Тирсо де Молина - Театр

• Название: Театр
• Автор: Тирсо де Молина
• Издательство: Academia
• Жанр: Европейская старинная литература
• Год: 1935

Тирсо де Молина принадлежит к драматургам так называемого «круга Лопе де Веги», но стоит в нем несколько особняком, предвосхищая некоторые более поздние тенденции в развитии испанской драмы, обретшие окончательную форму в творчестве П. Кальдерона. В частности, он стремится к созданию смысловой и сюжетной связи между основной и второстепенной интригой пьесы. Традиционно считается, что комедии Тирсо де Молины отличаются острым и смелым, особенно для монаха, юмором и сильными женскими образами. В разном ключе образ сильной женщины разрабатывается в пьесе «Антона Гарсия» («Antona Garcia», 1623), в комедиях «Мари-Эрнандес, галисийка» («Mari-Hernandez, la gallega», 1625) и «Благочестивая Марта» («Marta la piadosa», 1614), в библейской драме «Месть Фамари» («La venganza de Tamar», до 1614) и др.

Первое русское издание собрания комедий Тирсо, в которое вошли:

Осужденный за недостаток веры

Благочестивая Марта

Севильский озорник, или Каменный гость

Дон Хиль — Зеленые штаны

---

Дон Гомес

Дело, дело!
Ох, с Мартой трудно! Несмотря
На все подобные замашки —
Не хочет поступать в монашки
И жить в стенах монастыря!
Нет. Только — замуж не идет,
Обет хранит без нарушенья,
И не желает разрешенья,
Хоть снять обет нетрудно тот.
Не хочет быть не чем иным,
Как только — в девушках остаться.

Урбина

Вот жизнь печальная, признаться!

Дон Гомес

Ничем ее не убедить.

Урбина

А так — не рыба и не мясо…
Но брак Люсии, может быть,
Ее поможет убедить.

Дон Гомес

Вся жизнь без радостного часа…
Каприз… Но кто идет? Постой…
Поручик! Он!

Урбина

Не стану ждать я,
Чтоб заключить его в объятья,
Предвестник счастья дорогой.
Моей любви он с этих пор
Несет надежду, милый странник.

Сцена 2

Поручик, в дорожной, но очень нарядной одежде. Те же

Дон Гомес

Поручик доблестный!

Урбина

Племянник!

Поручик

Дон Гомес… Добрый мой сеньор…

Дон Гомес

Мы только что — минуты нет —
Корили вас за промедленье.
И вдруг, на наш упрек в забвеньи,
Явились сами вы в ответ.
Здоровы ль вы?

Поручик

И страшно рад
Увидеть вас и капитана.

Дон Гомес

Герой! Вы пышностью султана
Пленяете зефирам[117] взгляд…
Амура восхитит ваш вид,
А Марса[118] — подвиги лихие.

Урбина

Да. Есть здесь некая Люсия…
Тот, кто сейчас ей сообщит,
Что ждет ее с тобой свиданье,
«Спасибо» может услыхать.

Поручик

Разлука — всем страданьям мать,
Но, превратясь в воспоминанье,
Несет забвенье им она.
Что говорят здесь про Мамору?

Дон Гомес

О басни! И такому вздору
Способна верить чернь одна.
Но вы сейчас из тех сторон.
Расскажет слово нам живое
Все о Фахардо, о герое.
Что духом — чистый Сципион.[119]
В Мадриде примут здесь у нас
Его с триумфом и почетно.

Поручик

Я расскажу вам все охотно.
Правдивым будет мой рассказ.
Солнце только что шестому
Зодиаку[120] — сиречь Деве[121]
(В небесах еще есть девы) —
Плату золотом несло,
Антиподы[122] ж, дань сбирая
За январь с Цереры с Вакхом,[123]
Заполняли закрома
И увешивали кровли…
(Я хочу сказать: был август.
Не могу никак привыкнуть
Чепухой латинской[124] этой
Вкус романсам придавать).
В день, когда Фахардо славный
Имя, десять сфер небесных[125]
Опоясавшее славой
И величием своим, —
Счастлив тем, что водрузилось
Знамя славное Филиппа,[126]
Крест Испании, в Лараче,[127]
В том гнезде пиратов[128] гнусных,
И желая Океану
Дать в свободное владенье
На границах африканских
Все порты и берега,
Позамыслил уничтожить
Все гнездо проклятых тигров,
До руна златого падких,
Что Испаньи юг приносит.
И, воздвигнувши в Маморе
Неприступный порт, разрушить
Все надежды и попытки
Мавров и еретиков.
И на это предприятье
Он сто парусов направил
(Бригантины и галеры)
К Геркулесовым столпам;[129]
С ними — воинов семь тысяч
(Без гребцов и без саперов),
Что внушили б зависть солнцу.
Паруса взвилися гордо.
Тысячи знамен и флагов,
Голубых, зеленых, алых,
Стлались по ветру коврами,
С свежим воздухом играя.
А чтоб не было заметно,
Как шумит от весел море,
Громкий голос труб военных
Привелось услышать рыбам.
Белопенная стихия
На водах сады узрела:
Роскошь перьев, блеск нарядов
За цветы приняв и клумбы…
И в самом виду Лараче,
Что со стен встречал их — словно
В муках грозного рожденья —
Взрывом пушек и пищалей,
Флот причалил… так за лигу[130]
От Маморы, где пристать
Мелководие мешает:
Море слишком там смиренно.
Якорь бросили в заливе…
Там их приняли с приветом
Корабли голландцев стойких,
Заключивших море в дамбы…
Генерал узнал от них,
Что в порту сейчас пятнадцать
Кораблей, служащих маврам
С верной помощью корсаров.[131]
Но Фахардо-победитель,
Невзирая на Харибду,[132]
Что искусство и природа
Здесь устроили в проходе,
Сделать вылазку решил.
А чтоб дело было верно,
То четыре наваррезца[133]
(Каждый был главой отряда)
Первыми сошли на землю.
Имена их впишет слава,
После ж — бронза или яшма
Обессмертят их дела.
Тут — Агарь[134] на берег вышла.
И под звуки флейт арабских
Ярко-красные тюрбаны
Расцветили дол и горы.
Стрелы звонкие из луков,
Что даны войне, как небу
Радуга дана для мира,
Заслоняя солнца свет,
На землю ступить мешали
Аргонавтам[135] благородным,
«Non plus ultra»[136] возносящим
Вплоть от Кадикса до Чили.[137]
Но увидев тьму большую
Варваров, что громким криком,
Кличем боевым стремились
Отвратить Испаньи мощь,
Фернандино вместе с Эльдой
(Смелый Гектор и Ахилл[138] —
Оба доблестью достойны
Песней лебедей испанских)
Носом к берегу галеры
Повернули (что, коварно
Подражая лицемерам,
Сыплют порох и свинец),
И язычники из Мекки
Уж не ждали подкреплений,
Сохранявшихся в боченках,
И не смели тост заздравный
Этих выстрелов принять,
Но бежали прочь в смятеньи,
Кинув тысячи убитых,
Целью для мячей пелоты[139] —
Чтоб их красить гнусной кровью.
И вошли победоносно,
С ликованием испанцы
В этот форт — легко так павший.
В полном ужасе взирало
Население пиратов
На затылки гнусных мавров —
Чьей языческою кровью
Обагрялися мечи.
Тут мы крепость заложили,
Чтоб она стояла вечно.
Кто вчера был Геркулесом[140] —
Нынче каменщиком стал.
Около двух тысяч мавров
Помешать не в силах нашим.
Где Испаньи мощь жива,
Там количество не страшно.
Все работают — сражаясь.
Держат меч рукою правой,
Левой — доблесть без примера! —
Сыплют известь и песок.
Ныне каждый в то же время
Съединяя труд и подвиг, —
Полководец и строитель.
Тучами сыны Агари
Наблюдают за осадой
И надеются, что голод
Победит, где мощь бессильна.
Но Фахардо славный пишет
Королю и всей Испаньи:
Требует людей — чтоб дали
Силу новую победам.
Бéтика[141] сынов отважных
Шлет ему, просящих море
В корабли им дать дельфинов,
Если нет еще судов.
Бéтика — вся поголовно,
Вплоть до сыновей Улисса,[142]
Рвется в бой, спеша на помощь,
Словно тигры на добычу.
Чтоб не кончились нежданно
Эти славные победы
Поражением ужасным,
Наш монарх понять дает,
Что желание его —
Чтобы лучшие вельможи
Все несли Маморе помощь.
И едва немые знаки
Сердца выразили мысль,
Не успел король словами
Высказать свое желанье, —
Духом смелые бросают
Наслажденья бога Кипра,[143]
Чей огонь тлетворно вреден
Только низменным сердцам.
Тыщи рыцарей и знати
Арфы звон сменяют звуком
Труб военных, барабанов,
Чтоб заржали гипогрифы.
Тыщи воинов отважных,
Чьи великие деянья
Мир отметил на страницах,
Позабытых уж давно,
Пробуждаются под громы
Звуков Марса, и мечи их
Грозно просятся на волю
Из темниц своих обычных.
Их ведет Македа: имя
Это значит «Море тихо».[144]
Кровь Манрике,[145] материнский
Род от Кáрденас ведет он.
За подобным полководцем
Честью я почел пойти.
Знают все, что вождь подобный
Нам предсказывает славу.
Скоро прибыли в Мамору…
Там нас приняли войска.
Радость их была не меньшей,
Чем отчаянье врага.
Тут во всевозможных стычках
Безошибочно испанцы
Доказали африканцам,
Как они их много выше.
Раз в счастливый понедельник,
В час, когда заря сквозь смех
Плачет, что ей солнце сушит
И гвоздику и жасмин,
Мавританский вождь, разгневан
Гордой похвальбой Испаньи,
Что она в земле неверной
Водружает крест, свергая
Полумесяц,[146] кинул маврам
Оскорбленье: что должно б им
Не мечи носить, а прялки,
И, вскочив на скакуна,
Догоняющего ветер,
Взял двугранное копье,
Тоньше ветви гибкой ивы,
И, велев трубить атаку,
Первым кинулся бесстрашно
К неоконченным стенам,
Сильным лишь людской защитой,
Соскочил с коня; опершись
О копье, вскочил на стену,
Ухватился за зубец,
И — хоть все кругом кричали:
«Смерть надменному рабу!» —
Крест сорвал и наземь бросил.
Левой выхватил рукою
Знамя — синее, серпами
На ущербе (как ревнивцы
Смерть любви изображают), —
Алый крест повергнув наземь,
Символ доблести испанской,
С непостижной быстротою
На копье свое он вздел
Три серпа проклятых лунных,
И как знамя укрепив их,
Прянул вниз и крикнул нам:
«Кто желает отомстить
За обиду и восставить
Крест, что вопреки испанцам
Мне Аллах под ноги бросил,
Тот — спустись! Я сход оставил.
Пусть, не прячась за стенами,
А в бою увековечит
Имя славное свое!»
Слышал дерзость эту, громко
Повторяемую мавром,
Некий доблестный Осорьо,[147]
Воин и строитель вместе…
Он в араба бросил камнем.
Был удар его так меток,
Что мозги разнес арабу.
В мир — второй Давид[148] явился.
По копью затем спустился,
Чтобы с ним во всем сравняться.
Он неверному сначала
Голову отсек мечом,
После ж, крест подняв с земли,
Он, под градом стрел арабских,
Тканью шелковой священной
Плечи мощные окутал.
Окружен врагами тесно,
Отбивался он отважно.
Вдруг — победно зазвучала
Редондилья[149] звуком бронзы.
И трусливо враг бежал,
Повернувши спины войску,
Что гналó его с победой.
Поле битвы — было наше.
И смешав с веселой песней
Барабанный громкий бой,
В лагерь воины с триумфом
Возвращаются, ликуя.
А Фахардо славный делит
Им добычу, что неверный
Мавр к ногам его несет.
Крепость грозно укрепили.
Вскоре начались и сборы
Благородных смельчаков.
С ними я решил вернуться…
Из добычи той досталось
Мне две тысячи цехинов.[150]
И приехал я — обнять вас
И поведать о победе.[151]

Дон Гомес