Люк Райнхарт - ДайсМен или человек жребия

• Название: ДайсМен или человек жребия
• Автор: Люк Райнхарт
• Издательство: СОФИЯ
• Жанр: Психология
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91250-824-0

Безбашенная книга и потрясающая пародия на психоанализ, «Дайсмен» увлекателен, насмешлив и шокирующ, настоящий диверсант в тылу американской поп-культуры. В общем — самый культовый бестселлер наших дней.

Одолеваемый депрессией психоаналитик Люк Райнхарт живет с женой и двумя детьми в Манхэттене. Восточная и западная философии с их тщетой объять смысл и бессмысленность его уже просто бесят. Однажды он рискнул доверить игральному кубику выбор своих поступков — и вскоре понял: единственный путь спасения души — позволить все решать жребию. Катясь, как кубик, сквозь секс и психотерапию, Люк распространяет новую религию, забавно сочетая проповеднический пыл и собственную развращенность, ставя дыбом и свою жизнь, и мир вокруг.

---

— Единственная проблема, которую я вижу во всем этом, — сказал Фред, — это то, что у тебя нет чувства меры, Люк. В определенной степени жизнь по воле жребия имеет ценность, чрезвычайную ценность. Я испытал это. Я говорил с Орвом Богглзом и с той девушкой, Трейси, и с парой других твоих учеников, и я знаю. Но Боже правый, Люк, сколько проблем ты натворил, не посмотрев на всё это проще и не используя здравый смысл.

— Преуменьшение века, — сказала Лил.

— Я иногда могу перестараться, но ради доброго дела. Доброго дела. «Дорога излишеств ведет к дворцу мудрости» — так сказал Кэлвин Кулидж[125], и я ему верю.

— Но больше никаких вечеринок в честь Крума, ладно? — с улыбкой спросил Фред.

— Я обещаю никогда больше не играть шесть ролей на одной вечеринке.

— Но ему нужно продолжать экспериментировать, — сказала мисс Вэлиш.

— Я обещаю быть не более чем умеренным шарлатаном, — сказал я. — Весь день.

— Ну, теннис, плаванье в океане, клуб или яхта? — сказал Фред и поднялся из-за стола.

— Нам нужно еще два варианта, — добавила Лил.

— Я бросаю, — сказала мисс Вэлиш и встала, чтобы пойти к буфету и достать наши фамильные игральные кости. В итоге мы все собрались вокруг кухонного стола, и мисс Вэлиш бросила кубик на испачканную скатерть: теннис. Мы спросили Жребий еще раз, чтобы узнать, на чьей машине поедем, и еще раз, чтобы узнать, кто с кем будет играть, и вышли.

Был первый уик-энд августа, и мы отдыхали в нашем старом фермерском доме в полях сумаха на Восточном Лонг-Айленде, и все шло довольно неплохо. Лил, расспрашивала меня целый месяц о теории Жребия и дайс-терапии, становясь все более заинтересованной и все менее враждебной. Однажды вечером я привел к нам ужинать профессора Богглза, и он с похвалой отозвался о дарах Жребия.

Наше раздельное проживание и развод были в стадии временной неопределенности. Лил терпела меня на условиях, что я буду вести себя с «разумной» абсурдностью.

Частым гостем после моего выхода из клиники в середине июля стал Фред Бойд, и мы провели полдюжины восхитительных дискуссий о теории и практике Жребия. Он был склонен цитировать Юнга, Райха или Р. Д. Лэнга, чтобы показать, что мои идеи не столь уж и оригинальны, но тем самым, казалось, также подразумевал, что они могут быть стоящими. Он начал сам экспериментировать со Жребием. Даже намекнул, что это, возможно, помогло в его научном проникновении в мисс Вэлиш.

Лил снова даровала мне мои супружеские права где-то около конца июля, и хотя сначала наотрез отказывалась пробовать какие бы то ни было постельные игры со Жребием, в последнюю неделю немного уступила. У нас было два интересных сеанса, в особенности Лил понравились полчаса игры в «грешника — святого», в которой Жребий дважды сделал меня святым, а ее грешницей.

Когда мы играли в шахматы, она часто бросала Жребий, чтобы определить, который из двух ходов ей сделать; она всегда предлагала Жребию решать, какой фильм мы будем смотреть. Она даже разрешила Ларри снова играть с кубиками, но только с условием, что у нее будет право вето на варианты.

Но настоящий прорыв в наших отношениях наступил, когда однажды днем, пока дети были на пляже, мы с ней сыграли в эмоциональную рулетку. Мы упростили стандартную игру, используя в качестве вариантов только три эмоции — любовь, ненависть и жалость, но усложнили ее тем, что эмоции выбирали мы оба. Мы бросили Жребий, чтобы определить, какой будет первая трехминутная эмоция у каждого из нас. Лил выпала ненависть, а мне любовь.

Я умолял, а она оскорбляла меня; я пытался обнять ее, а она всерьез пнула меня в левое бедро (слава Богу!); я опустился на колени, и она на меня плюнула. Три минуты на песочных часах для варки яиц наконец иссякли, и" мы снова бросили Жребий. Я получил жалость, а она опять ненависть.

— Бедная Лил, — сказал я ей, как только увидел приказ своего Жребия, и если бы я резко не пригнулся, думаю, ее кулак прошел бы сквозь мою голову и вышел с другой стороны. Горечь, накопившаяся за месяцы и годы, которая раньше выражалась только в сдержанном сарказме, выплеснулась наружу в физических действиях и в брани. Она плакала и кричала, скрежетала зубами и молотила меня кулаками, и даже раньше, чем иссякли три минуты, рухнула в слезах на край кровати.

— Вперед, — сказал я, когда время вышло, бросил Жребий и получил ненависть. Она апатично бросила свой Жребий и получила любовь.

— Безжизненный клок мочалки, — зашипел я на эту сучку. — Пугало-зомби, надгробие плаксивое. Да я скорее буду ласкать левый локоть мисс Рейнголд, чем прикоснусь к твоему трупу.

Вначале я увидел, как ее глаза гневно засверкали, а потом у нее в голове будто вспыхнула искра — глаза засветились, и она посмотрела на меня с нежностью и состраданием.

— …сиськи как кнопки, жопа такая плоская и костлявая, что сойдет вместо утюга…

— Люк, Люк, Люк, — повторяла она мягко.

— Разлюлюкалась, сучка. У тебя не больше храбрости, чем у раздавленного муравья. Мышь. Я женился на мыши.

Ее лицо опять вспыхнуло от гнева.

— Посмотрите на нее — не может и тридцати секунд выполнять приказ Жребия, не теряя контроля над собой…

Замешательство. Я расхаживал перед ней в сильном гневе.

— Подумать только, все эти годы я мог бы трахать женщину: с большими грудями и способную получать тысячу оргазмов, вот как Арлин…

— Люк… — сказала она.

— или сладкожопую тигрицу, как Терри…

— Мой бедный, бедный Люк…

— А мне досталась мышь: глаза-бусинки, ободки красные, и хвост волочится.

Она улыбалась и качала головой, а ее глаза, пусть и с красными ободками, были ясными и сияли.

— …мне блевать охота, как об этом подумаю. — Я стоял над ней, сжав кулаки, презрительно усмехался, шипел и хватал воздух. Это было так приятно, но она смотрела на меня мягко и безоружно. Казалось, мои оскорбления не задевают ее. От этого я распалялся все больше и больше, пока не начал позорно повторяться.

— Люк, я люблю тебя… — сказала она, когда я сделал паузу.

— Жалость, глупая. Ты должна чувствовать жалость. Не можешь даже в игры правильно играть…

— Мой Люк…

— Безмозглый, безгрудый, безжопый клок…

— Мой бедный, милый/больной герой.

— Я не милый, сука ты этакая. Я загоню тебе швабру в…

— Время, — сказала она. — Время.

— Да мне похер. Отрублю твою мышиную голову и продам твою мохнатку прокаженным. Я…

— Три минуты вышли, Люк, — сказала она тихо.

— О, — сказал я, возвышаясь над ней и пуская слюни. — О! Прости, — добавил я.

— Пока достаточно, — сказала она. — И спасибо.

Потом она зарылась лицом в мой живот, и мы перешли к славному страстному сексу, не продиктованному Жребием, — такому, какой обычно бывает в начале или в конце романа, когда эмоции зашкаливают. С тех пор она была сострадающей или любящей. По большей части. В то утро, когда Жребий выбрал теннис, мы поехали на залив и плавали, играли в мяч с Ларри и Эви, грелись на солнышке и снова плавали. Потом вернулись в фермерский дом и пили славные крепкие коктейли с джином, разговаривали за супом и чизбургерами и курили травку. Пока Лил делала шоколадные пирожные, мисс Вэлиш играла на гитаре, а мы с Фредом пели дуэтом о Гарварде и Корнеле. И снова курили травку, потом разошлись по своим комнатам, и мы с Лил занялись любовью, медленно и томно, и хихикали, а она кричала. Забрел Фред, голый, и спросил, нельзя ли к нам присоединиться и устроить оргию, и, бросив Жребий, я должен был ответить «нет», а Фред сказал, что имел он этот Жребий, и я снова бросил кубик и сказал, что он может иметь Жребий, но не нас. Вошла мисс Вэлиш, и Лил сказала нет, не бросая Жребия, и мы сидели и обсуждали поэзию, сексуальную распущенность, травку, порнографию, противозачаточные пилюли, всевозможные позы, пенисы, половые органы, потенцию, вседозволенность, игры и половые члены.

Уже совсем поздно мы с Лил снова занялись любовью, и делали это неспешно и томно, и хихикали. От всех этих разговоров она была вся медовая и, прежде чем заснуть, сказала мне мечтательно: «Теперь у дайсмена есть дом», а я сказал «м-м-м-м», и мы заснули.

52

— Я хочу, чтобы вы помогли мне сбежать, — тихо сказал Эрик, осторожно держа сэндвич с салатом из тунца, будто боялся, что он развалится у него в руках. Мы находились в кафетерии Отделения У, теснясь среди других пациентов и их посетителей. Я был одет в старый черный костюм и черную водолазку, на нем была грубая серая больничная одежда.

— Почему? — спросил я, наклонившись к нему, чтобы лучше слышать сквозь гул голосов.