Элиза Ожешко - Последняя любовь

• Название: Последняя любовь
• Автор: Элиза Ожешко
• Издательство: Вече, РИПОЛ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-7141-0155-3

В очередной том серии «Каприз» включены лучшие любовные романы известной польской писательницы Элизы Ожешко (1842–1910) «Последняя любовь» и «В провинции». В них автором талантливо и увлекательно воссоздаются жизненные испытания героев, главным стремлением которых выступает жажда настоящего любовного чувства.

---

И правда, на лице Регины проступил легкий румянец, губы раскрылись в улыбке. Отвечая доктору, она глазами следила за Равицким, стоящим в кругу мужчин.

— Вам не кажется, — ответила Констанция, — il n est plus jeune ce monsieur Равицкий?[79]

— Quâ ca ne tienne[80], он очень интересен!

В представлении этих молодых женщин, кроме молодости и старости, красоты и уродства, у мужчины не могло быть других положительных или отрицательных качеств.

Начали разносить чай и фрукты, гости пили, ели, прохаживались по гостиной, собирались группами. Равицкий, Тарновский, Витольд и доктор составляли отдельную группу, к которой время от времени, привлеченные беседой, присоединялись другие гости.

Регину окружали молодые дамы и мужчины, ищущие с ней знакомства. Стефан же не подошел к ней ни разу, и взгляд его, встречаясь со взглядом Регины, был серьезен и, казалось, безразличен.

Изабелла подсела к Генрику и громко щебетала, стараясь привлечь внимание молодого человека, поводя красивыми обнаженными плечами.

Между тем стемнело, комнаты ярко осветились, в саду заиграла музыка.

— Messieurs et mesdames, не хотите ли танцевать? — предложила графиня и обратилась к Регине: — Вы, конечно, любите танцевать?

— Я уже несколько лет не танцую.

— Est-ce possible! Mon Dieu![81] — воскликнула графиня. — В ваши годы!

— Не танцуете? Возможно ли это? — со всех сторон посыпались возгласы.

Граф Август напыжился и величественнее, чем всегда, просил Регину изменить своему обыкновению. Фрычо, грациозно кланяясь, умолял хотя бы об одном туре польки. Януш с горестным вздохом заметил, что, если Регина не будет танцевать, вечер уподобится цветам без солнца и небу без звезд. Регина не поддавалась уговорам и на вопросы, почему она не танцует, отвечала:

— Танцы вредны для моего здоровья.

Увидя, что уломать красавицу невозможно, все наконец отступились и начали готовиться к контрдансу. Огорченный Вевюрский пригласил Клементину, граф Август с кислой миной подал руку Констанции, Януш избрал некое бледное и воздушное создание.

Изабелла подошла к Генрику и коснулась веером его руки.

— А вы танцуете?

— Разумеется, но я не знаком ни с одной дамой.

— Eh bien! Может, вы пригласите меня? — Изабелла улыбнулась.

Начался контрданс. Генрик и изабелла танцевали неподалеку от Регины. Красавица поминутно наклонялась к Тарковскому, что-то шептала ему, заслоняясь веером, белыми точеными руками то и дело поправляла жемчуг на шее и розу в волосах.

Женское кокетство, как и прочие человеческие достоинства и недостатки бывают разных видов, и женщины, жаждущие триумфа и преклонения, идут к цели разными путями. Для одних приманкой служит физическое недомогание, часто при этом напускное. Они укладываются в трогательной позе на мягкой кушетке и желанным свидетелям своих страданий подают дрожащую, словно от боли, руку, закатывая затуманенные и подернутые слезой глаза. На эту удочку попадаются люди чувствительные и слабые, которых тянет к существам слабым и беспомощным. Они верят в нелепое утверждение Мишле: «La femme est une malade» — «женщина — существо болезненное».

Другие прикидываются набожными, ангельски добрыми, даже учеными. Они часами стоят на коленях перед алтарем, перебирают четки, возводят очи горе, а когда полагают, что на них смотрят, — подают милостыню нищим. Если надо, они садятся с ученым видом за книгу, вставляют в разговор заумные слова, вычитанные или подхваченные случайно. Эти нравятся ханжам, филантропам и литераторам.

Третьи завоевывают сердца неотразимым оружием — женскими уловками, — кидают пылкие взгляды, обольстительные улыбки, обнажают плечи и принимают позы, которые в выгодном свете выставляют их формы. Эти впрягают в свою колесницу пылких, страстных, еще не искушенных молодых людей или людей, преждевременно состарившихся, которые, выпив до последней капли напиток жизни, ищут, как наркотика, сильных впечатлений.

К числу тех, для кого на авантюрных блужданиях по свету ставкой является женское обаяние, принадлежала Изабелла. Но игра с огнем опасна, и Изабелла порой сама загоралась от своего фейерверка, и люди говорили о ней разное. Однако эти пересуды не вредили ее доброму имени и общественному положению. Скандал грозит женщинам, если они не таят своих чувств и, не дай Бог, вознамерились порвать узы брака. Подобный поступок признают безнравственным, с негодованием отвернутся от несчастной и призовут кидать в эту женщину камнями — чем большими, тем лучше.

Но если все шито-крыто, тот, кому провидение поручило опеку над женщиной, в довольстве и покое без забот и подозрений съедает свой обед, хозяйствует, играет в карты и засыпает сном праведника. Дети здоровы, в доме порядок, стоит ли обращать внимание на какие-то мелкие прегрешения? Внешние приличия соблюдены, и все довольны. А если кто-то в слово «приличие», вкладывает иной смысл и осуждает про себя ветреницу — кому до этого дело?

Ложь, фальшь, притворство ежеминутно, всю жизнь!

Кто-то там снова печется об истине, о правде поступать согласно своим взглядам. Но ведь главное в обществе — это соблюдение приличий, — разве они покоятся не на правде и праве?

Этим летом Изабелла отчаянно скучала в Д. Вевюрский, граф Август и даже слезливый Януш — давно испытали огонь ее батарей; на других не стоило тратить пороха.

В глазах Тарковского полыхал знойный юг, отражалась жизнелюбивая натура украинца. Он был красив, благороден, обаятелен. Изабелла оценила это еще в тот раз, когда, сидя на террасе у графини, увидела его в парке. Что влекло ее к молодому человеку? Суетность? Безотчетный порыв? Или то и другое, смешанное с капелькой более благородного чувства, более глубокого волнения?.. Она не отдавала себе в этом отчета, изучая приемы внешнего обаяния, она разучилась заглядывать в свое сердце.

Как бы то ни было, Регина с беспокойством наблюдала за атакой, предпринятой красавицей на ее брата. Она знала, что Генрик умен и благороден и прежде всего ценит в людях сердце, но человек невольно поддается пагубным страстям, а Изабелла так красива, Генрик же молод… Волнение за любимого брата охватило ее с такой силой потому, что ей было известно, какое несчастье для умного человека полюбить бездушную красавицу и испытать нравственное падение и унижение.

Шелковое платье Изабеллы шелестело по сверкающему паркету, в ее волосах ярким пламенем горела роза, жемчужное ожерелье вздрагивало на груди от учащенного дыхания, глаза лучились и сверкали, губы торжествующе улыбались.

Регина взглянула на брата, — она знала его, как самое себя, — и заметила, что он слегка возбужден, хотя скрывает это под напускным равнодушием.

Контрданс кончился, послышались мелодичные звуки вальса. Несколько пар, то сходясь, то расходясь, кружились по залу, и среди них Регина видела брата, державшего в объятиях Изабеллу. Она склонилась к нему на плечо, и они неслись в вихре танца.

Немного спустя обольстительница, оставив партнера, медленно проходила по залу.

— Вам не кажется, — подойдя к ней, сказал граф Август, — что сегодня здесь собралось очень смешанное общество?

— Разве? — рассеянно спросила она.

— Кого тут только нет. Инженер, доктор, какой-то бедный шляхтич.

Изабелла не слушала, мысли ее были далеко.

— Отчего вы так рассеянны? — снова зашептал граф Август. — Даже не слышите, что я говорю. Раньше вы были другой, — добавил он тише.

— Оставьте меня в покое со своими воспоминаниями, — нетерпеливо промолвила Изабелла и, проходя мимо Генрика, обратилась к нему: — Votre bras, monsieur[82] Тарновский, мне хочется пройтись по парку, здесь так душно.

Генрик подал ей руку, и они покинули комнаты.

Тихая, безоблачная, лунная ночь дышала теплыми испарениями. Молча шла вдоль цветников молодая красивая пара. Изабелла одной рукой изящно приподнимала край платья, оберегая его от росы, другую, слегка дрожащую, положила на руку спутника. Генрик не смотрел в ее сторону. Он чувствовал на лице ее горячее дыхание, смешанное с дыханием летней ночи, и в свете луны видел ее белоснежную руку. Они медленно шли тенистой аллеей. Лунный свет, проникая сквозь густую листву, рисовал у их ног серебряные сети. Молодого человека охватило возбуждение. Это было и неприятно и сладостно. Тихая теплая ночь, аромат цветов, лунный свет, далекие звуки музыки и трепещущая женская рука в его руке — все наполняло упоением, одурманивало, как опиум. В душе он был недоволен собой и этой странной прогулкой вдвоем, но возвращаться не хотелось, и он молча шел дальше.

— Пан Тарновский, — заговорила наконец молодая женщина. — Хорошо, что вы приехали сюда! Надеюсь, вы не скоро уедете?

— Напротив, — словно через силу ответил Генрик, — я уеду отсюда как можно скорей.

— Боже, какой вы недобрый, — прошептала Изабелла, и рука ее задрожала еще сильнее. — И вы не будете ни о ком жалеть, ни о ком вспоминать?