Франсуа Шаму - Цивилизация Древней Греции

• Название: Цивилизация Древней Греции
• Автор: Франсуа Шаму
• Издательство: У-Фактория; ACT
• Жанр: Культурология
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9757-0395-8; 978-5-9713-9608-6

В книге французского историка Ф. Шаму эллинистическая цивилизация представлена не эпохой упадка традиций классической Греции, не простым переходом через хаотичную и кровавую военную историю от греческого востока к латинскому западу, от Афин к Риму. Историческая реальность оказывается гораздо более сложной, чем ее представляют школьные учебники, вынужденные прибегать к упрощениям.

Эллинизм — это не только завоевательные походы Александра Македонского, распространившего греческий мир в пределы Азии, это нововведения и преемственность, преданность традиции и поразительные новшества, это люди, привязанные к прошлому и страстно устремленные в будущее.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

Важная роль, которую сыграли в лагидском Египте, бывшем самой централизованной и лучше всего управляемой эллинистической монархией, эти лица, имевшие местное происхождение и носившие военный титул стратегов, лишний раз позволяет убедиться в изначальной военной природе царской власти. К тому же титул стратега, который традиционно давался военачальникам, государи присваивали многим своим служащим разного уровня как внутри своих земель, так и в своих внешних владениях, где им необходим был человек, который представлял бы царя и который обычно при этом командовал постоянным гарнизоном, временно расположенным контингентом или военным флотом. Поскольку залогом верности союзных или подданных полисов была военная мощь царя, вполне естественно было поручить контроль военачальнику, который обладал на месте необходимыми средствами и постепенно расширял свои полномочия на другие проблемы. Отсюда распространение этой эллинистической системы управления стратегов, которые сохранили от стратегов классических полисов, бывших коллегиальным и избираемым ежегодно органом, одно только имя. Отныне стратег был многофункциональной должностью, по сути своей военной, на которую царь возлагал обязанности сохранения внутренней территории империи и важных внешних позиций. Там он от имени государя отправлял власть, которую тот ему передавал. Этот институт отличался гибкостью и имел разные формы: он получил столь широкое распространение, что воспринимался как «становой хребет и символ эллинистического государства». Ничего удивительного, что, когда на Восток во главе своих армий пришли римские военачальники, от имени сената принимавшие политические и экономические решения в завоеванных их войсками регионах, — греки дали этим лицам — консулам и преторам — название стратегов, как военачальникам, уполномоченным эллинистическими монархами.

* * *

Такая организация монархического государства должна была выполнять несколько функций: долгое время династии, унаследовавшие империю Александра, и другие царские рода, возникшие или развившиеся по их примеру, управляли большей частью Ближнего Востока — с большим или меньшим успехом, но сам монархический принцип при этом не подвергался сомнению, разве что Римом, который постепенно занял их место. Как же осуществлялось это управление, чья эффективность и продолжительность заслуживают удивления, если учесть масштабы и разнородность территорий, на которые оно распространялось?

Первой задачей царя было расширять и защищать свою державу. Если войны были хроническим состоянием Греции эпохи полисов, то они не стали реже в эллинистический период. Именно им обязано своим существованием монархическое государство (кроме традиционных царств, таких как Македония). Именно благодаря им оно выживало, хотя ему грозили тысячи опасностей — от внешних нападений до возможности внутренних мятежей. Таким образом, обнаруживается тесная связь между войной и фактом монархии, с которой мы не раз встречались на протяжении этого исследования. Плутарх, имевший морализаторский взгляд на вещи, приписывает эти постоянные вспышки конфликтов ненасытной жадности царей: «Да и как же те, для чьей алчности не служат пределом ни море, ни горы, ни безлюдная пустыня, чьи вожделения не останавливаются перед границами, отделяющими Европу от Азии, как могут они довольствоваться тем, что имеют, и не посягать друг на друга, когда их владения соседствуют и соприкасаются между собой? Коварство и зависть, присущие им от природы, всегда побуждают их воевать, и, смотря по обстоятельствам, они пользуются словом „мир” или „война”, будто разменной монетой, не во имя справедливости, а ради собственной выгоды. И лучше, когда они воюют открыто и не говорят о дружбе и справедливости, между тем как сами воздерживаются лишь от прямого и явного нарушения права»[45] (Жизнеописание Пирра. 12). История подтверждает правоту философа, но нельзя недооценивать того, что, помимо личных устремлений, сама система неизбежно вызывала потребность и необходимость войны: рожденная ею, она от нее же и погибла.

Ошибочно было бы видеть в войне лишь обычную процедуру обогащения. Конечно, трофеи, получаемые победителем, были значительны и позволяли сполна рассчитаться с наемными войсками, составлявшими костяк армии и воевавшими исключительно ради наживы. Царская казна тоже пополнялась из этих экстренных средств. Но было бы слишком просто объяснять частые войны стремлением к перераспределению богатств, накопленных царями, полисами и отдельными лицами, поскольку управление экономикой приводит к накоплению. На деле умножению конфликтов способствовало, во-первых, отсутствие какой-либо международной власти, способной улаживать путем переговоров неизбежно возникающие между государствами споры; во-вторых, присущая разнородным по своему составу монархиям нестабильность, рождающая внутреннюю напряженость, которая привлекала внешних завоевателей; и наконец, в-третьих, присутствие на Ближнем Востоке варварских народов, живущих набегами и завоеваниями, как, например, галаты, или стремящихся к образованию независимых государств, как парфяне. Когда в этом регионе установилась достаточно стабильная и достаточно сильная, чтобы диктовать те или иные законы полисам и царям, римская власть, на Ближнем Востоке, несмотря на некоторые потрясения — такие, как еврейские восстания, — начался долгий период мира, конец которому положили только вторжения варваров.

Таким образом, царь должен был прежде всего воевать: даже такой царь-философ, как Антигон Гонат, вынужден был посвятить большую часть своего долгого царствования военным операциям, выступая то против ваваров в балканских горах, то против соперничавших с ним царей, то против полисов Эллады. Защита эллинского мира от варваров, впрочем, была выгодной обязанностью монархов — во всяком случае, она завоевывала им благодарность греческих народов. В великих храмах собраны памятники, свидетельствующие о благородстве государей, которые отразили грозившую извне опасность. В Делосе, в афинском Акрополе, в Пергаме бронзовые скульптурные группы напоминают о победах Атталидов над ордами галлов, разорявших Анатолию. Эту борьбу с галатами любили сравнивать с выдающимися эпизодами из мифов и истории: с битвами богов против титанов, греческих героев против амазонок, эллинов против персов. Художники и поэты увековечили эти воспоминания, о чем свидетельствует эпиграмма Филетера, обнаруженная в Делосе.

В этих военных предприятиях царь участвовал лично как главнокомандующий и даже иной раз как воин. Пример этому дал еще Александр, а диадохи ему последовали: Кратер, Антигон Одноглазый, Лисимах погибли на полях сражений, так же как позже Пирр, а еще позже Деметрий II. Подсчитано, что из четырнадцати селевкидских государей десять пали в битве. Лагиды, за исключением трех первых, были не столь рискованны: Птолемей IV вынужден был показаться среди своих войск, чтобы укрепить их мужество в битве при Рафии, да Птолемей VI, побежденный Александром Баласом, умер от ран. Малодушие было недопустимо у царя: историки заклеймили слабость Персея, который бежал после Пидны, позволил пленить себя на Самофракии и позорно предстал среди трофеев в триумфальном шествии Эмилия Павла и принял жалкую смерть в римской темнице.

Авторитет, который приносила храбрость, был тем более необходим, поскольку армия наемников, от которых теперь зависел исход сражения, не имела других побуждений, кроме жажды наживы и личной преданности полководцу, если он внушал им уважение своим величием и своими воинскими качествами. Лично командовать своими войсками было первейшим долгом царя, уклониться от которого он не мог никоим образом. Поэтому он брал на себя ответственность за поражение, но он же и по праву пожинал лавры победителя. На нем лежала ответственность не только за проведение операции, но и за подготовку к войне. Расчет необходимого числа личного состава и материальных средств, организация альянсов, предусмотрительная подготовка баз для флота — все эти вопросы стратегии и тактики были делом царя и его постоянной заботой, и нужно признать, что большинство эллинистических государей достойно проявили себя в этой важнейшей сфере. Биографии диадохов, изложенные Плутархом, являют множество примеров того, когда личный поступок полководца менял течение событий. Даже такой безрассудный авантюрист, как Полиоркет, сумел спасти в трудной ситуации свою армию и эскадру во время своих походов в Греции и Македонии между 296 и 291 годами до н. э. И анабасис Антиоха III (212–205), восстановивший селевкидскую власть в восточных провинциях империи, не случайно воскрешал в памяти пример Александра и полностью оправдывал титул «великого царя», который Антиох получил после своего возвращения.