Элиза Ожешко - Последняя любовь

• Название: Последняя любовь
• Автор: Элиза Ожешко
• Издательство: Вече, РИПОЛ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-7141-0155-3

В очередной том серии «Каприз» включены лучшие любовные романы известной польской писательницы Элизы Ожешко (1842–1910) «Последняя любовь» и «В провинции». В них автором талантливо и увлекательно воссоздаются жизненные испытания героев, главным стремлением которых выступает жажда настоящего любовного чувства.

---

— Какой ты добрый, Генрик, — ответила Регина, целуя брата в лоб. — Скажи, ты давно видел пана Равицкого?

— Вчера.

— А почему он уже два дня не был у нас?

— Наверно занят.

— Генрик, зайди к нему сегодня и пригласи к нам.

— С удовольствием, я всегда рад видеть Стефана.

Они снова замолчали. Регина по-прежнему ходила по комнате, а Генрик углубился в книгу, лишь изредка с улыбкой поглядывая на сестру.

Вдруг с шумом отворились двери, и в комнату, шелестя шелками, благоухая и сияя улыбкой, вбежала Изабелла.

— Pardonnez, madame![63] — воскликнула она, пожимая Регине руку, — что я пришла без приглашения. Mais je suis extrêmement pressée[64], y меня сегодня множество визитов, а вас я непременно хотела повидать, тем более что у меня поручение от графини. Bonjour, monsieur[65], — прибавила она, с кокетливой улыбкой подавая Генрику кончики пальцев.

Все сели. Изабелла устроилась так, чтобы продемонстрировать Генрику во всем великолепии красивые белые плечи, едва прикрытые легкими, прозрачными кружевами. Из-под маленькой белой шляпки золотистые локоны падали ей на шею, которую украшала нитка крупного жемчуга. Опершись на мягкую подушку и кокетливо откинув голову, она из-под полуопущенных ресниц посмотрела на Тарновского черными блестящими глазами.

Сидящие рядом женщины, обе красивые и молодые, составляли удивительный контраст. Они были подобны двум лучам, из которых один, идущий от ясного солнца, светит и греет, а другой — от фейерверка, рассыпается на тысячи искр и гаснет, оставляя после себя мрак и неприятный запах серы.

— Figurez-vous, madame, — со льстивой улыбкой говорила Изабелла, — графиня просто жить без вас не может. Она просила попенять вам за то, что вы так редко у нее бываете. Et pour vous aussi[66], monsieur Тарновский, вы с сестрой живете отшельниками.

— Поблагодарите, пожалуйста, графиню за внимание, — холодно, но, как всегда, вежливо ответила Регина. — Я приехала в Д. пить воду и по нездоровью не могу часто бывать в обществе.

— Qu â са ne tienne[67], — вскричала Изабелла, — мне известно, что вы с братом часто бываете у пани Зет. — Говоря это, она насмешливо поглядела на Генрика.

— Да, знакомство с пани Зет, — с достоинством ответил молодой человек, — доставляет нам с сестрой большое удовольствие.

— У нее, кажется, хорошенькие внучки? — со смехом спросила Изабелла.

Тень неудовольствия промелькнула по лицу Генрика.

— Панны С. очень милы и красивы, а главное, воспитанны и добры, — отрезал он.

— Графиня просит вас пожаловать сегодня к ней на чашку чая. Il у aura, je crois, beaucoup de monde[68], и вы всех нас очень обидите, если не придете. Мы вас ждем, — повторила она, прощаясь с Региной. — Если вы не придете, я буду думать, что vous cloitrez, ou bien que vous portez un deuil de coeur. Adieu, méchant![69] — добавила она, с улыбкой подавая руку Генрику.

— Чем я заслужил этот эпитет? — с иронией спросил молодой человек.

— Vous êtes cruel![70] — уже в дверях прошептала Изабелла и вышла, еще раз повторив приглашение.

Брат и сестра посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Пойдем к графине? — спросил Генрик.

— Не знаю, что-то не хочется.

— Это может быть занятно. Увидишь новых людей, рассеешься. Я сейчас пойду к Стефану и уговорю его тоже прийти на этот чай. Графиня давно передавала ему приглашение через доктора К. Ну как, пойдешь?

— Может, пойду, — неуверенно проговорила Регина.

Генрик пожал на прощание руку сестре и собрался уходить, но Регина задержала его, весело улыбаясь:

— Ты никуда не зайдешь по дороге?

— Не знаю, — тоже с улыбкой ответил Генрик, — разве что к пани Зет.

Несколько часов спустя перед заходом солнца в большой гостиной с распахнутыми в сад окнами сидела графиня в платье серебристого цвета с большим декольте; на руках ее блестели браслеты и кольца, прическу украшал тонкий, как паутина, кружевной бант, словно готовый вспорхнуть мотылек. На лице престарелой красавицы толстым слоем лежали румяна и пудра, а серые глазки быстро перебегали с предмета на предмет.

Вокруг нее, болтая, ходили и сидели гости. Среди дам, как всегда, бледная и, как всегда, в черном, изящном платье, выделялась Регина Ружинская. Глаза других женщин светились весельем и кокетством, губы непринужденно улыбались, только в ее глазах не было и тени кокетства, чуть розовее обычного, губы не улыбались, и все ее кроткое, серьезное лицо выражало спокойную грусть. Радом с ней, вся в белых кружевах и голубых лентах, сидела Изабелла, строя глазки Тарновскому. По другую сторону от Регины стоял, картинно опершись о столик, граф Август и что-то рассказывал. Расположившись на мягких кушетках, дамы обмахивались веерами и беззаботно болтали с молодыми людьми. Вевюрский забавлялся у окна с попугаем графини, потихоньку заставляя его произносить имя «Регина», а Януш сидел одиноко в углу и смотрел со слезами в глазах то на потолок, то на Ружинскую. Генрик разговаривал в стороне с молодым человеком, у которого было приятное открытое лицо.

— Comtesse! Где вы его откопали? — шепотом спросил у хозяйки Вевюрский; он оставил попугая и, стоя теперь за стулом его хозяйки, показывал на молодого человека, беседующего с Тарновским.

— Mon Dieu! — ответила графиня. — Это Витольд Шляхецкий; a-t-il le désavantage de vous déplaire?[71]

— Я с ним не знаком, но вижу, галстук он повязывает bien drôlement, ma foi?[72]

— Que voulez-vous? Cést un pauvre diable! Mais je connais un peu sa mère[73], родственницу пани P., и потому изредка его принимаю.

— Значит, вы живете неподалеку от Вильно? — спрашивал Тарновский юношу, чей галстук, ничем, впрочем, не примечательный, привлек внимание Фрычо тем, что был недостаточно элегантно повязан.

— Да, — отвечал тот. — Мое имя говорит о том, что я живу недалеко от столицы древних Витольдов. Я сею лен, коноплю, а в Д. приехал с немолодой уже и больной матушкой.

— Пожмем же друг другу руки, — сказал Генрик. — Оба мы занимаемся хозяйством, — вы сеете лен и коноплю, а я — золотую пшеницу.

— Скажите, — немного погодя спросил Витольд, указывая на Регину, — кто эта дама в черном? Я давно смотрю на нее, меня поразила ее редкая красота и необычное выражение лица.

— Это моя сестра, — с улыбкой ответил Генрик.

— Да, теперь я вижу, что вы похожи, — сказал молодой человек, переводя взгляд с Генрика на Регину.

Тут в гостиную вошел доктор К. и поздоровался с Тарновским.

— Je ne sais vraimen[74], что вы находите в Ружинской? — в другом конце гостиной спрашивала Клементина у Вевюрского, который, отойдя от графини, присоединился к другому кружку.

— Бледна и скучна, — вставила Констанция.

— Fi, mesdames! — запротестовал Фрычо. — Ружинская хороша собой и очень элегантна. Только почему она вечно в черном? Ну хотя бы сегодня. Платье на ней безукоризненное и, видно, дорогое, но опять, черное.

— Это неспроста, — заметила Клементина.

Между тем отворились двери, и на пороге гостиной, в разных уголках которой велись эти разговоры, появилась стройная фигура Стефана Равицкого.

Есть люди, чьи высокие нравственные достоинства отражаются на их внешности. Благородство, ум, энергия в соединении с чувством прекрасного, которое присуще истинно образованному человеку, придают достоинство и изящную простоту чертам их лица и движениям. Они помимо своей воли выделяются в толпе, и даже тот, кто не способен ни оценить их, ни понять, инстинктивно склоняет перед ними голову.

Именно таким человеком был Равицкий. Он никогда не задумывался над тем, как войти в гостиную, как поклониться, точно так же он не догадывался, что его внешность, озаренная внутренним светом, невольно привлекает людские взоры, заставляя тех, кто его не знает, спрашивать: «Кто это?»

И на этот раз, когда Равицкий вошел, все взгляды обратились к нему. Даже графиня привстала, приветствуя его. Дамы, незнакомые с ним, шептали: «Кто это?», мужчины почтительно пожимали ему руку. Граф Август и тот с важностью протянул ему свою, а Вевюрский, грациозно изогнув стан, сказал:

— Приятно видеть вас здесь!

Когда граф Август встал, чтобы поздороваться с инженером, Януш, заметив подле Регины свободное место, направился к ней, но на полдороге увидел, что стул графа занял доктор, и со вздохом вернулся в свой угол.

От внимания Регины не ускользнуло впечатление, произведенное Равицким. Вокруг она слышала тихий шепот: «Какое поразительное лицо! Quelles manières distinguées![75] Не молод, но как привлекателен! Кто он? Dites donc![76] Инженер? В самом деле? Mon Deiu! Et il a lâir dûn prince!..»[77] и т. д.

С гордостью и глубоким удовлетворением смотрела Регина на человека, на лице которого так ясно отражалась его прекрасная душа, что излучаемое им обаяние уловили и оценили даже те, кто находился с ним на разных общественных полюсах.

— Regardez, Constance[78], — шепнула на ухо своей соседке Клементина, — как оживилась Ружинская с приходом инженера!

И правда, на лице Регины проступил легкий румянец, губы раскрылись в улыбке. Отвечая доктору, она глазами следила за Равицким, стоящим в кругу мужчин.