Ярослав Гашек - Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны. Часть вторая

• Название: Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны. Часть вторая
• Автор: Ярослав Гашек
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 1930

Первая редакция (1929 г.) перевода П. Г. Богатырева.

Сохранена орфография первоисточника за исключением явных опечаток.

---

И ротмистр начал разглагольствовать о том, что жандармские управления небрежно исполняют приказы, и по тому, как составляются донесения, видно, что каждый вахмистр превращает дело в развлечение, стараясь придумать как можно больше всяких нелепостей. Когда свыше обращают их внимание на то, что не исключена возможность появления в их районе разведчиков, жандармские вахмистры начинают вырабатывать их в массовом производстве. Если война продлится, то все жандармские отделения превратятся в сумасшедшие дома.

Ротмистр Кениг дал в канцелярию распоряжение вызвать путимского вахмистра телеграммой в Писек и решил выбить ему из башки это «событие огромной важности», о котором тот пишет в своем донесении.

— Из какого полка вы дезертировали? — встретил ротмистр Швейка.

— Не из какого.

На лице Швейка было выражение полнейшей беззаботности.

— Откуда у вас форма? — спросил ротмистр.

— Каждому солдату при явке на призыв выдается форма, — с мягкой улыбкой ответил Швейк. — Я служу в 91-м полку и не дезертировал оттуда, а наоборот.

Изобразив на своем лице ироническое сострадание, ротмистр спросил:

— Как это «наоборот»?

— Дело обстоит чрезвычайно просто, — объяснил Швейк. — Я разыскиваю свой полк и направляюсь туда, а не убегаю оттуда. Мне бы только поскорее попасть в свой полк. Меня страшно нервирует то обстоятельство, что я замечаю, как удаляюсь от Чешских Будейовиц. Только подумать, целый полк меня ждет! Пан вахмистр в Путиме показал мне на карте, что Будейовицы лежат на юге, а вместо этого отправили меня на север.

Ротмистр только махнул рукой, как бы говоря: «Он еще и почище номера выкидывает, этот вахмистр».

— Значит вы искали свой полк и не могли его найти?

Швейк набросал ему свой маршрут: Табор — Милевско — Кветов — Враж — Мальчин — Чижово — Седлец — Гораждовицы — Радомышль — Путим — Щекно — Страконицы — Волынь — Дуб — Водняны — Противин и опять Путим. С большим воодушевлением описал он свою борьбу с судьбою, поведал ротмистру о том, как он всеми силами старался пробиться через все препятствия и преграды к своему 91-му полку в Будейовицы и как все его усилия оказались тщетными.

Швейк с жаром говорил, а ротмистр машинально чертил карандашом изображение заколдованного круга, из которого бравый солдат Швейк не мог вырваться в поисках своего полка.

— Что и говорить, геркулесова работа, — сказал наконец вахмистр, выслушав признание Швейка, что его угнетает такая, долгая задержка и невозможность попасть во-время в полк. — Воображаю, как вы кружили около Путима.

— Вопрос был бы разрешен гораздо раньше, — заметил Швейк, — не будь этого вахмистра в несчастном Путиме. Он не спросил у меня ни имени, ни полка, и все представлялось ему как-то навыворот. Ему бы нужно было велеть отправить меня в Будейовицы, а там бы разобрали, тот ли я Швейк, который ищет свой полк, или же я какой-нибудь подозрительный субъект. Сегодня я мог бы уже второй день быть в своем полку и исполнять свои обязанности.

— Что же вы в Путиме не сказали, что произошло недоразумение?

— Я видел, что с ним говорить напрасно. «Случается — найдет на человека такой столбняк, что он становится глух ко всему, как чурбан», как говаривал трактирщик Рампа на Виноградах, когда у него просили взаймы.

После недолгого размышления ротмистр пришел к заключению, что человек, стремящийся попасть в свой полк и придумывающий для этого целое кругосветное путешествие, является ярко выраженным дезертиром, и продиктовал машинистке с соблюдением всех правил и красот канцелярского стиля нижеследующее:

«В канцелярию 91-го пехотного полка в Чешских Будейовицах.

Одновременно с сим к вам в сопровождении конвойного посылается Швейк Иосиф, состоящим но его утверждению рядовые вверенного вам полка и задержанный согласно его показаниям жандармами в Путиме Писецкой округи по подозрению в дезертирстве. Вышеозначенный Швейк Иосиф утверждает, что направлялся в Будейовицы по месту своего полка.

Приметы:

Роста: ниже среднего

Черты лица: обыкновенные

Нос: обыкновенный

Глаза: голубые

Особых примет нет.

При сем прилагается счет за довольствование вышеназванного рядового, который соблаговолите перевести на счет Министерства обороны, а также список казенных вещей, бывших на задержанном в момент его задержания. Соблаговолите подтвердить принятие вышеозначенного рядового».

Дорога из Писека в Будейовицы в поезде промелькнула незаметно в обществе молодого жандарма-новичка, который не спускал с Швейка глаз и отчаянно боялся, как бы тот не сбежал. Страшный вопрос мучил все время жандарма: «Что ему делать, если вдруг захочется в уборную»?

Вопрос был разрешен так: в случае нужды жандарм решил взять Швейка с собой.

Всю дорогу от вокзала до будейовицских казарм жандарм не отрывал от Швейка, напряженного взгляд и всякий раз при приближении к углу или перекрестку как бы между прочим заводил разговор о количестве выдаваемых им на дорогу патронов при сопровождении арестованных; в ответ на это Швейк высказывал глубокое убеждение в том, что ни один порядочный жандарм не позволит себе стрелять посреди улицы, где столько народу, и легко может произойти несчастье.

Жандарм стал возражать, и оба не заметили, как дошли до казарм.

Поручик Лукаш уже второй день был дежурным по казармам. Он сидел в канцелярии за столом и ничего не предчувствовав, когда к нему привели Швейка.

— Осмелюсь доложить, господин поручик, я опять тут, — торжественно произнес Швейк, взяв под козырек.

Свидетелем всей этой сцены был прапорщик Котятко, который потом рассказывал, что, услышав голос Швейка, поручик Лукаш подскочил, схватился за голову и упал навзничь Котятке на руки. Когда его привели в чувство, Швейк, стоявший все время во фронт, руку под козырек, повторил еще раз:

— Осмелюсь доложить, господин поручик, я опять тут.

Тогда поручик Лукаш, весь бледный, дрожащей рукой взял сопроводительную бумагу, подписал ее, велел всем выйти и, сказав жандарму, что все в порядке, заперся со Швейком в канцелярии.

Так кончился будейовицский поход Швейка. Не подлежит сомнению, что Швейк, будь ему предоставлена свобода передвижения, сам дошел бы до Будейовиц. Если доставку Швейка по месту службы поставили себе в заслугу казенные учреждения, то это основано на ошибке. При его энергии и неистощимом желании воевать вмешательство учреждений было только палкой в колесах.

☆

Швейк и поручик Лукаш долго смотрели друг на друга. В глазах поручика была ярость, угроза и отчаяние. Швейк глядел на поручика взглядом нежным и полным любви, как человек, потерявший и опять нашедший свою возлюбленную.

В канцелярии было тихо, как в церкви. Слышно было только, как кто-то ходит взад и вперед по коридору. Какой-то добросовестный вольноопределяющийся, не вышедший из-за насморка (это было слышно по произношению) на учение, гнусавя зубрил «Как должно принимать членов августейшей семьи при посещении ими крепостей». Ясно слышны были слова:

— Как только высочайшее общество появится ввиду крепости, производится салют из всех орудий на всех бастионах. Комендант крепости выезжает верхом с обнаженной саблей навстречу, и в тот момент…

— Заткните глотку! — крикнул в коридор поручик, — и убирайтесь отсюда ко всем чертям! Если у вас жар, вам нужно лежать дома в постели.

После этого шаги прилежного вольноопределяющегося стали удаляться, и гнусавое эхо прозвучало, замирая: «…и в момент, когда комендант отдает саблею честь высочайшим особам, производится второй салютийный залп, который повторится в третий раз при вступлении высочайших особ на территорию крепости…»

А поручик и Швейк продолжали смотреть друг на друга, пока поручик не сказал тоном, полным злой иронии:

— Добро пожаловать в Чешские Будейовицы, Швейк! Кому, суждено быть повешенным, тот не утонет. Ордер на ваш арест уже выписан, и завтра вы явитесь к командиру полка. Я с вами возиться не намерен. Довольно я с вами натерпелся. Мое терпение лопнуло. Подумать только, как мог я так долго жить с таким идиотом!

Поручик зашагал но комнате:

— Нет, это просто ужасно! Удивляюсь, почему я вас до сих пор не застрелил. Что бы мне за это сделали? Ничего. Меня бы оправдали, понимаете?

— Осмелюсь доложить, господин поручик, вполне понимаю.

— Бросьте отпускать ваши идиотские шутки. А то, смотрите у меня! Теперь вас как следует проучат. Вы в своей глупости зашли так далеко, что вызвали наконец, взрыв.

Поручик Лукаш потер руки.

— На вас, Швейк, уже поставлен крест.

Затем он вернулся к столу, написал на листке бумаги несколько строк, вызвал дежурного и велел ему отвести Швейка к профосу[28] и передать записку.