Владимир Гаков - Ультиматум. Ядерная война и безъядерный мир в фантазиях и реальности

• Название: Ультиматум. Ядерная война и безъядерный мир в фантазиях и реальности
• Автор: Владимир Гаков
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Филология
• Год: 1989
• ISBN: 5 - 250 - 00332 - X

Что делать, чтобы каждый человек на Земле задумался о вероятности ядерной катастрофы, проникся и личной ответственностью за сохранение жизни на планете? Фантасты предвидели ядерную опасность и своими средствами боролись с угрозой уничтожения человечества еще тогда, когда о ней не задумывались ученые и политики, В книге сквозь призму «антиатомной» темы в научной фантастике рассматриваются проблемы войны и мира, возможности безъядерного мира и выживания человечества. Автором собраны своеобразные досье, отражающие мнения по этим вопросам известных писателей, режиссеров, ученых, журналистов, политиков, общественных деятелей, причем как сторонников мира, так и апологетов войны.

Книга адресована широкому кругу читателей.

---

Это один из самых ярких примеров научно-фантастического "попадания". А вот в чем авторы повести ошиблись, так это в своем уповании на моральное прозрение, пусть и запоздалое, творцов "нового оружия". Реальный "отец" нейтронной бомбы американец Сэмюэл Коэн, словно базарная торговка, расхваливал на страницах газет свое детище, упирая, естественно, на "гуманность" бомбы — в чисто американском понимании…

В одной из ранних повестей ветерана советской фантастики Георгия Гуревича — "Иней на пальмах" (1951) — впервые, наверное, прозвучала мысль об абсурдности "глобального" оружия — именно ввиду его глобальности. Применение его приведет только к тому, что в результате раскачки био-, эко- и геосферы планеты человечество рискует обрушить на себя слепой гнев потревоженной природы, не разбирающей "наших" и "не наших".

Пока не во вселенских масштабах, как у Михайлова, но хватит и земных.

Прошло двадцать лет (повесть Геннадия Прашкевича "Мир, в котором я дома"), тридцать ("Ноктюрн пустоты" Евгения Велтистова), а тревога только росла. И если Прашкевич пишет о заведомых безумцах — нацистах, укрывшихся в южноамериканских джунглях и там в сверхсекретных лабораториях вынашивающих планы "избирательного" уничтожения озонового слоя над территорией противника, то в книге Велтистова все другое. Новые нероны приобрели вполне благообразный вид: их планы облачены в деловитые, резонные слова бизнесменов и политических стратегов, однако они по-прежнему безумны — на сей раз война замышляется климатическая.

Пока фантастика? Но еще в 1978 году ведущие эксперты СИПРИ заявляли: "Есть основания полагать, что в скором времени человек сможет использовать технологию для управления определенными природными силами — ураганами, цунами, землетрясениями. Если эти возможности будут использованы в злонамеренных целях, их воздействие на среду окажется непредсказуемо продолжительным и жестоким"[54].

Сколь непросто будет расставаться с рецидивами "атомного сознания", рассказывают два сравнительно свежих произведения молодых авторов.

В повести Виталия Бабенко "Встреча" (1986) остатки ядерного оружия после Пакта о его запрещении реализуют на специальных "аукционах", проводимых под тщательным контролем ООН. Покупатели в общем известны — это различные научные центры, отдельные "мирные" корпорации и службы. Однако есть сведения, что к заветному товару тянутся руки недобитых вояк, сотрудников распущенных спецслужб, террористов всех мастей, просто агентов организационной преступности…

А небольшой по объему рассказ Владимира Покровского "Самая последняя в мире война" (1987) я оставил "на закуску" не только из-за названия. В этой истории поединка Человека и Бомбы — она на сей раз снабжена искусственным интеллектом и во всех смыслах живая! — как в капле воды отразилась нравственная коллизия, вокруг которой крутится наш разговор. Пусть человечество никогда не создаст подобные "разумные бомбы", снабженные инстинктом самосохранения (до того, как последует специальный сигнал и Бомбой овладеет экстатическое желание самоубийства), все равно ему пора задуматься о собственном разуме. Проверить себя: а оно само разумно ли?

Бомбы представляют опасность для жизни обитателей Земли. В ответ на ультиматум специальные отряды разыскивают затаившиеся бомбы и пережигают их электронные сети лазерным оружием. Герой рассказа, выследивший последнюю, готов сделать то же. Но Бомба, оказывается, ранена, беспомощна и к тому же умоляет сохранить ей жизнь… Понятное дело, человек мешкает. И в результате гибнет сам от лучевой болезни, а стартовавшую к Луне Бомбу сбивают. На всякий случаи…

Рассказ начинается с фразы: "Тому, кто первым догадался сделать разумные бомбы, я бы поставил памятник и на нем надпись: "Плевать сюда"[55]. Но памятник такого типа нужно строить всем без исключения изобретателям "нового оружия". А перед "плевательницей" повесить огромное зеркало, чтобы каждый подошедший знал, что и ого вина — здесь.

"Однажды мозг ученого изобретет механизм или откроет силы в природе столь кошмарные по своим возможностям, столь ужасающие, что даже привыкший к смертям и мучениям человек-боец будет потрясен. И забросит военное ремесло в тот же час. Все, что в состоянии создать человеческий разум, может быть проконтролировано человеческим характером"[56], - писал на заре атомного века Томас Алва Эдисон.

Как хочется верить в правоту его предположения! И как мало способствует этой вере знание нашей собственной истории.

Одному нас атомный век, кажется, все-таки научил: "Вопрос не только в том, что могут быть (да и есть!) силы, люди, готовые развязать самоистребительное побоище. Они всегда были, готовые на все. Не было ее, бомбы. И она — не "обычное" оружие, а тем более — не просто "техника"; никто же не видит в ноже, как таковом, зла! Им можно и хлеб резать и зарезать. Не в ноже зло, а в человеке, замыслившем убийство"[57].

Я в который раз цитирую Алеся Адамовича. Место в череде героев этой книги было бы обеспечено белорусскому писателю одной только книгой "Каратели", его имя стоит в одном ряду с именами публицистов и ученых — борцов с атомной угрозой. Кроме того, в январском номере журнала "Новый мир" за 1987 год появилась его научно-фантастическая повесть "Последняя пастораль". Знакомством с нею и ее автором завершается рассказ о советской атомной фантастике.

Досье по теме "Ультиматум":

АЛЕКСАНДР (АЛЕСЬ) МИХАЙЛОВИЧ АДАМОВИЧ

Род. в 1927 г.

Советский писатель, литературовед, публицист. Член-корреспондент Белорусской АН. Участник Великой Отечественной войны. Окончил Белорусский государственный университет, доктор филологических наук, профессор. Секретарь СП СССР, директор Всесоюзного НИИ киноискусства. Автор книг "Партизаны" (1960–1963), "Хатынская повесть" (1972), "Каратели". (1980) и др. Государственная премия БССР (1977).

В 70-е годы мало кто мог предвидеть неожиданную творческую эволюцию этого писателя. Признанный (да и то, если говорить честно, отнюдь не всеми) мастер военной прозы, скорбный летописец Хатыни и других "огненных деревень" вдруг так резко изменит своей теме! Займется проблемами будущего, окунется с головой в публицистику и благодаря своему бескомпромиссному темпераментному слову быстро выдвинется в "прорабы перестройки", в первые ряды строителей нового мышления.

А может быть, все как раз и получилось органично и естественно. Глубокое исследование феномена фашизма — а Адамович в "Карателях" превозмог эмоции и занялся изучением фашизма именно как исследователь; затем, надо думать, не один год тягостных размышлений о новой социальной, философской, психологической реальности, в которую мы загнали себя, создав Бомбу… Мужества ему, человеку, окончившему "партизанские университеты", было не занимать. Вот он мужественно и додумал все до конца.

"Формулы взрывов, все более опасных, они жадно выхватывали из рук физиков-химиков. А из рук философов и даже поэтов — блестящие ножи, кинжалы неосторожных парадоксов, которыми так удобно вспарывать брюхо всем этим предрассудкам: совесть! сострадание! человеколюбие!.. И разве один Ницше не ведал, что творил? И чем все может кончиться!.."[58]

Это 1980 год, повесть "Каратели". Спустя семь лет, сразу по окончании московского форума "За безъядерный мир, за выживание человечества" писатель в интервью газете сформулировал свое понимание нового мышления. По Адамовичу, это "не всего лишь новая логика. А и новая нравственность, чувствование нового и литература новая. Оно может и напугать — новое мышление. Непростая это вещь — додумывать до конца мысли термоядерного века… Новое мышление — не умственные упражнения. Оно требует смелости. От человека военного — смелости признать бессмысленность, абсурдность, бесчеловечность самого этого "дела" — войны. То есть обесценивания как бы самой их профессии. Лично для меня сегодня нет храбрее и достойнее военных, чем те, кто, подобно отставным генералам, свои военные знания отдают антивоенному движению"[59].

Даже тогда — сказавший такое вряд ли мог рассчитывать на спокойную, бесхлопотную жизнь…

В его публицистических статьях последних лет высказано впервые многое из того, что спустя короткое время было официально подтверждено и закреплено в материалах съездов и международных форумов, нашло отражение в новой политической стратегии и военной доктрине нашей страны. Конечно, не один он думал над этим, но он думал как писатель, как проповедник. И мысли его, образные и обжигающие заключенной в них жестокой правдой, доходили до умов и сердец миллионов.

В наше время это даже важнее. В том кипящем вареве, что зовется общественным сознанием человека "атомной эпохи", здравые идеи посещают, вероятно, многих. А вот достучаться до разума и сердца отупевших, разочарованных, уставших и просто равнодушных по силам лишь единицам.