Люк Райнхарт - ДайсМен или человек жребия

• Название: ДайсМен или человек жребия
• Автор: Люк Райнхарт
• Издательство: СОФИЯ
• Жанр: Психология
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91250-824-0

Безбашенная книга и потрясающая пародия на психоанализ, «Дайсмен» увлекателен, насмешлив и шокирующ, настоящий диверсант в тылу американской поп-культуры. В общем — самый культовый бестселлер наших дней.

Одолеваемый депрессией психоаналитик Люк Райнхарт живет с женой и двумя детьми в Манхэттене. Восточная и западная философии с их тщетой объять смысл и бессмысленность его уже просто бесят. Однажды он рискнул доверить игральному кубику выбор своих поступков — и вскоре понял: единственный путь спасения души — позволить все решать жребию. Катясь, как кубик, сквозь секс и психотерапию, Люк распространяет новую религию, забавно сочетая проповеднический пыл и собственную развращенность, ставя дыбом и свою жизнь, и мир вокруг.

---

— Мистер Фламм, вы уверены, что у вас в отделении сейчас осталось пять пациентов?

— Да, сэр.

— И что ушли только тридцать восемь?

— Да, сэр.

— Вы уверены, что меня зовут Райнхарт?

Он уставился на меня и начал нервно гладить свой большой живот.

— Да, сэр. Думаю, да, сэр.

— Вы думаете, что меня зовут Райнхарт?

— Да, сэр.

— Кто этот пациент — вон там? — спросил я, показывая на пациента, которого никогда раньше не видел, надеясь, что он только что поступил.

— Э-э-э… а… этот?

— Да, этот, — холодно сказал я, возвышаясь над Фламмом.

— Я должен проверить у санитара, у Хиггенса. Он…

— Мы опаздываем к началу мистер Фламм. Боюсь, я не могу позволить вашей смутной памяти на имена еще больше нас задерживать. До свидания.

— До… до свиданья, док…

— Райнхарт. Запомните это.

Случалось ли вам идти по Бродвею в середине строя из тридцати восьми мужчин, вразнобой одетых в военную и больничную одежду, кеды, сандалии, бермуды, рваные футболки, африканские накидки, купальные халаты, ночные тапочки, пижамные куртки и спортивные костюмы и ведомых совершенно безмятежным восемнадцатилетним парнем в белом больничном халате, насвистывающим «Боевой гимн Республики»? Приходилось ли вам затем вместе с блаженным мальчиком вести такой строй в бродвейский театр? И выглядеть естественно? И расслабленно? Когда половина мест была в первом ряду? (Летний штиль дал мне возможность купить билеты в последнюю минуту — в 4:30 того дня, — но двадцать из них обошлись по 8 долларов 50 центов.)

А пытались ли вы затем усадить тридцать восемь странных людей, когда половина мест картечью разбросана по театру на пятьсот мест? Когда трое ваших пациентов — ходячие зомби, еще четверо — маниакально-депрессивные плюс шесть озабоченных гомосексуалистов? Пытались ли вы сохранять чувство достоинства, непоколебимость и авторитет, когда один из этих несчастных всё время подходит к вам и истерическим шепотом спрашивает, когда же все они должны сбежать?

— Райнхарт! — зло зашипел на меня Артуро Икс. — Какого черта мы тут делаем на «Волосах»?

— Мне было приказано привести вас на «Волосы». Я это сделал. Отдельным приказом Жребий запретил выпускать вас на Лексингтон-авеню. Надеюсь, вам понравится представление.

— Там сзади четыре мусора стоят. Я их видел, когда мы заходили. Это что, какая-то ловушка?

— О полиции мне ничего не известно. Из театра есть другие выходы. Я надеюсь, вам понравится. Получайте удовольствие.

— Чертов свет гаснет. Какого хрена мы должны здесь делать?

— Слушайте музыку. Я привел вас на «Волосы». Наслаждайтесь. Танцуйте. Получайте удовольствие.

Всё это время Эрик Кеннон сохранял безмятежность игрока в гольф при двухдюймовом ударе и ни разу ко мне не подошел — разве что на две секунды сразу после окончания первого действия («Клевое шоу, доктор Райнхарт, я рад, что мы сюда пришли»). Но Артуро Икс переставал ерзать на своем кресле, только когда бросался к проходу, чтобы переговорить с кем-то из своих последователей или со мной.

— Слушай, Райнхарт, — прошипел он мне ближе к концу антракта. — Что ты станешь делать, если мы все встанем и начнем танцевать или пойдем на сцену?

— Я привел вас на «Волосы» и хочу, чтобы вам понравилось. Получайте удовольствие. Танцуйте. Пойте.

Он посмотрел мне в глаза, как окулист, ищущий признаки разложения сетчатки, а потом разразился коротким смешком.

— Господи… — сказал он.

— Приятного вечера, сынок, — сказал я, когда он уходил.

— Доктор Райнхарт, кажется, пациенты между собой перешептываются, — сказал один из моих санитаров-гигантов приблизительно три минуты спустя.

— Без сомнения, грязные шуточки, — сказал я.

— Этот Артуро Джонс подходит к каждому и что-то шепчет.

— Я велел ему напомнить всем, чтобы они не опаздывали на автобус, который должен отвезти их обратно на остров.

— Что, если кто-нибудь попробует сбежать?

— Задержите его, мягко, но решительно.

— Что, если они все сбегут?

— Задержите тех, у кого самые социопатически острые заболевания, — зомби и убийц, короче, — а остальных оставьте полиции. — Я безмятежно улыбнулся ему. — Но никакого насилия. Мы не должны портить репутацию наших санитаров. Мы не должны расстраивать публику.

— Ладно, доктор.

Я уселся между пациентами, наиболее явно одержимыми мыслью об убийстве, и когда люди в нашем ряду начали подниматься, чтобы присоединиться к танцующим на сцене, я обвил своими громадными ручищами их шеи и сжимал, пока они не стали какими-то странно сонными. Затем я с интересом посмотрел начало второго действия, где тридцать или около того странно одетых членов труппы, которые, очевидно, выдавали себя за сидевших вокруг меня зрителей, направились, весело дурачась и танцуя, по проходам к сцене. Находившаяся на сцене часть труппы изобразила легкое замешательство, но продолжала петь, а новые чудики смешивались с чудиками из первого действия и пели, танцевали и резвились, и все пели начальный номер «Куда я иду?», пока большинство новеньких не исчезло.

Полиция допрашивала меня в театре около получаса, и я позвонил в больницу и сообщил соответствующим сотрудникам о небольших затруднениях, с которыми мы столкнулись, а еще я позвонил доктору Манну домой и проинформировал его, что тридцать три пациента сбежали с мюзикла «Волосы». Мой телефонный звонок оторвал его от партии, в которой у него был фулл-хауз, от тузов до валетов, и его голос стал таким расстроенным, каким я его никогда не слышал.

— Боже мой, боже мой, Люк, тридцать три пациента. Что ты наделал? Что ты наделал?

— Но в твоем письме говорилось…

— В каком письме? НЕТ, нет, нет, Люк, ты знаешь, я никогда не стану писать никаких писем о тридцати трех — ох! — ты же знаешь! Как ты мог это сделать?

— Я пытался с тобой связаться, звонил тебе.

— Но ты не казался встревоженным. У меня и мысли не было. Тридцать три пациента!

— Мы удержали пятерых.

— Ох, Люк, боже мой, газеты, доктор Эстербрук, комитет Сената по психогигиене, боже мой, боже мой.

— Они просто люди, — сказал я.

— Почему мне за целый день никто не позвонил, не сообщил запиской, курьером или еще как-нибудь? Почему все сваляли дурака? Повести тридцать три пациента из отделения…

— Тридцать восемь.

— На бродвейский мюзикл…

— А куда нам нужно было их вести? В твоем письме говорилось…

— Не говори так! Не упоминай при мне никакого письма!

— Но я был просто…

— На «Волосы»! — у него перехватило дыхание. — Газеты, Эстербрук, Люк, Люк, что ты наделал?

— Все будет в порядке, Тим. Душевнобольных всегда ловят.

— Но об этом никто никогда не читает. Они сбежали — вот это новость!

— Людей впечатлит наша либеральная, прогрессивная политика. Как ты сказал в своем пись…

— Не говори так! Мы никогда больше не должны выпускать пациентов из больницы. Никогда.

— Расслабься, Тим, расслабься, я должен еще поговорить с полицией и репортерами, и…

— Не говори ни слова! Я еду. Скажи, что у тебя ларингит. Не разговаривай.

— Мне нужно идти, Тим. Поторопись.

— Не говори…

Я повесил трубку.

Я разговаривал с полицией, с репортерами и с младшими представителями больницы, а потом еще полтора часа лично с доктором Манном, и смог появиться на покерной вечеринке у меня дома не раньше полуночи.

Я счастлив сообщить, что Лил уверенно выигрывала, при этом главными проигрывающими были мисс Вэлиш и Фред Бойд, а Джейк с Арлин оставались при своих. Все сгорали от любопытства, что же так расстроило доктора Манна, но я всё преуменьшил, назвав случившееся незначительным происшествием и бурей в стакане воды, намекнул, что некая подрывная подпольная группа устроила серию подделок, и категорично заявил, что меня от всего этого уже тошнит и что я хочу играть в покер.

Я был ужасно взвинчен и едва мог спокойно усидеть на стуле, но они любезно приняли меня в игру. Я не обращал внимания на их последующие вопросы, что позволило мне наконец сосредоточиться на своем просто отвратительном невезении с картами. Я много проиграл Фреду Бойду в первой партии и еще больше — Арлин во второй. После семи партий без побед я был совершенно подавлен, а все остальные (кроме мисс Вэлиш, сонной и заскучавшей) были весьма веселы. Телефон звонил всего раз, и я сказал полиции, что не знаю, кто меня рассоединил, когда я днем пытался дозвониться доктору Манну, но это, очевидно, был не я, поскольку я в это время разговаривал по телефону. Я сказал им, что общался с Артуро Джонсом во время представления, потому что он проницательный театральный критик, и что я самостоятельно удерживал двух самых опасных пациентов, и что я бы был признателен за толику уважения, поскольку и так чувствую себя достаточно паршиво из-за проигрыша.