Семен Луцкий - Сочинения

• Название: Сочинения
• Автор: Семен Луцкий
• Издательство: Berkeley Slavic Specialties
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 1-57201-062-2

В настоящем издании наиболее полно представлено творчество Семена Луцкого (1891–1977) — поэта «первой волны» русской эмиграции. В «литературном Париже» Луцкий был знаком со многими «знаковыми фигурами» той поры: В. Ходасевичем, Г. Адамовичем, М. Осоргиным, А. Ладинским, Б. Божневым, В. Андреевым и другими.

В книге полностью воспроизводятся два прижизненных поэтических сборника С. Луцкого (1929 и 1974 гг.), и впервые публикуется большое количество ранее неизвестных стихов. Проза поэта представлена в разделе «Очерки». Также публикуются письма С. Луцкого, в частности к М.А. Осоргину и В.Л. Андрееву. Завершают книгу воспоминания о поэте.

---

Кармен-Клеопатра-Суламит(«Я помню о Берлине…»)[177]

Я помню о Берлине,
И в сердце ноет боль,
— Спою на мандолине,
Люблю тебя я сколь…

Глаза твои — маслины,
И волосы, как смоль, —
Сильнее нафталина
Души изводят моль…

Под складками мантильки,
Скажи, Кармен, в лесу
Зачем теряешь шпильки
И пудра на носу?..

Царица Клеопатра,
Прости, ведь я не груб,
Мила ты средь театра
С «гвоздикою» у губ…

Печаль моя изжита,
Любовь моя, как звон,
Ты вся, как Суламита,
А я, как Соломон.

Петух (бред)[Шуточная поэма][178]

I

Я живу в невысокой стране,
Где не борются ночи со днями,
В опрокинутой чаше, на дне,
В синеве, в пустоте, словно в яме…

Птицы ползают здесь по земле,
Змеи звонко по небу летают,
Светят черные солнца во мгле,
Теневыми лучами играют.

И пастух кривоногий, слепой
Гонит по полю дикое стадо —
Люди шествуют вниз головой,
И походки иной им не надо…

II

Мы вышиты цветами
На темном полотне,
Мы прорастаем снами
Души больной на дне.

Мы бурые букашки
На грубом полотне
Смирительной рубашки
Затянутой на мне…

И музыка немая
Как облако летит,
Но, музыке внимая,
Земля глухая спит.

В устойчивом порядке,
Как в обморочных снах,
Покачиваясь сладко
На китовых хребтах…

III

Я живу в темно-красной земле,
Я зерно — и не знаю откуда…
О, как сладостно лопнуть во мгле,
Протянуться в зеленое чудо!

О, как страшен мучительный рост
В вышину, в глубину, бесконечно,
Чтоб двубортную бездну, как мост
Связью нежною связывать вечно!..

IV

Из сонного рая
До смрадного ада,
Дороги не зная —
Дороги не надо —

Свирепая сила
(Не тайна ли мира?)
Зерно прокатила
По зыби эфира.

Зерно прозвенело
Сквозь море и сушу…
О, темное тело,
Прими мою душу…

О, ангел, мне больно,
О, демон, мне сладко
Жить в небе подпольном
Огромной загадкой…

Я — озеро в гроте
В лесу сталактитов,
Я — рог на охоте
Слепых троглодитов…
……………………………….
И музыка немая
Опять летит, летит…
Не муза ли Синая
Со мною говорит?

V

Я вхожу, как нож отточенный
В тело яблока румяного,
И, дойдя до червоточины,
Начинаю резать заново…

Я здесь, как на дне океана,
Воздушную гущу колеблю,
Как толщу зеленой воды…

Я в мире раскрытая рана,
Сочащая кровью на землю,
На грустного Бога сады…

Я — рыба, заплывшая в прорубь,
О, жадное сердце, я — рыба,
Я — тихо воркующий голубь,
Я — камня летящая глыба…

VI

Каменной вестью
Лечу в высоту,
Не с детскою лестью,
С укором Отцу,

Каменным знаком
Срываюсь в юдоль,
Где светом и мраком
Пронизана боль…

VII

На этом позорном месте,
Где смертен каждый росток,
Милый мой, все мы вместе
И каждый из нас одинок.

О, братья, не мерьте
Шагов и годов,
Готовьтесь ко смерти…
— Никто не готов.

Средь гула и шума
Бездушных затей
Вам сладко не думать
О Белой, о Ней…

Упрямо, упорно,
Ни молча, ни вслух…
— Но бродит дозорно,
Не дремлет Петух.

О гибели скорой
Что знает зерно?
Огромные шпоры
Мне снятся давно…

VIII

О, Петух, петушок,
Золотой гребешок,
Полети на шесток,
Не гляди на восток,

На востоке земля,
На земле этой я —
Ты полюбишь меня,
Ты погубишь любя…

…Мне все нипочем,
Свят, крепок мой дом,
Я — молнии гром,
Я — горек притом…

— Страстной отравою жизни,
Воздухом острым земли…
— Дальний мой, нежный мой, ближний
Даром мы руки сплели,

Даром в набат ударяли
И искупали грехи,
Даром к любви призывали
И сотворяли стихи…

Кем это велено, чтобы
«Душу за други своя»,
В полузвериной утробе
Кольцами вьется змея…

IX

У женщин птичьи головы,
Бараньи — у мужчин,
Но тайно замурованный
Во гробе Господин.

Питается кореньями,
Подземною водой,
Земными отреченьями,
Плененный Сатаной…

О, Господи, погибли мы,
О, Господи, восстань
И наизнанку выверни
Раскрашенную ткань…

X

И снег пошел, нежданный и сплошной,
Такой густой, что я кричу — не надо,
Возможно ль быть с такою белизной,
Когда судьбой мне подвиг горький задан…

О, если бы еще немного дней,
Чтоб оправдать Творца столпотворенье,
Чтоб мир любить и чтоб не знать о Ней
И хоть одно создать стихотворенье…

XI

…Милый мой, нежный, внемли
— Побледнели последние грани,
Я отошел от земли,
Взвились воздушные сани.

В снежное лоно миров
Улетают ретивые кони,
Молнии в блеске подков,
Мчащих меня от погони…

И огромный след на снеге
Петушиных лап,
Взмахи крыл и в гневном беге
Учащенный храп…

Горе, горе! Тучи низко
Вот над головой
Страшный шепот близко, близко,
Шорох за спиной…

И когда в конце мечты огромной
Я увижу зыблемое дно —
Смерть придет, придет Петух бездомный
И проглотит нежное зерно.

Paris 8.XII.28 (1947)

ОЧЕРКИ. ИЗ ЗАПИСНЫХ КНИЖЕК

Месяц в Израиле[179]

Когда, после 40-дневного отсутствия из Франции, я очутился в поезде Марсель-Париж, я был поражен выражением лиц моих спутников. Они сидели скучные и подавленные, говорили о продовольственных затруднениях, о внешней и внутренней политике — и слова их были полны глубокого пессимизма.

Я невольно провел параллель между настроением этих людей и настроением Израиля. Там — и слова иные, и лица бодрые, горящие энергией и верой в будущее. Несмотря на войну, на все тяжести жизни — оптимизм и надежда сквозят во всем… И я задал себе вопрос — почему это? Ответ немедленно явился.

Здесь, во Франции (и, вероятно, во всей Европе), люди считают, что они на краю пропасти, и в эту пропасть боятся упасть. Страх парализует их и делает безнадежными все попытки побороть притяжение бездны. Отсюда — уныние, пессимизм, иногда отчаяние. В Израиле иначе: там люди двух категорий. Во-первых, — идеалисты, но таковых сам Бог сотворил оптимистами. Во-вторых, «обломки кораблекрушения», то есть, люди, которые все испытали, были уже на дне и которым дальше падать некуда. Единственное страстное человеческое чувство, которое у них осталось, это — стремление выбраться из пропасти, начать новую жизнь. Отсюда — их потрясающая энергия и несокрушимый оптимизм, проявляющиеся во всех войнах Израиля, свидетелем которых я был[180].

Я не обмолвился, говоря о «войнах». Сейчас во всем мире говорят о войне, которую Израиль ведет с арабами и с их могущественным европейским союзником, — и только о ней[181]. Но, чтобы понять, что там происходит, надо знать, что не одну, а три войны ведут сейчас граждане Израиля. Об этих войнах я и хочу рассказать. О первой, впрочем, много распространяться не буду: это война, о которой все знают. Война кучки людей против огромной Аравии и могучего британского льва. Война, стоящая больших жертв людьми и высасывающая все средства из населения даже тогда, когда она искусственно (и очень искусно со стороны англичан) превращается в навязанную передышку. Война, показавшая изумительную духовную силу евреев и отвагу еврейской молодежи. Война, доказавшая, что евреи не те трусы и беззащитные овечки, которых можно было безнаказанно резать в Европе. Я не буду говорить о железной стойкости и об уже ставшей легендарной самоотверженности всего еврейского населения: юношей, девушек и даже стариков. Я могу только напомнить о героической защите Старого Иерусалима, в которой принимали участие подростки и седобородые старики с пейсами. Расскажу, как были взяты Сарафанд и Лидда.