ЭММАНЮЭЛЬ ЛЕВИНАС - ЭММАНЮЭЛЬ ЛЕВИНАС: ПУТЬ К ДРУГОМУ

• Название: ЭММАНЮЭЛЬ ЛЕВИНАС: ПУТЬ К ДРУГОМУ
• Автор: ЭММАНЮЭЛЬ ЛЕВИНАС
• Издательство: Изд-во С.-Петербургского университета
• Жанр: Философия
• Год: 2006
• ISBN: ISBN5-288-04026-5

Настоящее издание является результатом работы теоретического семинара, посвящённого творчеству Э. Левинаса, проходившего на философском факультете СПбГУ в 2004-2005 гг. Книга содержит исследования наследия французского философа, переводы его работ, библиографию.

---

Метафорическим образом квадрата высказывания является система стрельбы из лука. Нижний угол квадрата задан воображаемой мнимостью обратного фокуса, который соответствует предельной точке центра натянутой тетивы, конденсирующей усилие ее натягивания в качестве потенциальной энергии. Та мнимая область воображаемого значения, куда натягивается стрела, есть сфера идеального Ничто. Обратному ходу стрелы высказывания соответствует образование фаллического избытка, в отношении к которому определяется различие мужского Имени и женского Лица. Когда обратный ход стрелы высказывания в пределе синтезирующего сжатия достигает предела в качестве Понятия (Фаллоса), она начинает двигаться в другую сторону, совершая прямой ход. Здесь напряжение потенцирования переходит в разрядку актуализации - «звучит выстрел» - «стрела» понятия отпускается, и сжатые концы тетивы расходятся полюсами общего суждения (Имени) и частного суждения (Лица).

Напряжение между пределами Имени и Лица образует Средний Термин, который связывает общее и частное суждение в качестве большой и малой посылок в Умозаключение как единство Имени и Лица (Имя есть Лицо), чему соответствует Знак Ребенка.

Таким образом, фаллическая стрела высказывания, исходя из идеально-мнимой области Понятия, проходит Средний Термин уравнения Большой и Малой посылок, и входит в область реально-действительного Предмета, который, реализуясь, символизирует единство Имени и Лица в качестве плода их синтеза - Ребенка. Вертикаль схождения Имени переходит в горизонт раз-личия Лица.

Такая генетическая логика коммуникативного символа, исходя из общетеоретической схемы гегелевской триады, преодолевает фрейдовскую триаду «либидинальной нормализации» в качестве исключительно мужского треугольника, ориентированного на фаллический эффект, знаменующего окончание его формирования и означающего перекос в сторону мужского шовинизма, тем, что дополняет квадрат коммуникации треугольником женским, завершение образования которого венчает ребенок, в том, что мужское Слово становится женской Плотью.

На чужом поле мужского треугольника женщина играет, чтобы «проиграть», потому что знает, что одержит победу на поле своего треугольника, где она из «жертвы» превращается в «хозяина» положения, становясь матерью, а мужчина все равно со своей «игрушкой» как был «ребенком», так им остается. Другими словами, женщина «проигрывает» как женщина, чтобы «выиграть» как мать.

Эта схема предельно исполняет смысл гегелевский диалектики господина и раба, где мужчина вытесняется из фаллически-нарциссической позиции мнимого господства и в конце концов преодолевается рабской позицией женщины, чье унизительное ожидание оборачивается действительным и победным результатом рождения человеческой плоти.

Выделяя сексуальность в онтологическую сущность человека, Левинас заявляет: «На деле эротическое отношение следует анализировать как характеристику самости "я", как субъективность самого субъекта»227. В этом смысле «эротический» генезис субъективности претерпевает троякую трансформацию:

1. этап перехода от бытия к человечности, в которой раскалывается единство Имени и Лица;

2. этап перехода от человечности к мужественности (женственности), на котором обретается Имя (Лицо);

3. этап перехода от мужественности - женственности к отцовству - материнству.

Второй этап - это этап жесткой идентичности каждой из сторон. «Все есть Имя», - говорит мужчина, - «уж коли я, будучи умным как само Имя228, могу все назвать, все вывести в язык». «Все есть Лицо», - как бы говорит женщина, красивая как сама Природа, молча указывая на наличную реальность.

На последнем этапе «сын воспроизводит единичность отца и вместе с тем остается внешним по отношению к отцу: сын - один в своем роде». Смещение сына относительно отца - это перенос «отцовской метафоры» и получение некой номинальной прибавки, именного избытка.

Здесь имеет место отцовская метафора (перенос) Имени и материнская метонимия Лица. В отцовстве субъект переживает скрещивание «своего имени» и «чужого лица», пересечение «Я» и реальности, и, таким образом, наименование своим именем реальности. Это с одной стороны.

С другой стороны, мать переживает пересечение своего лица и реальности, происходит наделение лицом всей реальности, ее олицетворение.

Собственно говоря, Имя - это идеальный избыток, тот самый делезовский «пассажир без места», а Лицо - избыток реальный, или «место без пассажира».

Левинас различает любовь неполную и любовь полную. Только исполнившись, любовь способна преодолеть определенную двусмысленность. «Любовь в своем порыве не лишена двусмысленности: она в себе самой находит удовольствие, она - наслаждение и эгоизм двоих»229.

Единственным исполнением любви в смысле Левинаса является ребенок. «Отношение к ребенку - желание иметь ребенка, который был одновременно и другим и мной самим, - вырисовывается в чувственном влечении и осуществляется в самом ребенке (так может осуществляться Желание, не угасающее и не ослабевающее при его удовлетворении)»230. Ребенок является полным символом Желания как желания синтеза Субъекта и всегда-для-не-го-другой Реальности. Благодаря ребенку Субъект внедряет себя в реальность, становясь в своем отцовстве творцом этой уже своей Действительности. В Ребенке субъект, наконец, получает предмет своего Понятия, причем таким Предметом становится вся Действительность. В ребенке Субъект заключает с Реальностью брачный Союз. Прошлая трансценденция исполненного лишь Понятием Желания трансгрессивно устремляется за пределы наличного горизонта, бумерангом возвращается с главной добычей жизни во всей ее полнопредметности -ребенком.

Идеальная и мнимая сторона «ночного» Желания оборачивается своей «дневной» стороной, при свете которой наружу выходит некогда мнимая цель-причина, которая теперь, наконец, (о, слава бессмертным богам...!) выходит своей действительной целью-следствием. Девять месяцев во тьме и отчаянии в нескончаемом, длящемся целую историческую вечность ожидании пробивалась наружу, казалось бы, прочно затерявшаяся в дурной и мрачной бесконечности Памяти цель, криком возвещая о начале новой эпохи.

Гегель завершил эпоху теоретического и мужского Понятия, замкнул его ключом долгий период умозрительного предвосхищения реализации Понятия. Но в тот момент, когда он уже завязал шнурок на правом ботинке, вдруг развязался шнурок на ботинке левом. Развязалась новая эпоха, эпоха практического и женского Предмета. Этот Предмет, конечно, исполнен сыновней благодарности к породившему его Понятию, но теперь в нем не нуждающегося. Эта память ритуализируется в висящем на стене портретом Предка в аккуратной рамке. Торжество Предмета, все меньше и меньше вспоминая былое Понятие, все больше и больше устремляется в свое новое Будущее.

Говоря об «онтологическом» понятии плодовитости, Левинас, в частности, заключает, что «мы сталкиваемся здесь с новой категорией: с тем, что находится за порогом бытия, что меньше, чем ничто, что эрос вырывает из недр своей негативности и подвергает осквернению. Речь идет о небытии, отличном от небытия тревоги, о небытии будущего, сокрытого в таинстве того, что меньше, чем ничто». В Предмете оскверняющее Бытие Понятие находит свое единственное оправдание. "Благодаря тотальной трансценденции - трансценденции транс-субстанциальности - в ребенке я являюсь другим»231.

Классическая идеальная маскулинная Субстанция в посткласическом проекте (от Маркса, Фрейда, Ницше до Лакана. Левинаса, Делеза) расщепляется в Транс-Субстанцию, в которой уравновешены Мужское и Женское. Этот новый Бог очень похож на языческого бога Рода, которому поклонялись, в частности, наши предки славяне. Ретроспективно можно предположить, что тот субстанциальный бог, который в качестве первой ипостаси Бога-Отца почитается в христианстве, и есть аналог левинасовский Транс-Субстанции. В этом случае выясняется, что этот субстанциальный бог никак не может быть Отцом Иисуса Христа, что он - нечто принципиально ему чуждое.

Более того, описываемое Левинасом трансцендентное и метафизическое Желание, направленное от Субъекта к Бытию, в классической, традиционной метафизике и теологии, в том числе в философии Гегеля, понималось как Дух, который в качестве связки между Богом-Отцом и Богом-Сыном, понимался и почитался как Бог-Святой дух. Ввиду возможности такой переориентации трансцендентного Духа в Желание бесконечного Другого можно сделать вывод о том, что такой дух также не имеет никакого отношения к Иисусу Христу.

Метафизика Левинаса позволяет отделить гегелевскую структуру триадичности и тринитарность основного христианского догмата Троицы. Левинас представляет имплицированный в первый элемент Триады (Сущность, Логика, Антитезис) Бога-Отца как Тотальность Бытия в качестве следа, безвозвратно покинувшего мир Бога; Бо-га-Сына - второго элемента Триады (Бытие, Природа, Тезис) - в качестве бесконечного Другого, Желание которого обосновывает экстериоризующую Трансценденцию, прорывающую (и подрывающую) интериорную Самотождественность Субъекта; и, наконец, Бога-Святого Духа -третьего элемента гегелевской Триады (Понятие, Дух, Синтез) - в качестве самого Желания, намертво связывающего Тотальность Субъекта и Бесконечность Другого. Таким образом, гегелевская Триада полностью дезавуируется в «священности» своего «божественного», христианского происхождения, и изобличается в своем исключительно рациональном происхождении, не имеющего никакого отношения к Троичному догмату христианской религии.