Люк Райнхарт - ДайсМен или человек жребия

• Название: ДайсМен или человек жребия
• Автор: Люк Райнхарт
• Издательство: СОФИЯ
• Жанр: Психология
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91250-824-0

Безбашенная книга и потрясающая пародия на психоанализ, «Дайсмен» увлекателен, насмешлив и шокирующ, настоящий диверсант в тылу американской поп-культуры. В общем — самый культовый бестселлер наших дней.

Одолеваемый депрессией психоаналитик Люк Райнхарт живет с женой и двумя детьми в Манхэттене. Восточная и западная философии с их тщетой объять смысл и бессмысленность его уже просто бесят. Однажды он рискнул доверить игральному кубику выбор своих поступков — и вскоре понял: единственный путь спасения души — позволить все решать жребию. Катясь, как кубик, сквозь секс и психотерапию, Люк распространяет новую религию, забавно сочетая проповеднический пыл и собственную развращенность, ставя дыбом и свою жизнь, и мир вокруг.

---

— Тебя разве не волнует твой ребенок? — спросил он.

— А теперь запомни, Джейк: это наш ребенок, не мой. То, что Жребий велел Арлин сказать тебе, что я отец, вовсе не означает, что это так.

— Эй, а ведь верно.

— На самом деле отцом можешь быть ты, но Жребий велел Арлин солгать.

— Хорошая мысль. Люк.

— Или же она могла в тот месяц спать с десятками парней и не знает, кто на самом деле отец.

Он снова посмотрел в пол.

— Спасибо за утешение, — сказал он.

— Так что давай просто говорить, что это наш ребенок.

— Давай просто говорить, что он ее.

70

Дорогой доктор Райнхарт!

Я стал Вашим поклонником с того момента, как прочел то самое интервью в «Плейбое». Я пытаюсь жить по воле Жребия уже почти год, но столкнулся с несколькими проблемами, и, надеюсь, Вы могли бы мне помочь. Во-первых, я хотел бы узнать, правда ли нужно или важно следовать Жребию, что бы он ни говорил. Я имею в виду, что иногда он запрещает что-то такое, что я на самом деле хочу сделать, или выбирает самый абсурдный из вариантов, которые я придумал. Я обнаружил, что, если в таких случаях не слушаюсь Жребия, мне становится по-настоящему приятно, будто тебе что-то достается даром. Я считаю, Жребий исключительно полезен, когда нужно делать вещи, которые хочется делать, — в основном, трахать девчонок. Он очень помогает, так как я никогда не чувствую вины, когда что-то не срабатывает, потому что это Жребий велел мне так поступить. И я не чувствую вины, когда всё срабатывает, потому что, если девушка залетает, это сделал Жребий. Но почему Вы всё время говорите, что нужно всегда следовать воле Жребия? И зачем расширять области, в которых он принимает решения? Со мной происходят хорошие вещи, и считаю, что многое из всей этой Вашей философии отвлекает меня от цели, — ну. Вы понимаете, о чем я.

Еще я должен предупредить Вас, что, когда моя девушка тоже начала использовать Жребий и мы попробовали некоторые из тех сексуальных упражнений с кубиками, появились настоящие проблемы. Сексуальные упражнения были хороши, но моя девушка всё время говорит мне, что Жребий не позволяет ей какое-то время со мной видеться. Иногда она назначает свидание, а потом его отменяет и сваливает всё на Жребий. Нет ли каких-нибудь правил, которыми я могу ее ограничить? Может, у Вас есть кодекс этики дайс-жизни для девушек, который я могу ей показать? А еще другая девушка, которую я познакомил с жизнью по воле Жребия, начала настаивать на том, что мне следует включить как вариант, что я на ней женюсь. Я дал ей только один шанс из тридцати шести, но она настаивает, чтобы я спрашивал Жребий об этом каждый раз, когда я с ней встречаюсь. Какова вероятность моего проигрыша, если я встречусь с ней еще десять раз? Или двадцать? Пожалуйста, приложите таблицу или график, если возможно.

У Вас есть несколько хороших идей, но я надеюсь. Вы разработаете еще какие-нибудь специальные правила для девушек, живущих по воле Жребия. Я начинаю беспокоиться.

С уважением,

Джордж Дуг

71

— Это девочка, — сказал потрясенный Джейк, улыбаясь.

— Я знаю, Джейк. Мои поздравления.

— Эдгарина, — продолжил он. — Эдгарина Экштейн. — Он поднял на меня взгляд. — Кто ее так назвал?

— Не задавай глупых вопросов. Дитя здорово, Арлин здорова, я здоров, — вот что важно.

— Ты прав, — сказал он. — Но дочери тоже восстают против своих матерей?

— А вот и она, — сказал я.

Две медсестры провезли Арлин на каталке по коридору мимо нас в палату, и после того, как она снова устроилась в кровати, ей дали подержать ребенка. Мы с Джейком благосклонно наблюдали за ними. Младенец немного поерзал и пошипел, но был немногословен.

— Как всё прошло, Арлин? — спросил я.

— Очень быстро, — сказала она, с восторженной улыбкой прижав ребенка к набухшим грудям. Она смотрела на свое дитя и улыбалась, улыбалась, улыбалась.

— Разве она не похожа на Элеонор Рузвельт, когда та была малюткой? — сказала она.

Мы с Джейком посмотрели и, думаю, оба пришли к выводу, что, может, так оно и есть.

— У Эдгарины есть достоинство, — сказал я.

— Она рождена для величия, — сказала Арлин, целуя ребенка в макушку. — Волей Жребия.

— Или для ничтожества, — сказал я. — Ты же не хочешь навязывать ей какие-то стереотипы, Арлин?

— За тем исключением, что она будет обязательно бросать Жребий по поводу всего, что она делает, я планирую дать ей полнейшую свободу.

— О Господи-Господи, — сказал Джейк.

— Выше нос, Джейк, — сказал я, обняв его. — Разве ты не понимаешь, что, как ученый, ты первым получаешь доступ к чему-то, имеющему исключительную важность для науки?

— Может быть, — сказал он.

— Кем бы ни сделалась Эдгарина под властью Арлин, это имеет значение для науки. Станет л и она гением или психотиком, всё равно это будет нечто новое.

Джейк немного воспрял духом.

— Полагаю, ты прав, — сказал он.

— Это может стать твоим величайшим исследованием частного случая после «Случая шестигранного человека».

Джейк поднял на меня взгляд и просиял.

— Возможно, мне стоит еще поэкспериментировать с дайс-жизнью, — сказал он.

— Без сомнения, тебе понадобится название, — продолжил я.

— Ты просто обязан, — набросилась на Джейка Арлин. — Любой отец Эдгарины Экштейн должен быть человеком, живущим полноценной дайс-жизнъю, или я откажусь от него и не буду ему доверять.

Джейк вздохнул.

— Это не понадобится, детка, — сказал он.

— «Случай случайного воспитания», — предложил я. — Или, может быть, «Кубики с пеленок».

Джейк медленно покачал головой и зло покосился на меня.

— И не пытайся, Люк. Тебе недостает глубины. Название уже есть: «Случай ребенка прихоти». — Он вздохнул. — Наверное, на книгу потребуется чуть больше времени.

72

Ослепительное солнце согрело и смягчило гору моей плоти. Я глубже зарылся в горячий песок, ощущая лучи на своей коже как ласки дальнего действия. Линда лежала рядом со мной, одетая в бикини и блистающая красотой. Ее восхитительные груди под полоской ткани, которая теоретически была лифчиком, дышали, глядя в небо, то увеличиваясь, то уменьшаясь, как два плода в биологическом фильме о процессе роста, снятом ускоренной съемкой. Она читала «Пармскую обитель» Стендаля, мы говорили о групповой дайс-терапии, но последние пятнадцать минут лежали молча, наслаждаясь одиночеством бескрайнего пляжа на Багамах и жаркими любовными прикосновениями солнца. В Нью-Йорке был февраль, но здесь стояло лето.

— Чего ты на самом деле хочешь, Люк? — вдруг спросила Линда. По кляксе в уголке моих полузакрытых глаз я сделал вывод, что она либо села, либо приподнялась на локте.

— Хочу? — сказал я, размышляя. Ритмичные удары прибоя в тридцати ярдах очень тянули меня поплавать, но мы вышли из воды всего пятнадцать минут назад и только обсохли.

— Всё, наверное, — наконец сказал я. — Быть всеми и делать всё.

Она отбросила волосы с лица и сказала:

— Скромно.

— Наверное.

В мое ограниченное поле зрения влетела чайка и тотчас унеслась из него.

— Какой-то ты тихий сегодня. Очередное решение Жребия?

— Я просто всё время сонный.

— Ни хрена. Это решение Жребия?

— Какая разница?

Она, определенно, сидела, раздвинув ноги и откинувшись назад, опираясь на руки.

— Я иногда не понимаю, чего хочешь ты, не Жребий…

— Кто такой я?

— Это я и хочу знать.

Я сел, щурясь и глядя на океан мимо холмика песка передо мной. Без очков обнаруживалась только загоревшая расплывчатость и голубая расплывчатость.

— Но разве ты не понимаешь, — сказал я. — Знать «меня» в этом смысле — значит ограничивать меня, бетонируя в нечто окаменевшее и предсказуемое.

— Дайс-дерьмо! Я просто хочу знать такого тебя, который мягок и предсказуем. Как я могу радоваться тому, что мы вместе, если я знаю, что ты в любой момент можешь — оп! — исчезнуть из-за какого-то случайного падения кубика?

Я вздохнул и опять опустился на локти.

— Если бы я был здоровым, нормальным невротичным любовником, моя любовь в любой момент могла бы точно таким же случайным образом испариться.

— Но тогда я могла бы почувствовать, что к этому идет; я могла бы бросить тебя первой. — Она улыбнулась.

Я резко сел.

— Всё может испариться в любой момент. Всё! — сказал я с неожиданной горячностью. — Ты, я, самая твердокаменная личность со времен Кэлвина Кулиджа: смерть, разрушение, отчаяние могут нанести удар. Жить, допуская иное, — это безумие.