ЭММАНЮЭЛЬ ЛЕВИНАС - ЭММАНЮЭЛЬ ЛЕВИНАС: ПУТЬ К ДРУГОМУ

• Название: ЭММАНЮЭЛЬ ЛЕВИНАС: ПУТЬ К ДРУГОМУ
• Автор: ЭММАНЮЭЛЬ ЛЕВИНАС
• Издательство: Изд-во С.-Петербургского университета
• Жанр: Философия
• Год: 2006
• ISBN: ISBN5-288-04026-5

Настоящее издание является результатом работы теоретического семинара, посвящённого творчеству Э. Левинаса, проходившего на философском факультете СПбГУ в 2004-2005 гг. Книга содержит исследования наследия французского философа, переводы его работ, библиографию.

---

По-другому чем быть, или по ту сторону сущности234

Предисловие к переводу

«По-другому чем быть, или по ту сторону сущности», впервые опубликованная в 1974 г., — вторая фундаментальная работа Э. Левинаса, которая является по существу логическим продолжением «Тотальности и Бесконечного», дальнейшим уточнением философии этической метафизики, предложенной Левинасом в ранних работах. Центральным положением философии Левинаса является нередуцируемая этическая близость одного человека другому. Работа «По-другому чем быть, или по ту сторону сущности» акцентирует внимание на таких темах как моральная чувствительность и язык в системе этической метафизики. Эти темы были заявлены уже в «Тотальности и Бесконечном», однако наиболее полное развитие получили в этой работе. И если в «Тотальности и Бесконечном» автор фокусирует внимание на этической инаковости, то в «По-другому чем быть.» центральной темой, вокруг которой выстраивается размышление, оказывается этическая субъективность, анализируемая через генезис темпоральной структуры. «По другому чем быть.» открывает новый характер инаковости: присутствие лица Другого оказывается не событием трансценденции и ее смысла, но, скорее, присутствием радикального отсутствия. Инаковость описывается Левинасом в терминах следа, провала во времени, откуда и проявляется лицо Другого; это - провал настоящего, присутствие отсутствия; это - «Говорение», которое предшествует «Сказанному» и избегает «Сказанного», одновременно делая его возможным в своем отсутствии. В «Тотальности и Бесконечном» Левинас представляет феноменологию инаковости как избыточное настоящее, как то, что преступает пределы логики настоящего, тогда как «По-другому чем быть.» -книга о радикальном отсутствии, об отсутствии, которое уже случилось прежде, чем настоящее стало настоящим. И это радикальное отсутствие источника манифестации Другого ставит под вопрос понятие моей субъективности и самоидентичности: я не встречаю Другого, или другое уже сформировавшееся Я, но, наоборот, Я, которое встречает Другого, это тот, кто уже опоздал быть ответственным. Таким образом, задача «По-другому чем быть.» — это также и экспозиция одной из центральных для философии Левинаса структуры «для-Другого».

В предлагаемой вниманию читателя главе из данной работы Левинас анализирует специфику языка («Говорение» и «Сказанное»), в рамках которого самоидентичность субъекта уже поставлена под вопрос, и инаковость Другого заявляет о себе как о сингулярности еще более радикальной. Вторая часть главы фокусируется на проблематике времени: Левинас акцентирует внимание на феномене настоящего (как настоящее становится этическим отношением), анализируя концептуальные основания таких понятий как «диахрония», «присутствие отсутствия» и «провал во времени». Перевод выполнен по изданию

Глава II. От интенциональности к чувствованию.

1. Постановка вопроса и преданность Другому

Философия ищет и выражает истину. Истина, прежде чем охарактеризовать высказывание или суждение, предъявляет бытие. Но кто показывает себя под именем бытия, в истине? И кто смотрит?

Кто обнаруживает себя под именем «быть»? Это имя не лишено двусмысленности. Идет ли речь о существительном или глаголе? Слово быть, обозначает ли оно целостность — идеальную или реальную — или процесс бытия этой целостности — сущность?235 Слово, обозначает ли оно? Без сомнения, оно обозначает. Но только ли обозначает? Поскольку если оно только лишь обозначает, оно, даже глагол, представляет собой существительное. Под воздействием обозначения обнаруживает себя процесс, который, будучи сам движением, останавливается и фиксируется в Сказанном. Тайна бытия и сущего, не беспокоит ли нас уже само их различие? С самого начала, различие и двусмысленность бытия и сущего оказываются важными, а бытие - определяющим для истины. Но это различие является также двусмысленным и не обозначает предела. Если это различие обозначается в Сказанном, в словах, в том, что не является эпифеноменальным, и если оно стремится к обнаружению как таковому, то оно принадлежит тому же ряду, что и бытие, игра в прятки которого, конечно же, является сущностной; но если проявление есть модальность значения, то необходимо от Сказанного подняться к Говорению. Сказанное и Не-сказанное не поглощают все Говорение, которое остается по эту сторону Сказанного или идет по ту сторону.

Пока посмотрим на следствия общего смысла истины. Вопрос «кто показывает себя» поставлен здесь тем, кто смотрит, даже прежде чем он тематически обнаруживает различие между бытием и сущим. Вопрос выражает «что?», «что есть это?», «что означает: есть?». В отношении того, что есть, необходимо установить то, что оно есть. «Что» всегда уже сокрыто в бытии, оно только лить и смотрит на бытие, в котором уже увязает. В отношении бытия того, что есть, необходимо установить, что оно есть. Вопрос, — неважно, идёт ли речь о том, что есть бытие, — ставится, следовательно, в отношении к бытию, в отношении того, что именно поставлено под вопрос. Ответ сразу же востребован в терминах бытия, под которым подразумевают сущее или бытие сущего, сущее или сущность бытия. Вопрос «что?» соотносится, таким образом, с тем, что он только еще намеревается обнаружить и уже к этому обращается. Его искания целиком разворачиваются в бытии, в недрах того, что он единственно и ищет. Он одновременно представляет собой онтологию и участвует в осуществлении самого бытия, которое он ищет, чтобы понять. Если вопрос «что?» в своей связанности с бытием находится у истока всякой мысли (могло ли быть иначе так, чтобы мышление осуществлялось только с помощью определенных терминов?), то любое исследование и любая философия восходят к онтологии, к процессу мышления бытия сущего, к процессу мышления сущности. Бытие было бы не только самым проблематичным - оно было бы самым интеллигибельным.

Между тем, эта интеллигибельность представляет собой вопрос. Что интеллигибельность становится вопросом - это удивляет. Вот проблема, предваряющая вопрос кто? и что236? Почему возникает вопрос в выставленности?

Ответить на этот вопрос с самого начала было бы возможно так: вопрос есть, потому что есть поиск и потому что явственность бытия есть также возможность его видимости, и потому что видимость скрывает бытие в самом его разоблачении, и потому что поиск истины должен оторвать бытие от кажимости; или - не есть ли это то же самое? - вопрос существует, поскольку всякое проявление частично и в этом оно очевидно, тогда как истина не членится, не изменившись, и, стало быть, она движется вперед и являет себя, во многих случаях оставаясь проблематичной в каждой частности. Но вопрос Вопроса более радикален. Почему поиск становится вопросом? Как получается «что?», уже погруженное в бытие для того, чтобы его еще больше открыть; эта просьба и молитва, специальный язык, который в «коммуникации» данного включает в себя призыв о спасении, о помощи, адресованной другому?

Проблема не вызвана, как пустая ссора, причудливым или искусным сюжетом, обращенным к бытию, которое само в себе не было бы проблематичным. Но нет необходимости в буквальном смысле принимать метафору интерпелляции сюжета за бытие, которое проявляет себя. Манифестация бытия, его явственность, конечно, есть главнейшее событие, но само главенство главного заключено в присутствии настоящего. Прошлое, более древнее чем любое настоящее, прошлое, которое никогда не было в наличии, и анархическая древность которого никогда не придавала значения диссимиляциям и манифестациям, прошлое, иное значение которого остается описать, означает по ту сторону манифестации бытия, которая передала бы, таким образом, только лишь момент этого значимого смысла. Говоря о поэтапности манифестации, невозможно предполагать в диахронии, ставшей для нас очевидной немного выше, интервал, которой отделяет Тождественное от Иного, интервал, которой отражается в манифестации. Как законно полагают, эта манифестация — молниеносный миг начала и интуиции; она длится, прерывается, идет от вопроса к ответу. Но это ведет нас к раскрытию того, «Кто смотрит» - идентичный сюжет, как будто бы размещенный в начале бытия - в качестве узлового пункта диахронической интриги (которую остается определить) между Тождественным и Иным. Тихое блуждание между вопрошанием и ответом, которым Платон характеризует мысль, уже соотносится с интригой, где от Иного, властвующего над Тождественным, завязывается ядро субъективности, даже когда, повернувшись к бытию в его манифестации, мысль узнает саму себя. Вопрошать себя и раздумывать над самим собой - это не нарушает связанности Тождественного и Иного в субъективности, но вновь к ней отсылает. Интрига Иного в Тождественном не сводится к открытости Иного Тождественному. Другой, которому адресована просьба вопроса, не принадлежит к сфере интеллигибельного, которое необходимо исследовать. Он находится в близости. Именно здесь, эта «ктовость» вопроса «кто?» исключает сущностное онтологическое качество «что», исследуемого и ориентирующего исследование. Тождественное нуждается в Другом, прежде чем иное появляется в сознании под каким-либо именем. Субъективность структурирована как иное в Тождественном, но иным способом, чем в сознании. Способ репрезентации субъективности в сознании всегда коррелятивен с темой, с репрезентированным настоящим, с темой, которая находится передо мной, с бытием, которое является феноменом. Способ, которым субъективность структурируется в качестве Иного в Тождественном, отличается от способа структурирования в сознании, которое есть сознание бытия косвенного, продолжительного, непрочного. Каким бы ни было отношение между сознанием и его объектом, размещенным перед ним, это отношение будет восприятием присутствия «во плоти и крови», изображением образа, символизацией символизируемого, это - прозрачность и деформация скоротечного и непостоянного в аллюзии, неумелое допущение объективации, но одновременно это и отношение, стремящееся к объективации, и, таким образом, оно есть сознание, сознание бытия.