Валерий Пудов - Приключения Трупа

• Название: Приключения Трупа
• Автор: Валерий Пудов
• Жанр: Современная проза

ЭТО — ШЕДЕВР!

Да, эта книга — новый шедевр мировой литературы.

В ней столько небывалого, мудрого и загадочного, что, возможно, пройдут годы, десятилетия, столетия (кто знает?), и каждое поколение будет находить в ней новые достоинства.

Перед нами — волшебная шкатулка, полная драгоценных, хотя иногда и страшных, бриллиантов. Объяснить их магию так же нелегко, как одному человеку познать мир — их нужно изучать долго и сообща.

---

И стало сооружение надгробий пособием общения, а мертвец — собеседником и у сердец посредником.

Власть идеала упала в грязь, но не желала пропасть — и образовала связь: из той ямы общество упрямой рукой черпало покой в позе одиночества, а туда передавало послание о пользе колебания в крови, труда, познания и любви.

3.

Строительство надгробных памятников веками творило историю праведников и временами служило то бессмертной лабораторией просветительства, то жертвой злобного вредительства.

Но эпохи разносило в крохи, а мастерство и без судьи хранило в наличии свои обычаи.

Оттого и герой-труп с головой попал на зуб бурной моды и в горнило архитектурной свободы.

Проекты его восхождения на пьедестал производили эффекты.

Мертвец не узнал бы своего изображения на могиле.

Над обителью покоя строители громоздили такое, что ценители строчили жалобы, а хулители говорили:

— Конец!

Или острили:

— Песец!

И намекали, смущённые, что не пристало бы:

— Не ставни оконные!

Сочинители скульптуры вздымали фигуры и заготовки в металле и камне, в штамповке и шпаклёвке, оловянные и деревянные, стеклянные и бетонные, проволочные и верёвочные, тряпочные, папоротничные и картонные.

По форме — наклонные и прямые, сидячие и лежачие, похожие и искорёженные, стоячие и ходячие, воздушные и земные, тщедушные и срамные.

По норме — уставные и неопределённые, поднадзорные и позорные, эскизные и капризные, камерные и безалаберные, найденные и краденные.

По виду — пирамиды и обелиски, огрызки и статуи, кратеры и фаллосы, анусы и ракеты, скелеты и амёбы, особы и коллективы, презервативы и банкноты, гроты и мавзолеи, аллеи и фонтаны, карманы и предметы, заветы и метели.

По цели — словно поголовно хотели жить и рожать, дружить и бежать, служить и дрожать, кружить и держать, сажать и тужить, визжать и обижать, умножать прыть и сторожить печать.

Никакие выжимки из каталогов собирателей итогов не могли бы описать лихие выдумки и изгибы ваятелей.

Неспроста обыватели повторяли, что красота — не в обилии деталей, а в теле, и что регалии модели мешали идиллии некрополя: осине в кручине, унынию тополя, подходу к могиле, народу у поворота, пароходу на причале, пролёту самолета.

4.

Щедрость расходов на материалы погостов возбуждала резвость у антиподов перехлёстов.

Неистовые экономисты считали тонны мрамора и траурной позолоты аномалией незаконной и бравурной работы и предлагали следы расточительства перевести на строительство зеленой среды, жилья и пути-переправы на края державы.

Столь красивые призывы порождали боль за голь у ворья, и строптивые разбойники освобождали покойников от излишков пышного и тленного старья, а также от драгоценного сырья в материале и поклажи на пьедестале.

Под огнём критики архонтов и нытиков творцы учиняли разлом и прибегали к капитальной переделке и мелкому ремонту мемориальных хором.

Однако неосторожно сокрушали образцы скульптуры, разбивали фигуры и плиты из гранита, корёжили раку и тревожили сердитого забияку, навсегда положенного туда.

Для охраны искусства выставляли на дежурство взводы и полки, но смутьяны нанимали автокраны, поднимали шедевры под небосводы, опускали под потолки, продавали и набивали карманы. Или проникали в уголки погостов ползком и просто трепали нервы сторожей: затевали погром без платежей.

Не уменьшались ни на малость и расходы на сооружения: население держалось свободы поминовения и призывы к экономии объяснялись как стыдливая дихотомия и зависть.

Образовалась и горькая поговорка:

— Хочу — плачу врачу, а хочу — приверчу богатую статую!

И так, несмотря на шквал протестов, на место Трупа, как заря на окрестный мрак, вставал интересным крупом множественный художественный мертвяк.

5.

Оправдание искусства заранее находили в адресе чувства и надписях на могиле.

Скрижали у изголовий надгробий составляли трояко.

Во-первых, играли на нервах и любовно взывали к дорогому забияке, словно к живому — в надежде, что тот прочтёт прежде, чем совсем сгниёт.

Припоминали прошлое и убеждали, что — хорошее.

Живописали настоящее и уверяли, что — скорбящее.

Предрекали будущее и намекали на чудо и ещё — на встречу, но — далече (будто доставят к попутной переправе).

Давали покойному достойную оценку, рисовали на пьедестале пристойную сценку, умоляли, чтоб не разбил в дрёме гроб, усмирил пыл и не мстил, а отдыхал, как генерал в своём дорогом доме, и за то обещали успех всего и составляли список тех (кроме актрисок), кто его любил, хоронил и придавил под настил.

В частности, сообщали для ясности:

— Ты был мил от красоты.

— Ты был тыл у суеты.

— Образ тела любя у руля, опустела без тебя земля.

— Тля тебя изъела, и земля, скорбя, оскудела.

— Ты звал не в кусты, а держал штурвал на перевал высоты.

— Ты не хотел сойти с пути, но не сумел перенести остроты стрел клеветы.

— По краям искрится чаша, а твоя частица наша.

— На твоей частице человечность веселей помчится в вечность.

— Ты оседлал ракету и по пути завоевал планету мечты, но угас наповал от света — прости нас за это.

— Твоя слава в каше беспечности — наша переправа на края бесконечности.

— Не обессудь, что родные придавили грудь: живые — в борьбе и силе, а тебе — отдохнуть в могиле.

— Для него клали коллеги на пьедестале том гранит с изразцом, а будет труден и сердит нажим, скажи и унесём в металлолом.

— Тяжек, командир, продажный мир, и если ты не укажешь черты чести, ляжем вместе.

— Подкосят — хилый зачах, но ратный — снова шустрый. Покойся, милый прах, до радостного утра.

6.

Во-вторых, писали от лица мертвеца.

В своих посмертных письменах прах призывал инертных прохожих остановиться у своего ложа, пенял на негожий провал в делах, читал морали для того, кто ни за что не желал у него учиться, и напоминал толпе, по какой тропе переступал границу бренного мира и где отыскал покой звезде незабвенного командира.

Мертвяк излагал материал так:

— Задержись, голова, жись — такова: давись за права, а дорвись — до рва.

— Отвернись, людоблиз, стремись не вниз, а ввысь!

— Посетитель мой любезный, стой, усвой настрой полезный: твой губитель — гной аскезный, долгожитель — бой железный!

— Люди — ничто: струя и шерсть. Будешь то, что я есть.

— Моя звезда упала с перевала — твоя езда застряла у подвала.

— Тля — закусь кровника и гада, я запись хроники из смрада. Спасайтесь, сродники и чада, не зарьтесь, скромники, на яды!

— Я улетал за края, а попал в завал старья.

— Верьте, сил не тая, вкусил я смерти, но не мерьте пыл у могил: моя колея — в круговерти.

— Из гроба к вам взываю я. Утроба — шрам, права — судья, особа — хлам, слова — ругня, зазноба — срам, молва — шлея. Основа драм — судьба моя. ЗдорОва нам — борьба огня!

— Могила тело одолела, родня — коня, но сила в дело улетела, храня меня.

— Без огня броня — фигня, без меня резня — возня.

— Не плачьте по мне, сомкните ряды, не прячьте в войне носителя мзды, удача во сне — учитель беды, вдвойне укрепите задачей труды!

— Долой страх! С вами, бойцами, мой прах — и в мобильных боях, и в могильных рядах!

— Вечность — моя панорама, твоя беспечность — яма.

— Покойной мути не храня, будьте достойны меня.

— Кто — не со мной, за то — на убой!

— Эй, жилец, дам тебе, праведник, урок: сей мертвец сам себе памятник приберёг.

7.

В-третьих, передавали вести от живых — живым.

В этих сообщениях рассуждали о злоключениях зарытого, уточняли их детали, призывали к мести за убитого и отгоняли от забытого к другим. Привлекали читателей к своим нуждам и службам, публиковали рекламу для упрямых покупателей и бурно приглашали избирателей к урнам. Объясняли для потомков потёмки реформ Трупа, а для глупых рисовали схемы сражений генерала и формулы изобретений оригинала. Предлагали и темы сочинений по материалам учений и мучений искателя приключений. Распевали, как соловьи, о талантах подписантов и оставляли свои координаты для богатых коммерсантов и меценатов.

А писали рукою такое:

— Ещё скончался славный человек. Прославлялся Труп за чуб, но не в причёсках счастье, главное у чела — бег мысли, а они искони не скисли.

— Уста поэта, говорившие правду, закрыты на сон. Суета — излишняя: за это в награду — битый он.

— Речи были слаще меда, но простофили искалечили пращура народа.

— Не мил — смерти, во имя — жизни, настил — жерди, под ними — слизни.

— Сей избавитель трупов от живых — из вшей одних любитель супов.

— Угас огонь, а из нас — вонь.

— Тот ком шерсти тайком ждет мести.