Аарон Макдауэлл - Песок. Повесть длиною в одну ночь

• Название: Песок. Повесть длиною в одну ночь
• Автор: Аарон Макдауэлл
• Издательство: "Лiричний простiр"
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2007

Психоделика - это первое, что приходит на ум после первого десятка страниц. Потом как будто становится легче. Автору, однозначно, удалось передать читателю боль и муки замутненного сознания, плен иллюзий и прошлого, бессмысленный угар безысходности. Тяжело и со скрипом детали головоломки встают на свои места, качается маятник - от полного непонимания до сопереживания и участия.  

Повесть серьезная. Сильная. Правдоподобная. Вопрос только в том, кто отважится погрузиться в этот омут настолько, чтоб доплыть до конца и увидеть солнечный свет над колеблющейся кромкой воды. Кто? Почитатели, несомненно, найдутся. Но 'это кино не для всех'.

  -- Бойкова Елена

---

— Правда, — говорю я.

Сквозь пальцы настойчиво, но все так же мягко и ненавязчиво течет песок. Песчинки капают хрустальными снежинками, растворяясь в воздухе и рассыпаясь нежным звоном. Наверное, все вокруг блестит и сияет от растворившихся песчинок, которые вернули мне меня.

Узнав меня.

Лето. Димка. Я. И песок.

Остров по-отечески глядит на нас, — я чувствую это. От этого взгляда не хочется прятаться, таиться, наоборот — мне нравится, что остров на нас смотрит. Здесь кончилась моя жизнь, здесь же сейчас и закончится мое существование.

Умру? Нет, почему. Зачем же. Просто снова начнется жизнь.

Жаль, что мне для того, чтобы воскреснуть, понадобилось семь лет.

— Все, Серый, — грустно говорит Димка. — Мне пора.

Жаль, что Димке для этого придется уйти.

Я отпускаю его, отстраняюсь, смахиваю с глаз слезы.

Мы снова на пляже. Заря уже предупредительно тронула край неба, оставив розовый след своего прикосновения, прикрыв алой тканью облаков торопливо гаснущие звезды.

Димка отстраняется, улыбается мне и прощально машет рукой. И тут же закрывает ладонями лицо и медленно идет навстречу солнцу. Изредка оборачивается, утирает носик рукавом, останавливаясь на мгновение, но потом снова продолжает свой путь к уже показавшемуся из воды светилу. Ярко-алая дорожка, расстелившаяся на воде, — путь, по которому может пройти только Димка.

А я останусь.

Сейчас разорвется от светлой боли сердце, и тогда я смогу побежать вслед за Димкой, проводить его... и все равно расстанусь с ним навсегда. Потому что только дети после смерти попадают прямо на небо.

А мне туда ход заказан.

Наверное, я очень сильно вырос за эту ночь.

Ладонью с силой вытер слезы, моргнул. И не заметил, как Димка исчез.

Прощай, — сказал я.

Прощай, — ответил мне Димка, который навсегда со мной в моей памяти. Это очень больно, — когда прощаются те, кто обречен остаться с тобой навсегда.

Я упал на колени и беззвучно зарыдал.

Ноль

Я медленно шел по мосту, засунув руки в карманы. Утро всегда пронизывает своим рассветным холодом, напоминает, что вот он — новый день, хватит спать. На небе — неразбериха. Ночь еще не успела сдать свои дела, и торопливо приводит их в порядок перед лицом рассвета, — гасит звезды, светлит небо, прикрывшись еще яркой, негаснущей луной. Спешит.

Новый день неумолимо наступает.

Я оглянулся на храм.

Об одном только прошу, Боже, — сделай так, чтобы Димке там было хорошо. И одному, и другому. Да и вообще, — сделай так, чтобы всем, кто уже там, было хорошо. А чтобы было хорошо здесь - это ведь наша забота. Наше дело. А ты просто постой рядышком, хорошо?

Я вздохнул. Достал пачку, которую мне вручил Мишка...

Мишка.

Я остановился, как вкопанный, ругая себя последними словами.

Нет, ну какой же я идиот. Видал кретинов, но чтоб таких...

В четыре часа ночи отправить мальчишку с сотней гривен на руках, — доедешь, дескать, без проблем. Да с ним что угодно могли сделать, завезти куда угодно! Черт, ну здорово. Сейчас уже, может быть... да что угодно может быть.

Чехарда обрывочных мыслей в голове заставила ускорить шаг. Очень хотелось бы знать, — сколько сейчас времени?

Я побежал.

***

Время — уже не песок. Оно уже не обволакивает густым коконом, не заключает в клетку собственной жизни мое сознание, не бередит мою душу. Теперь время — набирающий скорость пассажирский поезд, на который я безнадежно опаздываю, потому что нужно бежать, спешить, а я задавлен грузом чемоданов, наполненных моими собственными воспоминаниями, а брошу их — тогда какой смысл мне куда-то ехать?

Шлагбаум опущен. Зачем, для чего? Только чтоб меня задержать?

Я оббегаю его, спотыкаюсь, едва не падаю. При этом замечаю, что очень тяжело дышу и бежать дальше просто не смогу. Тем более — куда? Я, конечно, помню, где он живет, но это практически другой конец города. Денег у меня нет, банкоматов поблизости тоже не видно.

Черт, надо срочно бросать курить.

В панике я, остановившись, оглядываюсь по сторонам, мой мозг лихорадочно просчитывает варианты. Все они либо фантастичны, либо глупы до безобразия, каждый из них — темный коридор; короткий ли, длинный ли, но неизменно заканчивающийся тупиком. Я не вижу выхода.

Безысходность и стыд.

Может быть, это одно и то же?

Около меня останавливается машина. Вишневая "девятка". Откуда она выехала, я не успел заметить. Дверь открылась.

— Малой, ты?

Да, я малой, я дурак, — я кто угодно, только ребята, прошу вас, поскорее.

— Не знаю, — ответил я. — Может, и малой. Подвезите, пацаны, срочно надо.

Водитель, открывший дверь. Полноватый, короткая стрижка, лет пятьдесят. Кроме него в машине я успеваю заметить еще двоих.

— Точно, — улыбается водитель, — Димона малой. А вырос же как...

Я краем сознания вспоминаю, — да, это старые друзья старшего Димки, водителя помню, его руки в наколках. Он тогда молодой был, совсем не так выглядел, но руки те же. Похоже, их "девятку" я видел ночью. Но сейчас это совершенно не важно. Есть только цель.

Безысходность и стыд. Но к черту стыд, когда найден выход.

— Подвезите, — почему-то робко прошу я снова.

— Садись, — водитель кивает на переднее пассажирское сиденье.

Оббегая машину и открывая двери, я успеваю услышать из салона тихое:

— Говорил вам, как будто Димон на Монастырку звал.

— Закрой рот, — спокойно посоветовал водитель.

Димон звал... Не важно. Все это сейчас не важно.

— Куда?

Я называю место.

— В такую рань в такую срань, — удивляется водитель. — Ладно, поехали..

Машина срывается с места. Я закрываю глаза.

И только сейчас накатывает на меня беспредельная тоска от перспективы встречи с родителями Мишки.

***

Машина уже уехала. А я все стоял под домом и курил, стараясь унять стучащее сердце. Получалось плохо. Несколько раз глубоко вздохнул, путая пар изо рта с выдыхаемым мною дымом, выбросил окурок. Снова вдох-выдох.

Перед смертью не надышишься?

Медленно, словно приговоренный, я пошел вперед.

Не отрывая взгляда от вороны, усевшейся на ветке растущего рядом дерева.

— И ты здесь? — спросил я ворону.

Она не ответила, сорвалась с ветки и улетела.

Я и не ждал ответа.

***

Почему, несмотря на то, что иду я очень медленно, мне кажется, что я куда-то спешу? Что-то словно гонит меня вперед, требуя быстрее дойти, скорее покончить со всем этим и начать заново. Разобраться с недоделанными моментами на работе, бросить курить, снова начать отжиматься от пола, поменять наконец-то старые краны на кухне, выбросить весь тот мусор, что пылится на душе и в квартире, может быть даже ремонт сделать, музыку послушать, в кино сходить. Жить.

Я тороплюсь жить?

Квартира номер «семнадцать». Не решаюсь, выхожу из подъезда и долго курю, пока не замерзаю совсем. Снова в дом – квартира «семнадцать». Жму кнопку звонка. Перебужу сейчас всех, — запоздалая мысль.

Дверь открывается.

Мне сейчас очень страшно и стыдно.

— Вам кого? — мужской голос.

— Привет, Олег, — просто говорю я, разглядывая пол.

Всем своим естеством почувствовал — он меня узнал. И потому просто жду. Все, будь что будет, — так бросается в окно живущий на шестом этаже, квартиру которого охватил пожар, отрезавший все остальные пути и уже подбирающийся к человеку своими равнодушными и всеуничтожающими огненными пальцами.

Будь что будет.

— Дядь Сережа? — это Мишка. Он рядом с отцом.

Я бросаю на него взгляд, подмигиваю с грустной улыбкой.

— А я... я щас! - он бросается куда-то в глубину квартиры.

— Прости, что рано, — я наконец-то нахожу в себе силы посмотреть Олегу в глаза. Хочу добавить, что должен был убедиться в том, что Мишка добрался, хочу извиниться за то, что сделал семь лет назад, но не говорю ничего.

Напоровшись, как ныряльщик на сваю, на взгляд Олега.

— Тут курить можно?

— Дай сигарету, — говорит он, сделав шаг за порог и закрывая дверь.

  

***

Мы стоим между этажами, как зависшие между прошлым и будущим кристаллики песочных часов.

Самое главное, я точно знаю — надо говорить. Но молчу. Это как шахматы, — я рассматриваю все ходы, анализирую и отбрасываю их, потому что ни к чему хорошему они не приведут, только к потере фигур и времени. Времени терять совсем не хочется, оно снова течет песком, но этот песок отныне — лично мой, суверенный и неделимый, и каждая ушедшая песчинка болью отзывается в душе.

Надо говорить. Тишина гулко подчеркивает уходящее время.

— Ты на сына не сердись, — слова как возмутители спокойствия, словно кто-то захрапел в театре на премьере.