Франсуа Шаму - Цивилизация Древней Греции

• Название: Цивилизация Древней Греции
• Автор: Франсуа Шаму
• Издательство: У-Фактория; ACT
• Жанр: Культурология
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9757-0395-8; 978-5-9713-9608-6

В книге французского историка Ф. Шаму эллинистическая цивилизация представлена не эпохой упадка традиций классической Греции, не простым переходом через хаотичную и кровавую военную историю от греческого востока к латинскому западу, от Афин к Риму. Историческая реальность оказывается гораздо более сложной, чем ее представляют школьные учебники, вынужденные прибегать к упрощениям.

Эллинизм — это не только завоевательные походы Александра Македонского, распространившего греческий мир в пределы Азии, это нововведения и преемственность, преданность традиции и поразительные новшества, это люди, привязанные к прошлому и страстно устремленные в будущее.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

Проведя наш обзор, мы обнаружили основные черты монархического государства, сложившегося в эллинистическую эпоху. Оно кажется фундаментально отличным от прежнего, традиционного для греков представления о государстве как о полисе. В эллинистической монархии нет «гражданина» царства, так же как царь не воспринимается как должностное лицо, пусть даже верховное. Монархическое государство не отменяет греческий полис — оно существует в другой плоскости. Оно может включать в себя полис, не уничтожая его, но подчиняя его своим собственным целям. Эта система управления была предназначена для крупных, многосоставных, разнородных, полиэтнических территориальных образований, где варвары находились бок о бок с греками, где полисы, династы и народы сосуществовали друг с другом, где в гибких и одновременно эффективных рамках сохранялись разные обычаи и верования, где личность государя была постоянным и единственным ориентиром, потому что он был единственным, кто по неоспоримому праву копья обладал военным могуществом — очевидной властью, которую никто не мог оспорить, поскольку она подкреплялась победой или демонстрацией силы, которой он располагал.

Эта монархия родилась эмпирически, не имея теоретического обоснования. Необыкновенные походы Александра показали изумленным грекам, что способен создать один гениальный человек за несколько лет при весьма скромном количестве солдат. Эта демонстрация имела решающее значение, и урок вскоре был применен на практике диадохами, но имел разные последствия: по мере использования оказалось, что эта система эффективна только при достойном руководителе. Действительно, все держалось на личных качествах царя: те, кто в конце концов одерживал верх, могли утверждать, как Селевк Никатор, по словам Аппиана (Сирийские войны. 61), что «решения царя всегда справедливы и они суть закон, который признают все».

Конечно, потом появились философы, возобновившие апологетику монархического режима, которую развивали еще в IV веке до н. э. историк Ксенофонт в своей «Киропедии» и ритор Исократ в своих похвальных речах киприотским государям Эвагору и Никоклу. Но ссылки на общественное благо и следование государем добродетели всегда было для эллинистических царей лишь темой для рассуждений, оправданием a posteriori сложившейся ситуации. Верховная власть осуществялась сама для себя, и ей не нужно было доказывать свою необходимость, достаточно было ее эффективности — одно это устанавливало божественное право. Так, по крайней мере, это понимали греки, которые, несмотря на свою склонность к воображению, всегда демонстрировали поразительную готовность признать очевидность факта.

Царь, таким образом, не стремился править на благо своих подданных или упрочивать процветание своей державы. Если говорить о свободе греков, то она была средством пропаганды, а не догматом. Его целью было сохранить, прославить и расширить по возможности, во всяком случае полностью взять на себя роль вождя, которую он завоевал или получил по наследству. В поведении царей не было никакой идеологии, разве что доказательства легитимности его власти: для этого вводился культ государя. Но он не озадачивался ни благоденствием своего царства, ни вынашиванием каких-либо далекоидущих планов, кроме политических. Администрация эллинистического монарха стремилась сохранить в неприкосновенности свой авторитет, ввести порядок, который облегчал бы руководство, и получить с царских владений максимально возможный доход. Эта администрация была сугубо прагматична: обеспокоенность о справедливости, о филантропии, о милосердии, которыми цари любили похваляться, позволяла успокаивать умы. В зависимости от обстоятельств их сменяла строгость. Ни при какой другой форме государства власть не использовала столько уловок и оправданий.

Цари относились к грекам как к грекам, а к варварам — как к варварам, говоря с ними на их собственном языке. Принадлежавшие к греческой культуре, они считали естественным и удобным распространять свою цивилизацию и язык, но не видели необходимости навязывать их. У Селевкидов наряду с обиходным греческим языком беспрепятственно употреблялся обиходный семитский язык — арамейский. В лагидском Египте использовать египетский язык никогда не запрещалось, хотя официальные документы обычно составлялись на греческом. Государи не пытались подавить или искоренить местные верования, если только они не были связаны с политическими интригами против царской власти, как это было в случае с иудейскими традиционалистами во время восстания Маккавеев. Сами греки были благосклонны к чужим богам, которых с легкостью уподобляли своим собственным: их цари, можно сказать, не проявляли культурного деспотизма.

Зато, осознавая, что их держава — это их личная собственность, государи с удовольствием подчеркивали это. Поскольку греческая цивилизация была городской и сосредоточивалась вокруг городов, — только основывая, завоевывая и развивая города, царь мог явить свое фактическое господство. И чтобы сильнее дать это почувствовать, в соответствии с древнейшими эллинскими верованиями, придававшими имени бога или человека крайне важное, если не магическое значение, они зачастую давали своим вновь образованным или завоеванным городам династические названия — по своему имени или по имени членов своего рода. Ничто очевиднее не обнаруживало эгоцентристский характер эллинистического государства, как необыкновенное распространение этой новой топонимии, которая отражала территориальные масштабы и силу личной власти монарха: население, которое он там размещал или контроль над которым брал на себя, отныне свидетельствовало о величии царя.

Еще Александр подал тому пример, основав Александрию Египетскую и многие другие одноименные города, которые вплоть до самой Александрии Дальней (Эсхате) в Центральной Азии за Самаркандом напоминали о его походе от одного до другого края империи. Диадохи сделали то же самое: Птолемей основал Птолемаиду в Верхнем Египте, Антигон Одноглазый — Антигонию в Вифинии, Деметрий — Деметриаду в заливе Воло, Кассандр — Кассандрию и Фессалоники в Македонии, Лисимах — Лисимахию в Херсонесе Фракийском. Тот же Лисимах переименовал Антигонию Вифинскую в Никею — по имени своей жены Нике, а знаменитое название города Смирна сменил на Эвридикию — в честь своей дочери Эвридики, но это нововведение не прижилось. Селевк, говорят, основал девять городов, которые назвал Селевкиями, и шестнадцать — которым дал название Антиохия — по имени своего отца Антиоха. Его последователи, подражая ему, добавляли к именам собственно царей другие династические имена: все эти Стратоникеи, Лаодикеи, Апамеи напоминали о Стратонике, Лаодике и Апомее — женах или дочерях Селевкидов. Так же поступали и Лагиды, назвав несколько городов Берениками и Арсиноями, помимо новых Птолемаид в Киренаике, Палестине и Ионии. Атталиды не остались в стороне: во Фригии появилась Эвмения, в Мисии — Филетерия (по имени основателя династии), а также несколько Атталий: в Мисии, Лидии и особенно в Памфилии (сегодня Адалия). Монархи азиатского происхождения вдохновились этими примерами: в Вифинии Прусий I основал Прусу (Бруссу) а Никомед I — прекрасный город Никомедию. В Понте Фарнак I около 180 года до н. э. основал Фарнакию на берегу Черного моря, а Митридат Эвпатор — Эвпаторию, тогда как его стратег Диофант установил еще одну — в Крыму, возле Севастополя. Даже государи Армении последовали этой тенденции: Артаксий около 185 года до н. э., возможно по совету Ганнибала, основал Артаксату на реке Араке, впадающей в Каспийское море, а веком позже Тигран Великий собрал в Тигранокерте, в Верхней Месопотамии, население из двенадцати местностей этого региона для своей новой столицы; этот многообещающий эллинистический полис не был завершен, когда его заняли в 69 году до н. э. солдаты Лукулла, так что даже место, где он возводился, точно не известно.

Столь распространенный обычай имел очевидный смысл. Давая династическое имя городу, царь провозглашал его своим: он ставил свою печать на территорию. Он также разделял славу, которой эллинистическая традиция наделяла основателей — богов или героев. Первыми историческими трудами Греции были поэмы, пересказывающие историю — для нас мифическую — основания городов. Эллинистическая история вернулась к этой теме, как мы увидим, говоря о Каллимахе. Поэтому, когда царь вместо основания нового города давал династическое имя уже существующему, это был не беспричинный поступок, не просто замена одного названия другим в архивах, общественных документах и на картах. Такая операция, которую древние называли метономасия («переименование»), имела религиозное значение: она сопровождалась ритуалами и иногда приводила к переносу гражданского центра, даже если новое местоположение находилось вблизи старого. В данном случае городское благоустройство могло существенно улучшить условия жизни в полисе: так, Лисимах построил новый Эфес на значительном расстоянии от прежнего города, чей порт был занесен аллювиальными наносами реки Каистр; он построил там новый порт и новую крепостную стену и назвал город Арсиноей — по имени своей жены, дочери Птолемея Сотера, будущей царицы Египта, это название не прижилось, но новый город быстро стал самым процветающим полисом Малой Азии.