Андрей Войницкий - Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

• Название: Резиновое солнышко, пластмассовые тучки
• Автор: Андрей Войницкий
• Жанр: Короткие истории

Идея повести «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» возникла после массового расстрела учеников американской школы «Колумбина» в 1999 г. История трех подростков, которые объединяются, чтобы устроить кровавую баню в своей школе стала первой в Украине книгой о школьном насилии. По словам автора, «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» — не высокая литература с витиеватыми пассажами, а жесть как она есть, история о том, как город есть людей, хроника ада за углом свежевыкрашенного фасада. «Это четкая инструкция на тот черный день, когда вам придется придумать себе войну, погибнуть в ней и сгнить в братской могиле вместе со своим батальоном неудачников», — говорит Войницкий.

---

— Ты меня совсем не знаешь, — сказал он сквозь зубы.

— А есть что узнавать?

— Знаешь что, Юля. Если ты хочешь меня обидеть, то я лучше пойду домой.

— Подожди. Я не хочу тебя обидеть. Я хочу понять, способен ли ты на красоту поступка.

Гена внимательно всмотрелся в Юлю. Она улыбаясь и прищурившись левым глазом смотрела Генке в подбородок, так компанейски, что казалось вот сейчас подмигнет.

— Юля, — сказал Гена устало. — Ты пьяна. Тебе надо выспаться.

— К чо-о-орту! Если ты прямо здесь и сейчас докажешь, что способен на красоту поступка, я тебе дам.

Гена вытаращил глаза.

— Я с тобой пересплю. Когда захочешь, где захочешь. Хоть сегодня в подъезде. Подумай. Ты еще ни с кем и не целовался, ведь так? И в ближайшие несколько лет тебе вряд ли что-то светит. Это я тебе как девушка говорю. А со мной можешь лишиться девственности уже сегодня.

Он больно прикусил губу. Нужно было что-то сказать, но ничего не лезло в голову.

— Тебе только надо сделать одну вещь.

— Какую? — произнес он почти шепотом.

Юля спрыгнула с кирпича, подняла его и показала Генке. Кирпич был твердый, красный, с воронками. Она хочет, чтобы я разбил его себе об голову, подумал Гена.

Она показала рукой на витрину с охранником и приказала:

— Туда. Витрина должна разбиться.

— Ты что… — пробормотал Гена растерянно.

— После этого я твоя. Все просто.

— Ты с ума сошла… Хочешь чтобы меня приняли? Там же охрана! Знаешь, сколько стоит эта витрина?

— Мы успеем убежать.

— Он меня запомнит.

Юля брезгливо поморщилась.

— Там темно. Никто тебя даже не увидит.

— Юля, — произнес Гена вымученно. — Зачем тебе это надо?

— Видишь ли, Гена, я должна знать, что меня трахает человек, способный на поступок, а не какое-то чмо. Для девушки это важно.

Минуту длилась гнетущая пауза. Они смотрели друг дружке в глаза, и Гена, не выдержав даже в темноте, перевел взгляд. Юля держала кирпич так, словно собиралась разбить Генке голову. А он просто не знал, что делать. Никто никогда не объяснял ему, как вести себя в таких ситуациях.

Наконец заговорила Юля. Ее голос был обычным, спокойным, даже ласковым и совсем не пьяным.

— Помню, еще года три назад, на Курском вокзале, в Москве я смотрела на поезда и думала, что человек тоже как поезд. Едет всю жизнь в одном направлении по рельсам, которые построили другие для каких-то своих маршрутов. Для своих целей… И не может свернуть. Только прямо. Хотя вокруг столько интересного… Гена, ты меня любишь?

— Да, — сказал он неожиданно для себя.

— И ты, конечно же, готов ради меня на все. Так сделай для меня хотя бы это. Сверни с рельсов.

Она протянула ему кирпич. Он судорожно думал. Была секунда, когда он понял, что и правда готов разбить эту чертову витрину, только потому, что она этого хочет. Он с удивлением увидел, что меняется, что раньше ему бы и мысль такая в голову не пришла, потому что слишком много было раньше обычных дней тихой езды по прямой, с завтраками, котом Маркизом, папой, мамой, ежедневными привычными избиениями в школе, с телевизором, с мечтами о сексе, которые, снова не осуществятся, с онанизмом, с шоколадными батончиками… Все эти будни висели у него за спиной как рюкзак. Или лежали на спине как крест. И очень хотелось хоть что-то хоть как-то изменить. Гене даже показалось, что он понял, и даже показалось, что он сможет…

Но он понял, что не сможет. Та секунда была далеко, а страх — вот он. Он был вчера, есть сегодня, будет всегда.

— Куда свернуть? — спросил Гена. — Под откос?

Юля опустила руку с кирпичом.

— Не можешь, — произнесла она разочарованно.

— Никто не может, — проникновенно сказал Гена. — Такие вещи уголовно наказуемы, если ты не знала.

Она вдруг резко разогналась, пробежала два шага и запустила кирпич в витрину.

Девочки обычно плохо бросают что-либо — Гена знал это с уроков физкультуры, когда сдавали зачет по метанию мячиков, — но Юля швырнула кирпич резко, сильно и по-мальчишески точно. Словно ей не впервой.

В расширившихся Генкиных зрачках пошла замедленная съемка, и он очень четко и подробно рассмотрел полет кирпича. Не верилось, что он долетит, что он посмеет долететь. Но кирпич, конечно же, посмел, — раздался глухой удар и лопающийся треск, какой бывает, когда по шву расходятся брюки. Кирпич врезался в витрину, но не пробил ее, а отлетел назад на пару метров. Витрина треснула и расползлась от эпицентра удара сетью трещин. На лице охранника отпечатался шок — он вскочил, рванулся к витрине, передумал, рванулся к телефону и наконец снова к витрине.

Юля спокойно отошла в тень подъезда.

— Ну так что? — спросила она у Генки. — Никто не может?

Остолбеневший Гена молчал. Охранник прислонился к треснувшей витрине, пытаясь разглядеть что-то в дождливой темноте.

— Эй ты! — заорал чей-то бас со стороны ресторана.

Гена обернулся. Возле иномарки стоял бритый толстяк в светлом костюме и темном плаще.

— Ты что, гадина, делаешь?

— Пошел на хуй! — закричала ему Юля и, словно забыв о нем, стала копаться в своем рюкзаке.

— Ах ты ж сучара! — заорал бритый крепыш и попер на них через дорогу.

Тут Гена, наконец, ожил. Ему стало так страшно, что он чуть не обоссался.

— Смываемся! — гаркнул он Юле в ухо, дергая ее за руку.

— Отъебись! — яростно огрызнулась она. — Что зассал, да? Ссыкун несчастный! Чмо!

Кабан в плаще отступать не собирался. Ему было где-то под тридцать, и выглядел он страшно. Он пер как асфальтовый каток, медленно, но верно наращивая скорость. Он же нас прибьет, думал Гена с ужасом. Он бы уже бежал, но Юля не бежала, а он не мог бросить в такой ситуации девушку, хоть и был трусом.

Юля вдруг сделала два шага навстречу крепышу. В ее руке блеснуло что-то черное, и Генке показалось, что Юля держит за лапы ворону.

Когда грохнул выстрел, Гена понял, что это пистолет. У нее и правда, пистолет в рюкзаке, подумал он, пытаясь не спятить от страха.

Выстрел оглушил его. Он никогда не думал, что в действительности это так громко.

Юля стреляла толстяку под ноги. Он резко остановился на неестественно согнутых ногах, втянув голову в плечи. При свете фонаря Гена увидел его лицо — лицо человека, которого разыгрывают — а потом до него дошло и он протянул к Юле ладони, словно пытаясь загородиться от пули.

Юля молча держала его на мушке. Крепыш стоял на месте, подняв руки ладонями к Юле. Его губы беззвучно шевелились, а на лице был ужас. Генку поразила магическая сила оружия. Оказывается, под дулом пистолета человек меняется удивительным образом. Это было откровение. Во всей этой картине — тринадцатилетняя хрупкая Юля с оружием в руке — было нечто пугающее и фантастическое.

А Юля, похоже, могла выстрелить. Надо было уходить.

— Смываемся, — повторил он уже спокойно.

Из ресторана высыпало на крыльцо несколько человек.

Юля оглянулась на Гену, и все еще держа дядьку в плаще на прицеле, начала пятиться. Сначала они отступали медленно. Юля была готова выстрелить в любой момент, хотя никто не собирался нападать. Потом они побежали, свернули за угол и, нырнув в черную подворотню, долго бешено неслись вдоль забора, судорожно глотая разбавленный дождем ветер.

Когда стало ясно, что никто их не найдет и не догонит, они остановились, чтобы отдышаться. Юля, оказывается, неплохо бегала, хотя и намного хуже Генки, а вот дыхание восстанавливала плохо, — много курила.

— Откуда у тебя пистолет? — спросил Гена.

Юля стояла, наклонившись и уперев ладони в колени, словно пытаясь разглядеть дно черной лужи.

— Долгая история, — сказала она, наконец.

— Можно посмотреть?

Она протянула ему оружие рукояткой вперед. Гену так и подмывало спросить: «Настоящий?»

— А он не выстрелит?

Пистолет приятно холодил ладонь; у него была коричневая рукоятка в мелкую сеточку и эмблемка, звездочка в кольце.

— Если не снимешь с предохранителя и не нажмешь на курок, то нет.

Гена крепко сжал рукоятку и положил указательный палец на курок. Он вдруг почувствовал себя сильнее. Он был не просто сильным, — он был сильнее всех, таким как когда-то, таким, каким должен был быть всегда. Каждый день его рука держала массу всяких предметов: книги, ручку, ложку, пульт от телека, вплоть до собственного члена — но лишь сейчас стало ясно, что она должна держать, для чего она предназначена. Оружие — это органическое продолжение человека, часть его тела, по ошибке не созданная природой. А ведь это круче чем железный сапог, думал Гена, вспоминая свой сон. Ведь если зайти с этим в класс, то крутой Мамай намочит свои модные джинсы.

— Наигрался? — спросила Юля устало.

Гена вдруг вскинул руку и приставил дуло к Юлиному лбу. Он держал руку полусогнутой, как гарлемские негры в боевиках, и от этого пистолет нависал над Юлей.