Карл Гершельман - «Я почему-то должен рассказать о том...»: Избранное

• Название: «Я почему-то должен рассказать о том...»: Избранное
• Автор: Карл Гершельман
• Издательство: INGRI
• Жанр: Философия
• Год: 2006
• ISBN: ISBN-10: 9985-9636-1-X ISBN-13: 978-9985-9636-1-6

Высоко ценимый современниками Карл Карлович Гершельман (1899–1951), русский эмигрант, проживавший в Эстонии и Германии, почти неизвестен читателю дней. Между тем это был разносторонне талантливый человек — литератор и художник, с успехом выступавший как поэт, прозаик, драматург, критик, автор философских эссе, график и акварелист. В книге, которую Вы держите в руках, впервые собраны под одним переплетом стихи, миниатюры, рассказы, пьесы, эссе, литературно-критические и историко-литературные статьи К. К. Гершельмана, как ранее публиковавшиеся на страницах давно ставших раритетами газет и журналов, так и до сих неопубликованные (печатаются по автографам, хранящимся в архиве писателя).

---

Однажды тело исчезло. Маруська не могла его больше найти. Должно быть, вытащили его из реки.

Но больше всего любила Маруська смотреть на луну — огромный желтый фонарь в зеленоватом тумане. Светло и не ярко. Воспоминания, мечты набегают; бесформенное, неясное, мутное. Сидишь себе, греешься, напеваешь тихонько.

Отпавший ангел. Выписки из его дневника[149]

I

Снова — который раз? — созерцал Иегову. Он совершенен. Сидит на престоле — вечный юноша, нежный и твердый. Прекрасен до невозможности. Престол Его — куб: закономерность, законченность, точность. Под ногой Его — шар: замкнутость, вечность, полнота. Ничего в Нем нельзя изменить, ничего добавить. Бьющие из Него ключи не обедняют Его. К Нему текущие хвалы не восполняют. Совершенный, горит Он в центре мироздания.

***

Мир Его — трепет и жизнь. Несутся планеты вокруг неугасающих солнц; несутся спутники вокруг неустанных планет. Реки изливаются в моря, поднимаются испарением к небу, падают снова на землю дождями. Его царство — круг. Всюду жизнь и движение, вместе — завершенность, достигнутость. Взбегает — закатывается солнце. Бегут, возвращаются планеты.

День — ночь. Зима — лето. Орбиты — эллипсы и круги.

***

Его мир — искренность и свобода. Всё отдается Ему влюбленно, с улыбкой восторга.

Он всплыл из глубин безосновности. Корни Его — в глубине до-мирового ничто. Ничто: все открыто, нет ни границ, ни барьеров, ни запретов, ни обязательств. Темное ничто: ни да, ни нет, все пути возможны, абсолютная свобода. Он поднялся и расцвел. Из Него — ростки: это мир.

В ростках — Он сам. Ростки свободны. Сам свободный, разве мог Он создать несвободное? Мир, сотканный из Него, — из свободы, сделанный из Него, — разве может быть не свободным? Все свободно: камень, цветок, планета. Его закономерность и круги — разве это предписание? Это придумали сами планеты: кружиться. Кружиться — блаженно. Кружиться — вечно, подставляя то бок, то спину любимому солнцу. Разве не сладко? Светиться вечно: резвящиеся дети кругом — вечно обливать их лучами, — разве не сладко?

Мир танцует, сам упоен от чистого сердца излившимся танцем. Захотели бы солнца и планеты — побежали бы прочь. Во все стороны, вправо, влево. Одни, без Него, ушли бы на поиски нового счастья. Прочь в пустоту, холод.

Никого он не держит. Всё само тянется к Нему, Им согрето. Кто захочет уйти — идите, пожалуйста, путь свободен. Но кто захочет?

***

Он совершенен. Мир — лишь бесконечное Его отражение. Тысячи образов повторяют Его. Он на всем. Всюду Его умиротворенность, полнота. Я гляжу на себя. Я во всем подобен Ему. Тот же лоб — высокий, гладкий — ни одной морщинки, белый. Та же умиротворенность в глазах. Я прекрасен, потому что похож на Него. Я прекрасен, потому что прекрасен Он. Я влюблен в Него, Он — в меня, мы прекрасны, и мир прекрасен.

Счастье мое и мира — отразить Его. Всё достигнуто. Он — в мире, мир — в Нем.

II

Сегодня поворот к весне. Грудь земли опустилась до отказа. Начинает приподниматься для нового вздоха. К новому кругу, новой волне. Люблю этот день. Люблю встречать это солнце — перелом к росту.

Уже тысячелетия встречаю все там же. В саду, на камне. Уже тысячелетия встречаю: рассвет, деревья рая в рассвете, солнце всплывает из-за пальм. Сегодня, как и всегда, — торжественно, пышно.

Но сегодня — странная неожиданность. Я сижу на том же месте. Солнце всходит на том же месте. И вдруг — тень ложится между мной и солнцем.

Откуда? Гляжу: ветка дерева. Как могло случиться? Тысячи лет не было, и вдруг — есть.

Я смотрю на дерево. Я сразу узнал его. Оно стоит отдельно. Густая трава возле него — к нему не подходят. Его ветви протянуты настойчиво, гибко — изогнут ствол. Плоды его — желто-прозрачные тонкокожие, вздутые, словно изнутри распираемые. Это — яблоня. Единственное дерево, чьи плоды нам запрещено есть.

Как оказалась ветка там, где ее раньше не было? Все деревья стоят неподвижно; только листья медленно поворачиваются, следя за солнцем. Чем отличается эта яблоня от прочих деревьев?

***

Понял. Это дерево иначе других. Оно растет.

***

Мир распластался в нем, упоен совершенством. Только грудь — в ритмичном дыхании. Мир, как купальщик на пляже: жар, солнце — и ничего больше не надо.

Он создал всё это. Шесть дней создавал, всматривался и говорил: «Хорошо». На шестой — еще раз сказал «хорошо» и затих. Вот — Ева и Адам. Лежат, голые, в первозданной траве. Вверху первозданное солнце. Это не люди. Два цветка, напоенных радостью. Растворились в траве, согрелись, лежат. Дышат, трепещут и говорят: «Хорошо».

***

Чего у нас с избытком — свободного времени. Раньше я проводил его, тоже валяясь на солнце. Теперь валяюсь по-прежнему, но прибавилось нечто еще: я размышляю. Вспоминаю жизнь — бесконечный цикл бесконечных кругов. Сколько их было! По-видимому, и впереди их будет достаточно.

Вокруг меня — райский сад. Все соразмерено, все гармонично. Все движется плавно, музыкально, величественно. Но, не знаю, мне все же чего-то недостает.

***

Начинаю фантазировать. Недавно пришла мне мысль. Вот планеты — вертятся, подставляют солнцу то один свой бок, то другой. А нельзя ли устроить, чтобы сразу с обеих сторон? Конечно, это нелепо, ясам рассмеялся, а все-таки? Или, скажем, — вместо того, чтобы крутиться на месте, — пустить от одного солнца к другому. Пусть побегают. Или еще: Адам и Ева. Взять и прибавить к ним еще одного, немножко иначе. Что бы вышло?

***

Удивительное явление. Сперва почувствовал неопределенный зуд, где-то между ушами и шеей. Рот широко открылся, независимо от моей воли. Грудь наполнилась воздухом, затем коротким толчком выдавила его обратно. Вся операция доставила мне несомненное удовольствие. Это явление я наблюдаю впервые. Не знаю, как объяснить.

***

Чего мне не хватает? Знаю: я просто соскучился. Всё как-то уж слишком предусмотрено. Хочется изменить расписание. Надо полагать, небольшое рассеянье излечило бы меня.

***

Я стал раздражителен. Мир, которым еще недавно я восхищался, начинает утомлять меня. Неужели так и лежать всю жизнь, распевая с похвальным усердием гимны? Конечно, очень приятно крутиться на карусели. Но, злоупотребляя этим занятием, можно и до морской болезни докрутиться. Гармония, музыка сфер… Музыка музыкой, только почему-то начинает она напоминать мне шарманку. Это очень достойный инструмент и вполне под стиль карусели. Но, мне кажется, он и несколько однообразен.

***

Удивляюсь Ему. Сидит и, ухмыляясь, смотрит на этот бесконечный парад. Идем мы, идем, возвращаемся, снова идем. Церемониальный марш, да и только. Я бы на Его месте соскучился. Хоть бы уж наделал побольше статистов, а то все те же, как в опере. И похожи все на Него самого, словно родственники. Окружил себя фотографиями и любуется. И собирается, по-видимому, этим времяпрепровождением заполнить вечность. Странные вкусы бывают на свете.

***

Рассмотрел внимательно Еву. Ничего не скажешь, сложена, конечно, неплохо. Но сегодня мне показалось — есть что-то от поросенка, розового и упитанного.

Кстати, говорят, Он создал эту пару по образу Своему и подобию. Я колеблюсь: так ли уж это лестно для Него? А животных создал по подобию ангельскому. Еще менее лестно для нас. Хотя, впрочем, все приблизительно в одинаковом роде.

Я только начинаю раздумывать: не лучше ли уклониться и выйти из этой компании? Не остаться ли, как некий уникум, в стороне?

***

От скуки придумал маленький эксперимент. Шутка, не больше. Хотелось немного нарушить патриархальное течение нашей жизни. Изобрел себе новый костюм. Нахожу, что даже идет мне. Покрой прежний. Но всё — черное. Совершенно новая краска, нигде до сих пор не видывал. Радовался, что хот немного буду отличаться от прочей братии.

Явился во дворец. Что бы вы думали! Из шутки, вполне невинной, — целый скандал. Посмотрели бы вы на эти кисло-сладкие физиономии моих сослуживцев. Шокированы были, как старые девы. Или как благородные лорды, обнаружившие между своих фраков костюм футуриста. Приди я голым, — думаю, впечатление было бы не большим.

Один компатриот — этакий беленький, с перламутром — подошел. Вид — чрезвычайно иронический. Цедит:

— Что, милый, думаешь поразить? В изобретенья пустился? Оригинальности захотел? Брось, дорогой, — старо. Всё, что можно было придумать, — всё уже сделано.