Моранн Каддат - Сказания о Хиль-де-Винтере

• Название: Сказания о Хиль-де-Винтере
• Автор: Моранн Каддат
• Жанр: Фэнтези

---

— Что еще за «ведьмино зелье»?

— Сон-трава, ваша светлость. — Пояснила служанка. — Его величество — в замке герцога величали как короля — его величество очень ценит это снадобье.

Като закашлялась вторично.

— Хватит уже с меня вашего герцога!

— Простите, ваша светлость, — в конец смутилась служанка.

— Хватит извиняться! — Прервала ее Като. — Кроме гранатовых игрищ у вас в замке есть что-нибудь более…безопасное для здоровья?

— Бильярд, эритринские нарды, замийские шахматы, карточные игры, — принялась перечислять рабыня.

— Ты и крупье еще подрабатываешь? — Усмехнулась заскучавшая Като. — Вполне возможно, я засну до конца покера «тысяча». Давай лучше сыгранем в дурака.

— Вам угодно на желание, ваша светлость? — Горничная, поклонившись, вытащила из комода шкатулку с картами, тисненую золотом.

— А черт с ним, давай на желания. И не помешало бы закусить что-нибудь. Ну и выпить, разумеется.

Горничная сбегала на кухню. Вернулась с подносом, оставила его на прикроватной тумбе, подвинула к софе журнальный столик и начала технично перемешивать полную колоду. Като, тем временем, успела слегка перекусить канапе с обернутыми сыром креветками и фаршированными виноградинами, отпила глоток легкого белого вина с благородной кислинкой. Приготовилась к игре, как вдруг заметила, что горничная по мере тасования сбрасывает часть карт в отдельную стопку. Като уже подумала, что ее соперница по игре мухлюет, но горничная подвинула эту стопку нашей «графине».

— Вытяните карту на гадание, ваша светлость.

Выполнив ее просьбу, Като перевернула карту и обнаружила на ней изображение рогатого Дьявола.

— Старшие арканы не участвуют в игре, — объявила горничная. — Но из них вам выпал Владыка Тьмы и Мрака, ваше превосходительство, должно быть, вы играете, как Дьявол, и мне вас ни за что не обыграть.

— Глупости, — Като уже мысленно погрузилась в свой расклад из одних почти пик.

Несмотря на то, что горничная играла очень, очень недурно, первые два раза она уже проиграла, и Като заподозрила, что та ей попросту поддается. Като заставила ее выпить бокал вина за первый проигрыш, просто чтобы не пить в одиночку, а вторым ее желанием было взглянуть на танец в исполнении горничной. Критично осмотрев ее маленькую, но вполне грациозную и подтянутую фигурку, Като решила, что девушка должна уметь танцевать.

Поудобнее расположившись на софе и потягивая скользкую внутренность ягод винограда, «графиня» приготовилась к созерцанию сего зрелища, нацепив на себя маску веселья.

Маску — потому что внутри Като ничто больше не могло по-детски ликовать и веселиться. Гранатовые игрища Матея, оказалось, разрушили в ней все это, или же перебросили мост к чему-то новому, сделав ее другой Като? Сложно сказать. Разнородные чувства, эмоции, мысли вперемешку с воспоминаниями хаотично теснили друг друга в ее голове. Танец рабыни не столь обрадовал ее, сколько почему-то расстроил. И она зачем-то пыталась это от нее скрыть.

Като сделала последнюю затяжку из кальяна и допила очередной бокал вина, и принялась наблюдать не столько за движениями горничной, сколько за своими чувствами. Сомнений нет — танцы рабыни будоражили ту часть ее души, что раньше не смела подать голос. И имя ей было — всепоглощающая, готовая подчинить себе все ее естество Страсть. Пока ее горничная то так прыгала на стену живого плюща, то эдак, извиваясь, как змея, нагибалась до пола, приседала и поднималась вновь, Като наблюдала за своей реакцией. То, что она замечала за собой, ее пугало, и она никак не могла определить — конкретно ли эта рабыня вызвала в ней неведомое ранее чувство, или же это гранатовая вечеринка герцога затронула что-то запретное, сняла так старательно создаваемые ею оковы разума для своей же собственной чувственности.

Когда служанка закончила, Като крикнула «браво» и зааплодировала.

— Раздавай еще партиечку.

И каково же было ее удивление, когда осмелевшая горничная оставила Като «в дураках» с козырным тузом и двумя дамами.

— Мне нужно было повнимательнее ходить, — буркнула самой себе Като.

— О, извините, ваша светлость…

— Да ладно уж, как договаривались, говори свое желание.

— Я бы хотела сделать вам массаж.

Като даже растерялась от такого неожиданного желания. Пробудившееся внутри нее чудовище кричало «да здравствует массаж», усилием разума Като отогнала от себя это наваждение.

— Массаж, так массаж, — и, оголившись, перевернувшись на живот, позволила горничной вылить себе на спину массажное масло из цветов персика. Служанка согрела руки и принялась растирать масло. Она проворно и привычно размяла ей косточки, затекшие плечи и руки. Но массируя круговыми движениями графинины бедра, несколько раз, как бы невзначай, скользнула на попу. Като в такие моменты словно обдало контрастным душем, перехватило дыхание. Она списала все свои мысли на озабоченность, ведь чудовище внутри нее твердило «еще, давай еще».

Горничная, словно улавливая ее мысли, только этим не ограничилась. Она потерла Като ребра, а потом, опять будто бы нечаянно пробежалась пальчиками по груди, а затем недвусмысленно коснулась языком ее спины между лопаток — «кошачьего местечка». Като замерла от неожиданности, и тут же резко обернулась к горничной. Во дворе неистово трещали цикады, лунный свет один очерчивал их силуэты в этой комнате — ибо горничная в какой-то момент успела затушить все пять свечей в подсвечнике на окне.

Не помня себя саму, Като рывком притянула к себе свою горничную и наградила ее невиданной пылкости поцелуем. Рабыня от неожиданности растерялась, хотела отпрянуть, но тут же, словно о чем-то вспомнив, покорно и бессильно обмякла. Като тотчас же выпустила ее, осознав свою ошибку.

Нет, не этого требовало ее тело.

Где-то в глубине ее этой ночью растаял огромный ледник, в котором она сама держала в плену, словно сибирского мамонта, доселе неведомое ей Чудовище Чувственности. И когда сегодня, сейчас, оно получило право голоса в ее сознании, это чудовище, она ошибочно приняла его за влюбленность, если хотите, просто тягу — к этой самой горничной. Но поцеловав объект своего вожделения, она не ощутила ничего, с таким же успехом можно было целовать вон те листья плюща, или же покусывать лед из бокала с напитком, или же обнимать камень.

* * *

Едва дверь в подземный спа под Хиль-де-Винтером затворилась рукою нашей «графини» — герцог велел подать живых угрей.

— Графиня пропускает наше коронное блюдо, — изрядно захмелевший, заплетающимся языком пошутил он, выбирая из поднесенных ему ушат угря потолще и энергичнее, — но никто из стоявших поодаль рабынь не вторил ему угодливым смешком — все они застыли в напряженном ожидании.

Матей, выпивая уже наедине с самим собой, снова привлек к себе за волоса сегодняшнюю жертву «Черного дома», избавленную уже от необходимости удерживаться на деревянной «лошадке», впивавшейся в незащищенную плоть. Вертлявый угорь, каждое движение которого теперь сопровождалось ахами и охами рыжеволосой девицы — рукою герцога был направлен меж ее порозовевших от хлыста ягодиц. Жестом он подозвал еще одну служанку, заставив ту зубами придержать за хвост морского обитателя, погруженного во внутренности жертвы Черного дома.

Кто знает, какие чувства вызывала вся эта сцена у хозяина замка, пока он степенно доканчивал бутыль раритетного спиртного, закусывая гигантскими оливами на шпажках. Некому было спросить его о причинах, побуждавших искать усладу взору в столь вычурных фантазиях…

Срывая с острой шпажки очередной плод, и взглядом едва не пожирая двух рабынь, связанных одним трепещущим угрем, герцог, наконец, поднялся. Он быстро смочил кисть в соке сеймурианской гевелии, смешанном с имбирем и камфарой — сие зелье не только отменно смазывало, но и согревало ткани, даря им эластичность.

Быстро и осторожно Матей ввел руку, обхватив угря внутри девушки, так что запястье его оказалось стиснуто кольцевидной мышцей ее прекрасной попки.

В какой-то момент нож для колки льда, направляемый другой его рукой, мелькнул меж девушек — и вот уже зубки одной из них удерживают не целого угря, а лишь его отсеченный, трепыхающийся, брызжущий соками хвост…

Абсолютно грубой и непочтительной пощечиной герцог отодвинул рабыню в сторону, если не сказать — отбросил ее — теперь утирающуюся от маслянистой рыбьей крови, все еще держащую хвост морского гада в руке. И медленным, осторожным, трепетным движением Матей миллиметр за миллиметром начал доставать ополовиненного гада из девичьего телесного «плена» — тут же внедряясь острым лезвием в плоть агонизирующего угря.

— Зажарить.

Угорь на ноже, все еще трепещущий, был брошен рабыням. Те беспрекословно поймали его, рискуя порезать пальчики о торчавшее из него лезвие, и бегом кинулись выполнять герцоговское поручение. Каждая из них знала — «Гранатовая вечеринка» только начинается, и не стоит гневить хозяина замка.