крашенинников
• Жанр: Исторические приключения

Сатирико-приключенческое произведение о пугачевском бунте с невероятными для других стран эпизодами, но характерными для России прошлого.

---

Но как ему устоять против обвинений Кузьмы, он, хотя и собрал губы гузкой, придумать не мог.

После минуты грозного молчания что-то, однако, свистнуло у него в голове, и он сказал:

— Мухомор ты! И рожа у тебя красная и с лишаями!

И грудь героя Гробовского сражения в сторону Кузьмы выпятил.

Доводы сей защиты были неодолимы, поелику силы следствия и рассуждения тут слабели. Рожа у Кузьмы от серьезности дела и так-то была бледной, а стала и вовсе белой.

Но тут пришел ему на выручку господин Лазаревич, ничему от общения с Вертухиным и Кузьмой не наученный. Он продолжал ползти тою же дорогой с удивительным геройством муравья, коему злобная гусеница откусывала на оной дороге ногу за ногой:

— Да почему бы злодею сразу не проколоть господина Минеева шпагой? Циркуль тут дело вовсе излишнее.

Вертухин вытер губы рукавом Кузьмы и выпрямился.

— Циркуль, сударь, на кровь не горазд и производит ее мало, посему сообщница твоя Варвара Веселая его поначалу и выбрала, — сказал он, и от его ледяного голоса у всех начали замирать жизненные силы. — Ей, однако же, показалось, что циркулем поручик не убит до смерти. Тогда она взяла шпагу…

— Да это навет и самый подлый! — вскричал Лазаревич. — Никто не может свидетельствовать сии утверждения.

Нечеловеческая тишина обняла избу, и даже таракан, гуляющий на кухне в луковой шелухе, замер и стал прислушиваться.

— Я могу свидетельствовать! — посреди этой тишины сказала Варвара Веселая. — Сначала был циркуль, потом шпага. Только убила не я.

Калентьев от неожиданности наступил на кошку, с визгом от него отпрыгнувшую, Касьян с маху сел на лавку, коя заорала под ним своими членами сильнее кошки. Шум слышался и за окнами — Рафаил опять бранился с собаками.

— Кто же? — перекрывая все это беспокойство, спросил Вертухин, изумленный, кажется, больше других.

— Господин Лазаревич и мещанка Билимбаевского завода Фетинья Гребенникова, приживалка в его доме, вступили в заговор, дабы избавлению народа российского от тиранства и злонравия содействовать, — начала Варвара Веселая, будто на допросе. — Сие тиранство в том заключалось, что господин Лазаревич, утаивший от казны пятьдесят тысяч рублей, вернуть их должен был, а вернуть не мог, поелику передал деньги мастеровым Черепановым на постройку самоходной повозки и пробу оной да на другие дела потратил.

— Черепановы построили свою самоходку на деньги турецкого посыльного?! — не удержался Вертухин. — Но на пятьдесят тысяч рублей можно сделать пятьдесят самоходок!

— Он передал им только десять рублей. Остальные переставил на спор, к какому сроку поедет повозка.

— Он, я вижу, очень торопился, — заметил Вертухин. — А Черепановы, я так рассуждаю, знают, куда он так спешил?

Лазаревич слушал, опустив голову и не говоря ни слова. Удара с этой стороны он никак не ожидал.

— В сей момент приезжает в Билимбаевский завод господин Минеев с бумагами из канцелярии императрицы Екатерины Второй, — продолжала Варвара Веселая. — И господин Лазаревич с приживалкой совершают его смертоубийство, дабы растрата денег ненароком не всплыла.

— Но почему сначала циркуль, а потом шпага? — прервал ее Вертухин.

— Сие мне неведомо, — сказала Варвара Веселая. — Но сначала циркуль, потом шпага.

Вертухин сидел так, будто его накормили опилками — и выплюнуть уже нельзя, и в животе такое стеснение, что пошевелиться невозможно.

— А не замешана ли в этом деле также оглобля? — в раздумье спросил он.

Никто ему, однако, ничего не ответил.

— Да ведь ты, выходит, сообщница, — сказал Кузьма, с крайней осторожностью садясь на лавку и пряча циркуль.

— Никак нет, — по-военному ответила Варвара Веселая. — Меня сим часом и в доме не было. Любой может сказать. Да ведь и ты видел циркуль. Значит ли сие, что ты тоже сообщник?

Кузьма поглядел на нее, будто нашкодивший отрок, и ничего не сказал.

Вертухина же, кроме оглобли, более всего занимал господин Лазаревич, ни словом, ни взглядом не ответивший на обвинения Варвары Веселой. Он сидел так, будто это его вовсе не касалось. Вертухин немедленно допросил бы его со всем пристрастием, дабы узнать тайну его сделки с Черепановыми, да не виделось к тому никакой возможности.

Глава двадцать шестая Думы рассветные

Наутро в избу Варвары Веселой, гремя саблею, грозно вошел полковник Белобородов в сопровождении верного Рафаила и крестьянина Сидора Алексеева, соседа Якова Срамослова. Билимбаевцы лежали вповалку на полу, накрывшись тулупами. Один только Вертухин как лицо, освященное императорскими дозволениями, занимал широкую деревянную кровать у стены.

На это отечестволюбивое лицо Белобородов и возложил свою большую руку в красной рукавице, перекрывая ему дыхание. Вертухин завозился и начал кряхтеть в тяжких трудах по добыванию воздуха. Глаза его открылись, и он понял все свои ошибки вчерашнего вечера.

— М-м-у… ну-ж-ж… г-г-о-о… п-у-п-у-о… — сказал он на неизвестном языке.

Белобородов отнял руку от его рта.

— Вот пусть господь меня покарает! — глядя на Белобородова честными глазами, добавил Вертухин по-русски. — Он видит: я хотел дойти до нужника да не успел.

— Он еще и огород твой изгадил? — Белобородов повернулся к Сидору Алексееву.

Сидор Алексеев только махнул рукой.

— Разве об этом речь? Я вить борова для тебя берег. Тебе хотел нынче утром отдать. Ан не дождался тебя боров.

Он умолчал, что живых своих свиней ночью увез к шурину в деревню Некрасову, а Белобородову заготовил двух куриц, падших от болезни. Мороженого же борова подвесил у заброшенной конюшни, коя уже давно стояла никем не призреваемая, следственно, и боров был как бы ничей.

— Там ножки еще остались, — озаботился Вертухин, поглядывая в сторону кухни. — Да картошка в сале.

Он откинул одеяло и сел на кровати в исподнем, белый и виноватый, яко падший ангел.

— Трескай сам свою картошку, — сказал Рафаил. — Небось лопнешь.

— За свинью ты должен дать Сидору Алексееву сто рублей, — распорядился Белобородов. — Да мне сто, поелику я хотел произвести тебя в сотники, а ныне опять без сотника остался. Следственно, означаю тебе цену за твои воровские дела двести рублей. Не то прикажу запороть на конюшне!

Последнее уверение послужило к убеждению Вертухина столь крепко, что он задумался. Денег у него не было вовсе, поелику все его содержание в Билимбае осталось.

— Ваше высокоблагородие, — сказал он наконец. — Дозвольте сходить просраться. А то в голове добрых мыслей мало.

— Иди, — разрешил полковник. — Но прежде распорядись подать картошки с салом.

Когда Вертухин вышел наружу, заря сверкала в северо-восточной части неба, как перед концом света. В ее безумных переливах и переходах от огненного свечения к изумрудно-палевому сиянию виделось что-то грозное и предупреждающее. Душа Вертухина разрывалась от этого горения, да и задницу морозом поджаривало. Посему Вертухин в нужнике не засиделся. Но подтягивая штаны, он ощутил в голове молнию и мигом позднее уже знал решение. Такова была сила тихого морозного утра и сверкания русских снегов.

Искристые розовые покрывала наброшены были на Гробовскую крепость. Лишь редкие тропинки от избы к избе темнели глубокими синими следами. Собака, переваливаясь из следа в след, тащила в зубах свиное копыто. Ее морда была похожа на пятак, и кот безбоязненно шел ей навстречу занять пост у мышиного хода в конюшню. Мещанка Раздергаева за отсутствием мужа, ушедшего на охоту, бранилась с вороной, коя залетела в крытый двор и не могла оттуда выбраться. Ворона в отличие от мужа Раздергаевой не отмалчивалась на ругань и каркала грубо, как пьяная. Раздергаева выходила из себя, не в силах оставить за собой последнее слово. Скорняк Лопатин, опираясь на толстую желтую струю, стоял в огороде, очарованный красотою рассветного часа. Бабушки вереницей тянулись в церковь, скорбно, как на поминки.

Меж избами и небом висели толстые веревки дымов, будто канаты к кладбищу погибших кораблей.

В избу Вертухин вернулся с подробным и убедительным планом. В нужнике ему открылась великая возможность не только достать денег, но и способствовать делу, с коим он был послан на Урал.

— Соблаговолите выслушать, ваше высокоблагородие, — обратился он к полковнику, сей момент как раз погрузившему пальцы в горшок с картошкой.

Белобородов кивнул, свободной рукой выдавливая сопли на пол.

— Михельсон разбит наголову, — сказал Вертухин, — и месяц будет собирать новую команду…

Белобородов, уже набивший рот картошкой, усмехнулся одними пальцами, повертев ими перед губами.

— Той порою, ваша честь, — продолжал Вертухин, — вы отходите на отдых в деревню Некрасову…

— Деревня Некрасова негодна для постоя! — взволнованно сказал Сидор Алексеев. — Там творятся бездельства и грабежи. То рощу у нас порубят, то свиней украдут…