Франсуа Шаму - Цивилизация Древней Греции

• Название: Цивилизация Древней Греции
• Автор: Франсуа Шаму
• Издательство: У-Фактория; ACT
• Жанр: Культурология
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9757-0395-8; 978-5-9713-9608-6

В книге французского историка Ф. Шаму эллинистическая цивилизация представлена не эпохой упадка традиций классической Греции, не простым переходом через хаотичную и кровавую военную историю от греческого востока к латинскому западу, от Афин к Риму. Историческая реальность оказывается гораздо более сложной, чем ее представляют школьные учебники, вынужденные прибегать к упрощениям.

Эллинизм — это не только завоевательные походы Александра Македонского, распространившего греческий мир в пределы Азии, это нововведения и преемственность, преданность традиции и поразительные новшества, это люди, привязанные к прошлому и страстно устремленные в будущее.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

Завещание четко разделяет полисы, к которым всегда прикреплялись более или менее обширные территории, и царскую землю, которая к ним не относилась. Она зависела непосредственно от государя, который предоставлял проживавшему на ней населению возделывать ее в свою пользу. В великих империях — Лагидской, Селевкидской и Атталидской — земельные статусы были сложнее: царь владел не всей землей, даже если его вотчина была огромна. Существовала также частная собственность, и прежде всего в регионах, населенных варварами, обширные площади выходили из-под прямого распоряжения царя: владения автохтонных крупных и мелких правителей, местных жрецов и храмов и племен, которые оставались наполовину независимыми. Все они, конечно, зависели от царя и входили в монархическое государство, но имели с ним разные связи — зачастую очень слабые и, по крайней мере для нас, достаточно неопределенные: они отражали многообразие реальной ситуации — что было естественно в столь огромном и многосоставном мире.

Так же обстояло дело и с греческими полисами: с древними и сильными царь предпочитал обходиться уважительно, как с независимыми государствами, даже если они находились внутри его собственных территорий. С другими он был менее осторожен и вводил туда своего представителя, зачастую своего военачальника, который контролировал администрацию и политику на местах;: название должности, которую получали эти деятели, могло варьироваться, но в любом случае это были уполномоченные царя, назначенные надзирать за полисом. Их присутствие не мешало функционированию гражданских институтов; даже напротив, они следили за тем, чтобы эти последние играли свою традиционную роль в политике полиса, если она не противоречила планам царя. Они следили также за надлежащим отправлением правосудия, а царь иногда помогал городам находить судей в других полисах. В серьезных случаях государь мог вмешаться в качестве арбитра и разрешить споры между полисами или распорядиться, чтобы они были разрешены третьим полисом, не являющимся участником конфликта. Примеров такого судейства много, и очевидно, что в большинстве случаев власть царя, который располагал в этом регионе военными силами и имел влияние, способствовала улаживанию конфликтов.

Начиная со II века до н. э., когда римское присутствие распространяется на Востоке, в роли арбитра, если не полиции, зачастую выступал Рим.

Поразительно также крайнее разнообразие частных случаев. Отношения между полисами и государями на деле сводились к соотношению сил: они зависели от того, подвергался ли город военной оккупации, то есть размещался ли на его территории постоянный гарнизон, сформированный из наемников. Эти двусторонние отношения обычно принимали форму союза с царем — юридическая условность, призванная щадить самолюбие граждан, которые таким образом получали иллюзию того, что они сами решают свою судьбу. Но разве не так же обстояло дело в классическую эпоху, во время рвущихся к господству крупных союзов, управляемых Спартой, Афинами или Фивами? Это были двусмысленные отношения, которые отягощала сложная игра интересов — иногда совпадающих, иногда противоположных. Полису был необходим царь, который бы защищал его, полностью подчинив себе, а царю был необходим полис. В случае необходимости царь получал от него дань, военный контингент, продовольствие, положение, его порт, заход в который он контролировал с помощью гарнизона. В обмен он обеспечивал полису безопасность, освобождал от налогов и даровал привилегии; он брал на себя общественные расходы, содействовал восстановлению крепостных стен, возведению портиков и храмов, осыпал богатыми дарами святилища, в голодные годы снабжал продовольствием население. Он мог, как местное божество, взять на себя обязанности магистрата-эпонима, если граждане уклонялись от них, — со всеми тратами, которые предполагала эта должность. Все зависело от обстоятельств, а они могли изменяться, иногда стремительно, в зависимости от того, насколько расширялась или уменьшалась сфера влияния того или иного государя. Полис мог общаться с царем на равных. Так вел себя Родос, так вели себя, естественно, крупные союзы III века до н. э. Чаще всего полис оказывался в ситуации протектората. Иногда он колебался между заключением альянса с той или иной династией или даже с Римом. Иное дело — полисы, изолированные внутри крупных империй, как три греческих полиса в Египте: Александрия Великая, старый континентальный полис Навкратис, утративший свое положение, и новообразованная Птолемаида, заменившая Фивы — фараонскую столицу Верхнего Египта. То же касалось и азиатских полисов, основанных и расширенных Селевкидами: полностью зависимые от царской милости, они и мечтать не могли ни о какой политической независимости. Они имели экономическое и культурное значение, а административные рамки, в которых осуществлялось управление, хотя формально и напоминало институты полисов старого эллинского мира, создавали только видимость автономии. Некоторые из них к тому же являлись резиденциями царей: Александрия для Лагидов, Антиохия на Оронте — для Селевкидов (у которых были и другие столицы: Селевкия на Тигре, например), Пергам — для Атталидов, Никомедия — для царей Вифинии, Синопа — для государей Понтийского царства, Сиракузы — для Агафокла и Гиерона II, Кирена — для Магаса и Фискона. Это поднимало их престиж, развивало экономическую и административную деятельность, способствовало созданию великих творений и грандиозных памятников: но их жестко контролировал располагавшийся в них царь. В Македонии тоже, как мы недавно показали, полисы, имевшие традиционные институты, совет и собрание, такие как столица Пелла, или Кассандрия, или Амфиполь, или Филиппы, подвергались пристальному контролированию государя.

Таким в эллинистическую эпоху предстает государство (лучше сказать, «государства»), подчиненное власти монарха: многосоставное, разнородное, полиэтническое целое, имеющее постоянно изменяющиеся в результате войн, вторжений и завоеваний границы, объединяющее под единой державой, по выражению древних историков, встречающемуся в надписях, «династов, полисы и народы». Конгломерат, случайно сложившийся в ходе бурной истории, постоянно перекраиваемый в результате внутренних распрей или притязаний соседей. Этот тип монархического государства не был греческим: это было ахеменидское государство, чья вера и мечта о вселенском господстве одновременно восхищала и пугала эллинов, о чем свидетельствуют Геродот и Ксенофонт, описывая его организацию и повествуя о его истории. Ниспровергнув его, Александр сделал вывод, который соответствовал его собственным взглядам: единственная связь, способная поддерживать единство разнородных частей, — это личная преданность государю, абсолютному держателю власти, с которого все начинается и на котором все заканчивается, поскольку он один воплощает в себе все государство. Эта концепция крайне персонализированной политической власти появляется во второй половине IV века до н. э. в размышлениях философов и государственных деятелей, когда они озадачились вопросом, как преодолеть постоянно возникающую опасность раздробления, которая угрожала в то время греческому миру полисов. За неимением вселенской монархии, оставшейся великой мечтой, которую Александр Македонский не успел реализовать, мы проанализируем ее частные воплощения, которые создали с помощью гибких и эффективных институтов диадохи и их наследники.

* * *

Основой власти в эллинистическом царстве было военное могущество, и именно в качестве главы армии царь реализовывал свою власть во всех областях. Оно было источником любого решения, принимал ли он его сам или же оно принималось от его имени его представителем. Это касалось как войны, так и мирного времени, и, естественно, способы и средства, которые представлялись эффективными в одном, могли использоваться и для другого. Деловая жизнь, а следовательно, и жизнь повседневная были сориентированы на царскую персону: время в царстве исчислялось годами правления — очень древняя практика всех монархических государств, за исключением Селевкидов, единственной греческой династии эллинистического мира, которая целиком была принята за эру независимо от продолжительности царствования каждого ее представителя. За начало летосчисления было принято завоевание Вавилона Селевком летом 312 года до н. э., а начало каждого года, которое в масштабах огромной империи могло варьироваться в зависимости от местных обычаев, приходилось на начало октября. Эта селевкидская эра долгое время была в ходу на Ближнем Востоке и использовалась еще арабскими астрономами, которые неверно называли ее эрой Александра. Таким образом, этот факт цивилизации имел большое значение. Селевкидскому примеру последовали варварские династии: Аршакиды у парфян, чья эра отсчитывалась с весны 247 года до н. э., или династии царей Понта и Вифинии, использовавшие летосчисление от 297–296 годов до н. э. Зато даже когда в III веке до н. э. среди историков распространился обычай ориентироваться для удобства на последовательность Олимпийских игр, другие монархии продолжали отмерять время годами царствования, а полисы — годами избрания своих эпонимов.