Юрий Софиев - Синий дым

• Название: Синий дым
• Автор: Юрий Софиев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 9965-18-113-9

«Синий дым» — наиболее полное собрание сочинений известного поэта Русского Зарубежья Юрия Софиева (1899–1975), который в 1955 году вернулся на родину и жил в Алма-Ате.

В книгу вошли стихи из прижизненного сборника «Годы и камни» (Париж, 1936) и посмертного — «Парус» (Алматы, 2003), а также включены стихотворения из рукописных тетрадей, записных книжек и дневников поэта. Заключают книгу мемуары «Разрозненные страницы» — об эмигрантских скитаниях, о встречах с выдающимися людьми того времени.

Примечание: автор электронной версии книги бесконечно признателен Надежде Михайловне Черновой — хранителю архивов Софиевых-Кнорринг, составителю и издателю их книг, и автору произведений об этих безусловно интереснейших поэтах русской эмиграции — за тот гигантский, многолетний труд на благо Русской Литературы и сохранение памяти о культуре Русского Зарубежья и за бесценную возможность ознакомиться с этими редкими изданиями.

Тираж 50 экз.

---

«В набухшем небе тусклые повисли…»

В набухшем небе тусклые повисли
Миры над городом, над мглой ложбин.
Крылатые, как эти мыши, мысли,
Душа, всколыхнутая до глубин.

Мир символов и тех соприкасаний,
В которых узнаёт себя душа,
И вот, прощённые последним целованьем,
В «не знаю» прежнее уходим не спеша.

Пусть нежность вся, и всё моё хотенье,
Что для тебя, как мёд пчела, скопил,
Подвержено спасительному тленью,
Как и мильоны жизней всех светил.

Но разве Дух, познавший полноту
Высокого и подлинного счастья,
Не встретит за земным пределом ту,
Кто здесь была и Радостью и Страстью?

1927, «Звено», Париж

«Поговорим вполголоса о жизни…»

Поговорим вполголоса о жизни.
Твоя рука лежит в моей руке.
Мы граждане не найденной Отчизны,
Которая нигде и вдалеке.

Да, да, конечно, надо жить и строить,
Бороться, верить, жертвовать собой.
Да, да, не только надо, но и стоит.
Но как же с грустью совладать такой!

Ведь самый верный друг тебя забудет.
Любимая предаст тебя с другим.
Из века в век — так было, есть и будет.
И что ж? — сознаемся, договорим.

И ты предашь вернейшую подругу.
И вот в какой-то день, в какой-то час,
Как тетива, натянутая туго,
Вдруг сердце обрывается у нас.

1938, «Русские записки», Париж.

«Пытайся одиночество в пути…»[33]

Пытайся одиночество в пути
Преодолеть задумчивостью строгой.
Храни восторг и числа очерти.
А если ты любил, то выиграл в итоге,
Хоть это тоже унесёт дорога.

Лыжная прогулка

Прозрачной акварелью нарисован
На юге силуэт Тяньшаньских гор.
Голубоватыми снегами скован
На север убегающий простор.
И тополя полупрозрачной тенью
Стоят в морозном воздухе зимы.
В заиндевелых, призрачных растеньях
Мир кажется недвижным и немым.
И оглушённый снежной тишиною,
Легко иду по голубой лыжне,
С не знающею старости душою,
С родной природою наедине.
Но крик дрозда, взлетевшего на ветку,
Вдруг разрывает эту тишину.
Комочек снега с ветки дрозд стряхнул —
Снег падает искрящеюся сеткой.
А облака закатной полосы
Сложили фантастический рисунок.
Запечатлён цепочкой синих лунок
В снегу неторопливый бег лисы.
На смену дня идёт морозный вечер,
Но так прекрасен сумеречный свет,
Что даже бремя многотрудных лет
Почти совсем не ощущают плечи.

Разлука

Тропинкой рыжей в выжженной траве
Мы долго шли, пересекая остров.
И только с перевала, в синеве
Увидели развалин грозный остов.
И мощный атлантический простор
Воздушною и водною пустыней
Лежал меж нами, ослепляя взор
Сияющей, подвижной, свежей синью.
Вскипая злобной пеной на камнях,
Шумели волны у подножья башен.
Спросила, — думая о прежних днях:
«Путь предстоящий для тебя не страшен?»

«О зыбкой человеческой судьбе…»

О зыбкой человеческой судьбе,
В движенье без конца и без начала,
Быть может, обо мне и о тебе
Промчавшаяся чайка прокричала.

Что ж? посидим, в раздумии покурим.
Ты отпускаешь одного меня,
На склоне лет, навстречу трудным бурям,
На склоне лет, навстречу новым дням…

1955.

«В убогой комнате дешёвого отеля…»[34]

В убогой комнате дешёвого отеля,
Бездомности заслуженный удел,
Подушки смятые и на постели
Молчание осиротелых тел.

Твоей рукой отдёрнутая штора.
Холодный зимний беспощадный свет.
И вот уже нам кажется позором
Та радость жгучая. Призыв-ответ.

О, как всё это вынести мы сможем?
— Деревья за окном. Пустой бульвар.
И на мучительно-случайном ложе
Любви испепеляющий пожар.

Париж

На Луаре (в поезде)

Под шум винта, под мерный стук колёс
Суровое моё существованье.
И тают дни, как дым от папирос,
В настойчивом и жадном созерцанье.

Высокая холодная луна,
И тусклый блеск на влажной черепице.
Вновь память у вагонного окна
Мне возвращает образы и лица.

Здесь я любил. Здесь были мы вдвоём —
И вот трава забвенья над могилой.
В огромный и холодный водоём
Река несёт простое счастье с милой.

Летит экспресс в сияющую ночь.
В ночной туман окутана Луара.
Как прошлое нам трудно превозмочь!
В моей судьбе оно прошло пожаром!

1947, Париж

«Здесь логика не может быть в ответе…»

Здесь логика не может быть в ответе.
Ассизский мир,
Где — «Здравствуй, брат мой, волк!»,
Где на лугу зелёном грезят дети,
Хоть рядом жвачкой занят разум-вол.

Здесь плачут под «Муму»
И «братьев меньших»
Здесь никогда не бьют по голове.
Рассвет и многогласен, и застенчив,
Над синим озером роса в траве.

О, идиллическое сновиденье!
Простоволосая, святая чепуха!
Но почему ж не рушит наважденья
Весёлый, трезвый оклик петуха?

Цветите, добрые, большие дети,
Несите в жизнь ваш инфантильный бред.
Вас не задушат трезвые на свете,
Хотя они несут через столетья —
В насилье и борьбе —
Неисчислимость бед.

1969, больница

ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ (Аламаатинские стихи)

1. «За окном порывы злого ветра…»

За окном порывы злого ветра,
Мечутся деревья и цветы.
В той же шляпе голубого фетра
Мне опять приснилась ты.

И опять мы спорили, рядили
О любви, о жизни, о стихах.
И опять казалось, пропустили
Счастье второпях и впопыхах.

…И теперь, когда «одной ногою…»
Вдруг за молчаливой тишиною
Горечь (и какая!) сожаленья
О растраченных годах,
а не мгновеньях!
И невозвратимо.
Мимо, мимо,
Очень зримо!

2. «Пепельной скалою Собор Парижской Богоматери…»

Пепельной скалою
Собор Парижской Богоматери.
Я — у портала.
Он — наверху.
«Ужо тебе!»
Давно мы спорим.
Крылатый,
Каменный,
Уверенно-спокойный,
Высунув язык
И щёки подперев,
Он смотрит вдаль —
К истокам и свершеньям.
Рушит полог неба,
Пылает над Парижем.
Бормочет сонно Сена,
Барки у причалов обтекая.
У каменного корабля Собора
История стремительно течёт.

3. «История! Податливый судья…»

История!
Податливый судья.
— Деталь отбрасывая
Письменно и устно —
Расчётливо итоги подводя,
Готова оправдать любую гнусность.
Деталь!
Людская беззащитная беда
— Насилия, предательства и пытки —
Такие мелочи
Проходят без следа.
Чуть снисходительно:
— Эксцессы и ошибки.
О, горечь нестерпимая противоречий —
Мятежный Каин,
Смертный демиург,
Дух творчества,
Сомнений
И
Исканий,
Вновь обнажи свой нож,
Чтоб порешить не Авеля,
А ветхого Адама.
Очисти путь грядущему.
Спаси планету.
А если всё сначала?
Гибельно и ложно.
Но где-то на предельной глубине
— Не разума, а сердца —
Невозможно!

4. «Комочек праха — трепетное сердце…»