Элиза Ожешко - Последняя любовь

• Название: Последняя любовь
• Автор: Элиза Ожешко
• Издательство: Вече, РИПОЛ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-7141-0155-3

В очередной том серии «Каприз» включены лучшие любовные романы известной польской писательницы Элизы Ожешко (1842–1910) «Последняя любовь» и «В провинции». В них автором талантливо и увлекательно воссоздаются жизненные испытания героев, главным стремлением которых выступает жажда настоящего любовного чувства.

---

Регина пела в тот вечер долго, словно испытывала потребность излить свои чувства, которые старательно скрывала от посторонних. Когда она кончила, со всех сторон посыпались комплименты.

— Charmant, délicieux![83] — восклицали дамы.

— Mon Dieu! Vous chantez comme un ange![84] — послышался из глубин кресла голос графини.

Вот смолкает музыка, которой все домогались, словно нуждались в ней, понимали и чувствовали ее, и какую похвалу, кроме банальных комплиментов, можно услышать в светском салоне? Ведь в этом пленительном искусстве равнодушные слушатели ищут лишь чувственного наслаждения. Им безразлично, что вложил в слова своей песни поэт, какие чувства теснятся в груди музыканта. Грустная или веселая песенка, мастерски или просто бойко исполненная, для них все — «charmant» и «délicieux».

— Veuillez prendre mon bras[85]. — Граф Август с важностью подал Регине руку и проводил на прежнее место.

— Не хотите ли лимонаду? После пения это полезно, — с поклоном спросил Фрычо.

— Примите в дар этот цветок, — томно прошептал Януш и протянул Регине лилию, сорванную им в саду при лунном свете.

— Благодарю, — кивнув молодым людям, ответила Регина и с улыбкой подошла к Равицкому. — Должна сделать вам замечание, — сказала она, подавая инженеру руку, — вот уже два дня вы у нас не были.

— Я был занят, — ответил Равицкий, — скоро мне придется отсюда уехать, поэтому надо удвоить усилия, чтобы закончить работу. А вы, я вижу, — прибавил он, — не принимаете участия в общем веселье.

— Я уже давно не танцую, — сказала Регина.

— Что это, каприз, зарок или… причиной тому пережитое горе?

— Я не капризна, — с улыбкою ответила Регина — по таким пустякам зароков не даю, просто настроения нет. Чтобы танцевать, надо чувствовать себя непринужденно и на душе должно быть спокойно, а это бывает только в молодости или когда человек легкомыслен или счастлив.

— Счастлив? — переспросил Стефан. — Но это такое растяжимое понятие. Что вы понимаете под словом «счастье»?

— Вообще или для меня лично?

— Для вас.

— Для меня счастье — это теплая и сердечная семейная атмосфера.

— По-моему, такая жизнь доступна каждой женщине?

— Не всегда, — коротко возразила Регина.

Во время разговора Регина смотрела инженеру в лицо, словно хотела что-то прочесть на нем, но ничего не прочла, — оно было замкнутым и ничего, кроме доброжелательства, не выражало. Стефан тоже не спускал глаз с Регины. На ее лице, как у всякой любящей женщины, лежал отсвет глубокого чувства.

Генрик, подойдя к Регине, спросил, не пора ли домой, и они стали прощаться.

Изабелла едва кивнула Генрику и, поджав губы, проводила его взглядом до дверей.

Ревицкий еще раз пожал Регине руку и сказал:

— До завтра!..

После ухода Тарновских вечер у графини как-то разладился, у Изабеллы и остальной молодежи испортилось настроение. Даже Фрычо притомился — красоваться перед Региной было не так-то легко, и, огорченный ее ранним уходом, вместо того чтобы развлекать, по своему обыкновению, дам, сам стал забавляться с любимым попугаем. Гости постепенно расходились, но час был ранний, и несколько человек уселись за двумя столиками: графиня, Изабелла, еще три дамы и граф Август — за одним, за другим — Равицкий, Витольд, доктор и двое помещиков, которых доктор отрекомендовал Тарновскому как почтенных и серьезных людей.

Между мужчинами завязался оживленный разговор. Витольд рассказывал о своем хозяйстве, Равицкий объяснял ему, какую выгоду даст постройка железной дороги.

Неожиданно их внимание привлекли повышенные голоса за соседним столом. Там несколько раз громко повторили имя Ружинской. Стефан замолчал.

— Не танцует, всегда в черном! В этом что-то кроется, — говорила Клементина.

— Она одевается в черное, так как знает, что ей это к лицу, — возразил граф Август, защищая Регину.

— Ну нет! Уверяю вас, здесь что-то не так, — упорствовала его собеседница.

— Dieu sait[86], кто, собственно, она такая, какое положение в обществе занимает, каково ее прошлое? — заинтересовалась вторая дама.

— Je parie[87], в этом нет ничего хорошего, — вставила третья, — не понимаю, почему она всем нравится.

— Convenez[88], — вступила в разговор графиня (надо отдать ей справедливость, она никогда не говорила плохо о тех, кто бывал у нее в доме), — convenez, Ружинская не похожа на авантюристку, и в обществе она tout-â-fait bien[89].

— Прекрасно, но кто же она в конце концов? — хором воскликнули дамы.

— Сейчас вам скажу, — вмешался Фрычо; услышав, что разговор идет о Регине, он оставил в покое попугая, — пани Ружинская — в разводе. Ее называют пани, как всякую замужнюю женщину, но на пальце у нее нет обручального кольца, значит, сейчас она не замужем.

— Это еще ничего не доказывает. Обручальное кольцо можно снять. Мне кажется, муж бросил ее, и она стыдится об этом говорить. — Клементина злобно захихикала.

— А может, она сама оставила мужа, pour courir le monde[90].

— Mon Dieu! Это правда интересно, quel est le passé de cette femme?[91] — снова вмешалась графиня.

— Je suis d'avis qu'il n'est pas très beau[92], — прошипела молчавшая до этого Изабелла. — Скажите, графиня, разве порядочная женщина будет скрывать свое прошлое? — Она подчеркнула слово «порядочная».

— Слышите, кто толкует о порядочности? — шепнула Клементина на ухо своей приятельнице Констанции.

Равицкий вначале прислушивался к разговору с легкой усмешкой, но постепенно лицо его стало серьезным. А когда Изабелла с убийственной интонацией произнесла слово «порядочная», он покраснел и язвительная улыбка скривила его губы.

— Позвольте вам заметить, — подходя к столу, вежливо, но твердо произнес он, — что даже тени сомнения не может быть в порядочности пани Ружинской. Она выше всяких подозрений.

Все замолчали и с невольным уважением посмотрели на него: его голос был строг и решителен, выражение лица сурово, фигура исполнена достоинства.

— Mon Dieu! — заговорила наконец графиня. — Вы хорошо знаете пани Ружинскую? Может, вы расскажете о ее прошлом?

— С пани Ружинской я знаком не больше десяти дней, — ответил инженер, — и ее прошлое известно мне не больше, чем вам. Но чтобы понять и оценить высокие душевные достоинства пани Ружинской, вовсе не надо знать ее долго и интересоваться ее прошлым.

— Отчего же она скрывает свое прошлое? — язвительно спросила Изабелла.

— Тайна — собственность ее владельца, и никто не имеет права посягать на нее. Некоторым есть что скрывать не только в прошлом, — медленно и внушительно возразил Стефан, строго глядя на Изабеллу, час тому назад так беззастенчиво соблазнявшую Тарновского.

Если бы на защиту Ружинской встал человек молодой, не имеющий веса в обществе, это не оградило бы Регину от нападок, а, напротив, лишь подлило бы масла в огонь. Но Равицкий — это понимали все — был настолько значителен, что его авторитету невольно подчинились.

Графиня, чтобы выйти из затруднительного положения, с ловкостью перевела разговор на другую тему.

Час спустя Стефан в тишине своей комнаты кончал начатое два дня назад письмо.

«Мое письмо, Зыгмунт, пролежало на столе два дня. Мне не хотелось показаться тебе безумцем или пустым мечтателем, и я не отправил его, пока не разобрался в своих чувствах. Мой старый друг, в жизни порой случается такое, что путает мысли и внезапно опрокидывает возводимое здание. Даже умудренный житейским опытом человек должен долго копаться в себе, чтобы понять, что же с ним происходит.

Последние два дня я провел в одиночестве, стараясь разобраться в своем чувстве к Ружинской. Хотя мы живем совсем рядом и брат ее бывает у меня по несколько раз в день, я не видел ее два дня: хотелось побыть наедине с собой, освободиться от чувства, какое я испытываю в ее присутствии, и спокойно проанализировать, что за нежданный гость во мне поселился. А может, я не был у нее и потому, что оказаться в толпе ее поклонников — в моем возрасте и с моими убеждениями — унизительно; при одной только мысли об этом меня охватывает дрожь отвращения…

Как бы там ни было, благодаря этой честной исповеди перед самим собой, я убедился, что Ружинская именно та женщина, которую я могу полюбить всей душой и которая может стать спутницей мыслящего человека. То, что я испытываю к ней, — не порыв, не страсть, а глубокое чувство, основанное на взаимном уважении.

У тебя может возникнуть естественный вопрос, как за такое короткое время я сумел оценить достоинства Регины. На это я отвечу, что я не юноша, вступающий в жизнь и только еще начинающий разбираться в людях. Я многое повидал и, будучи наделен от природы наблюдательным умом, умею разгадывать под внешней личиной человеческий характер, и любая, пусть самая незначительная фальшь не укроется от моего опытного взгляда. Выражение лица, мимолетный взгляд, жест говорят мне больше, чем иному слова или даже долгое знакомство. Ружинская не из тех, кто опускает глаза и заливается румянцем, когда не хочет ответить прямо и откровенно на вопрос. Она высказывает свои убеждения смело и без обиняков, как и должно разумной и взрослой женщине.