Карл Гершельман - «Я почему-то должен рассказать о том...»: Избранное

• Название: «Я почему-то должен рассказать о том...»: Избранное
• Автор: Карл Гершельман
• Издательство: INGRI
• Жанр: Философия
• Год: 2006
• ISBN: ISBN-10: 9985-9636-1-X ISBN-13: 978-9985-9636-1-6

Высоко ценимый современниками Карл Карлович Гершельман (1899–1951), русский эмигрант, проживавший в Эстонии и Германии, почти неизвестен читателю дней. Между тем это был разносторонне талантливый человек — литератор и художник, с успехом выступавший как поэт, прозаик, драматург, критик, автор философских эссе, график и акварелист. В книге, которую Вы держите в руках, впервые собраны под одним переплетом стихи, миниатюры, рассказы, пьесы, эссе, литературно-критические и историко-литературные статьи К. К. Гершельмана, как ранее публиковавшиеся на страницах давно ставших раритетами газет и журналов, так и до сих неопубликованные (печатаются по автографам, хранящимся в архиве писателя).

---

А эти туманы, призрачность, занавески. Ты думаешь, я не догадываюсь, к чему эти штучки? Ты хочешь соблазнить меня тайной. Это Твой излюбленный способ. Как опытная кокетка ты знаешь: чуть просвечивающая нагота пикантнее полной. Голые женщины бывают и в бане! То ли дело мелькнуть, подразнить. Бедром или грудью — сквозь кружевцо. Если колени просто открыты, никто не заметит. А вот показать их за приподнятым платьем! Завесился вуалью, чтобы казаться еще прекрасней. Оставь свои хитрости. Я не влюбчив. Я разгадал Тебя. Я видел Тебя близко — лицо в лицо, глаза в глаза. Я знаю Тебя. Меня не увлечь Тебе своей юбкой.

***

Ты молчишь? Я бранюсь, как торговка, а Ты молчишь? Не хочешь снизойти? Пусть себе, думаешь, собака лает. Эта улыбка на все — не улыбка даже, безмятежность, глаза, как колодец… В жилах у Тебя вода, а не кровь. Хоть бы раз вышел из себя. Лучше и Ты проклинай, только не молчи. А еще уверял, что любишь меня. Разве с такой физиономией любят? Если б любил — гремел бы и гневался. Ненавидь меня, но не будь равнодушным. Сидит как истукан. У-у, рыба!

***

А может быть… я все же люблю Тебя. Я сам не знаю, не понимаю… Может быть, оттого и хочу быть вполне подобным Тебе, что больше других восхитился Тобою, очаровался Тобою, больше других полюбил Тебя. И хочу подражать Тебе в главном — не внешнем, наружном, а главном: в Твоей единственности, исключительности — в Божественности Твоей!

***

Но все равно. Возврата нет. Бодрее. К действию.

IV

Итак, свершилось. Ева взяла яблоко.

Я только протянул ей плод — желто-прозрачный, сочный словно изнутри распираемый сладкими соками.

Ева взяла, съела сама и дала Адаму.

***

Я не обманываю себя. Они пошли за мной, как скоты. Увидела Ева яблоко — смотрит: румяное, ничего себе, — не размышляя, и слопала. Не я соблазнил — авторитет был недостаточен. Чего было и ожидать от подобной твари. Сразу видно, чье произведение. Толстая бабища, знающая только два слова — жрать и спать!

Съела яблоко познания — добра и зла. Ну, какое Еве дело до добра и зла? А до познания — еще того меньше. Ева и познание! Смешно даже подумать.

Я переоценивал мир. Тем не менее, дело сделано. Дрожжи введены, результаты скажутся. Может быть, никогда не удастся мне достигнуть, чтобы принцип работал в чистом виде, чтобы вполне сознательно и добровольно шли эти люди за мной. Может быть, навсегда останется в их движении примесь аппетита. И мне вечно придется соблазнять их сладостью яблока. Пусть хотя бы и так. Я буду вести, они придадут массивность и силу моему стремлению. Я поведу их, хотя бы они этого не хотели. Это сперва. Это начало. Appetit vient en mangeant*. Уж войдут понемногу во вкус. Я буду с ними. Я, кажется, вне подозрений. Дух чистого творчества, можно сказать. Я сильно рассчитываю на мое благотворное влияние.

[* Аппетит приходит с едой (фр.)]

***

— Победа! Победа! Ева надела фиговый листок.

Вы смотрите, господа, удивленно. Что ж из этого? Разве это уж так важно? Ну, прикрыла Ева свои невинные прелести, что тут особенного.

О нет, этот факт надо оценить по достоинству. Это мой первый триумф. И заметьте — свыше тоже сразу сообразил и, чем это пахнет. Изгнали из рая за этот пустяк и Адама и Еву в двадцать четыре часа. Решительно и бесповоротно. Видно, что взволновались не на шутку.

Фиговый листок. Ведь это первый самостоятельный шаг. Первый протест, первое отрицание Его совершенства. «Ты создал меня нагой, а мне вот не нравится. Ты создал без листка, а я вот листок надену. Исправлю Твой промах, укрою то, что Ты создал, — и стану лучше!»

Фиговый листок, конечно, пустяк. Но важен почин. Фиговый листок, а дальше штаны, а дальше и до автомобиля недалеко. Удивляйся тогда, если публика запоет:

Мы наш, мы новый мир построим,
Своею собственной рукой![151]

Так. Вселенная повернулась. Рай кончился, начинается мировая история. Понимаешь ли Ты теперь, что происходит? Что такое история? Не знаешь? Так слушай: это восстание против Тебя. Бунт, говоришь? Нет, Ваше Величество, — революция!

V

Жаль, что вы еще не родились, господин Достоевский. Настанет время, вы с видом бесстрашного новатора возгласите: «Я нисколько не удивлюсь, если вдруг ни с того, ни с сего, среди всеобщего будущего благоразумия возникнет какой-нибудь джентльмен, с неблагородной или, лучше сказать, с ретроградной физиономией, упрет руки в боки и скажет нам всем: а что, господа, не столкнуть ли нам все это благоразумие с одного раза ногой, прахом, единственно с той целью, чтобы все эти логарифмы отправились к черту и чтобы нам опять по своей глупой воле пожить…»[152]

Если бы вы родились на пару вечностей раньше, господин Достоевский, то увидели бы, что со своими пророчествами вы запоздали. Джентльмен своевременно возник, благоразумие спихнул и продолжает и впредь заниматься тем же. Подталкивает всё, что слишком хорошо ложится, — и это без отдыха, не покладая рук, в поте лица своего, можно сказать. Единственное, в чем вы ошиблись, — физиономия у этого джентльмена для его времени была отнюдь не ретроградной, уверяю вас, — вполне либеральной.

***

Я объявлен вне закона. В противовес Ему — «доброму», — я объявлен «злым». Тем лучше. Я приобретаю лицо и фамилию. Во всяком случае, это признание моей независимости de jure*.

Больше же всего меня радует, что и Он благодаря этому предстал в некотором новом освещении. До этого Он был просто так, теперь Он стал «добрым». Благодаря моей авантюре Он приобрел почетный титул. Можно сказать, что, выделив зло, я выделил этим одновременно и добро, создал добро. То есть создал Его. Видите, господа, как я для Него стараюсь. А Он неблагодарный…

Впрочем, софистику в сторону.

[* Формально, в силу закона, но не на деле (фр.).]

***

Дело продвигается успешнее, чем я ожидал. Случилось непредвиденное: Ева и Адам создали третьего. Целую вечность валялись они в траве, золотое время теряли. Стоило вмешаться мне — voila* — результат налицо. Сын. Малое сопливое существо, ничего красивого, правда, себя не представляющее. Но не стоило ли из-за него одного кинуть под песий хвост весь рай со всеми его цветочками? Подумать талью — новый человек! Что-то никогда, абсолютно никогда не бывшее! Новый человек — не Адам, не Ева, а третий!

[* Вот, вот как (фр.)]

***

Хотя я и не гадаю по звездам, все же отлично знаю, что из него получится. Придет день, это пузатое существо перестанет быть пузатым, подойдет к спящему братцу своему, приглядится и с хрустом пригвоздит его дубинкой к земле. Скрипнет Авель зубами — и кончено. Юная смерть взойдет на ступени и торжественно поднимет над миром голову своего первенца.

Я знаю это прекрасно. Так что же? Пусть! Пусть прольется кровь. Пусть издохнет Авель. Так и надо! Что их жалеть. Уйдет один, сделаем другого, еще лучшего. Я совсем не собираюсь превращать этот мир в богадельню. По боку все старое, испытанное, в сплав, на матерьял! Работы много, матерьял пригодится. По боку сотворенное, на очереди несотворенное. Всё новое, новое — лучшее, лучшее! Я сделаю из мира наковальню:

Так тяжкий млат.

Дробя стекло, кует булат![153]

Что копить всякую дребедень! По боку, по боку!

А Каин? Каину тоже полезно. Пусть побегает, хватаясь за голову, ища покоя. Не надо покоя! Побегает, побегает — смотришь, и набегает себе ума-разума.

Страдания возвышают душу — ха-ха!

***

Сегодня я видел: полудикий пес поднял морду и выл на луну. Выл о чем-то, чего сам не знает, но чего хочется. Я понимаю его. Чего-то хочется. Неизвестного, несуществующего, еще даже не придуманного, может быть, невозможного. Это глупо — хотеть невозможного! Бессмыслица после стольких лет непогрешимой осмысленности, вой после бесконечного гимна, порыв к неизвестному после вечной самоудовлетворенной полноты. Но странно: эта полнота именно из-за осмысленности деталей была бессмысленна в целом. Вечная праздничная карусель с вечной шарманкой посередине. Теперь же бессмысленность воя провозглашает новый неслыханный смысл мироздания. Мечта о небывшем. Тоска по жизни не кружащейся, а нарастающей. Желание жизни не игрушечной, а настоящей.

Мир начинает меня понимать. Вой на луну, дикий пес, — но это уже не аппетит, это — настоящее. Мой пожар разгорается. Я выйду победителем. Я переделаю мир.

Что были люди без меня? Растительность, елочное украшение. Я сделал из них людей. Только теперь начинается жизнь. Только теперь начинается время. Разве было время у этих детей в раю? Счастливые часов не наблюдают. Для волчка нет времени. Только теперь время стало реальностью, абсолютной реальностью. Я придал времени смысл. Я сотворил время. И пространство тоже. Был Ты и Твои отражения, всюду Ты и только Ты. Был центр — Ты, была точка. Но не было пространства. Ты дал всем Твой образ. Я дал большее: каждому — его собственный образ. Я создал разнообразие — создал пространство. Я сотворил новый мир. Говори еще после этого, что я только тень Твоя. Я создал движение. Теперь каждый миг несет что-то новое, небывалое, никем не предвиденное. Того, что наступает никогда не было, никогда больше не будет. Кончилось катание по рельсам, каждый сам пролагает свой путь. Была вечность, я сделал из нее время. Была точка, я раздул ее во вселенную. На Твоем фундаменте я строю мой дом — поднимаюсь над фундаментом. Я оттолкнулся от Тебя и взлетел над Тобой. Я соблазнил Адама, чтобы создать Адама нового.