Михаил Володин - Индия. Записки белого человека

• Название: Индия. Записки белого человека
• Автор: Михаил Володин
• Издательство: Амфора
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-367-01275-0

Хотя «Записки белого человека» и не являются в прямом смысле путевыми заметками, в основе книги лежат путешествия автора по Индии. Но экзотический антураж здесь лишь средство, чтобы на фоне этих ярких декораций показать человека, отправившегося в путь в одиночку, — его чувства и мысли, его осознание себя и своего места в мире.

---

Вначале рой пчел находится где-то совсем далеко, на границе слышимости. Но с каждым новым движением обруча гудение становится все более и более явственным. Я пишу «гудение» и понимаю, насколько это не точно. Волнение, возмущение, зуд, покалывание, подергивание, пощипывание… Простите меня, Учитель, за то, что ваши повторы в какой-то момент вызвали мое раздражение. Теперь я понимаю, как трудно описать телесные ощущения!

И вот, когда во всем теле — от темени до пальцев ног — возникает этот гул, становится ясно, что более всего это похоже на слабый, едва различимый электрический ток. Ток, бегущий по коже, пронизывающий почти всю ее поверхность. Почти, но не всю! В некоторых местах остаются «слепые пятна». Там нет ощущений, точнее есть, но грубые. Позже я научусь с ними бороться, уничтожать их, а пока они торчат скальными островами из охваченной волнением морской воды. Пусть торчат, я занят другим! Я устремляю прожектор внимания в собственную ноздрю и шаг за шагом по темной невидимой тропе ухожу в ее глубины. Вот я дошел до места, где у меня как бы расслоилась слизистая оболочка: когда дотрагиваешься до него пальцем, всегда хочется чихнуть. Сейчас я тоже еле удерживаюсь от чиханья и, чтобы не нарушить медитацию, быстро оставляю его позади. Дальше — место перелома.

Когда-то, в университете, я играл в футбол за сборную факультета. Шел матч с матфаком. Я прыгнул за мячом вместе с вьетнамцем из команды противника — оба хотели ударить по нему головой. Я дотянулся и ударил. А вьетнамец был ниже ростом, он дотянулся лишь до моего носа.

Мне трудно дается это место. Там — пробка. Стоит мне схватить хотя бы легкий насморк, как правая ноздря перестает дышать. Все дело в переломе, я физически чувствую, с каким усилием проходит воздух вдоль этого участка. Где-то здесь должны быть гайморовы пазухи. А еще следы аденоидов, которые мне вырезали в десятилетнем, что ли, возрасте. Тогда меня насильно кормили мороженым — на третьей порции я начал кричать и мотать головой из стороны в сторону. От этого начавшая застывать кровь снова полилась ручьем.

Впрочем, что и где должно находиться — лишь догадки. Я не чувствую ни пазух, ни шрамов от аденоидов. А чувствую я, как расширяется проход и, образуя спрятанную уже в полной темноте пещеру, уходит куда-то вниз. «Проход между носом и ртом, носоглотка!» — догадываюсь я. Ах, как жаль, что я не знаю анатомии! Куда ползет луч прожектора, это крошечное пятно внимания? Не знаю, ничего не знаю! Чувствую только, как реагирует слизистая, словно ее щекочут павлиньим пером. И хочется вырвать. Нет, в самом деле, хочется вырвать! Засунул, понимаешь, пальцы в рот и тужишься. Но пальцы — вот они, на коленях! Это мое внутреннее зрение, это оно орудует во рту! Я чувствую собственные гланды — в отличие от аденоидов, они у меня целы. И дальше — нёбо. Здесь тоже щекотно. А по краям языка кисло, словно железные усики плоской батарейки — таких уже и не выпускают! — одновременно поднес к языку. А под языком, у перепонки, льются потоки слюны! И я едва успеваю ее сглатывать, сглатывать, сглатывать. Я не могу прекратить это дурацкое занятие по собственной воле — мной владеют восторг, и радость, и гордость. Но звучит гонг, означающий конец медитации и окончание пятого дня. Дня, который чуть не стал для меня последним на курсах Випассаны.

Битва на крыше

Я был в таком восторге от путешествия по собственному телу, что совсем забыл об опасности: медитация — путь к равновесию ума, и любые переживания, приятные или нет, плохи. В дальней перспективе они ведут к страданиям, а в ближней — затрудняют практику. Мудр Будда! Подтверждение тому я получил на следующий день и опять же на собственной шкуре — утренняя медитация не шла ни в какую! А после обеда со мной произошел случай, запомнившийся всем однокурсникам.

Территория лагеря, поначалу казавшаяся просторной, примерно к середине срока, когда организм привык к режиму, стала тесной и недостаточной. Тело просило прогулок, свежего воздуха и просто освобождения из надоевших четырех стен. Места для сотни студентов и работников Дхаммы явно не хватало. На единственной небольшой площадке между жилыми корпусами и столовой поодиночке, с опущенными долу глазами — не дай бог встретиться взглядом! — гуляли студенты. Нередко их пути пересекались, и тогда сблизившиеся молчальники предпринимали попытки разойтись. Без слов, без жестов и без взглядов это было непросто. Еще имелась короткая, метров в пятьдесят, тропинка, ведшая к туалету. По ней бродить было приятнее, но разойтись получалось еще труднее.

Примерно на третий день я взобрался на крышу пристройки к медитационному залу и неожиданно для себя нашел замечательное место для послеобеденного отдыха. Собственно, это была не крыша, а незавершенный второй этаж. Из плотно пригнанных перекрытий тут и там торчали поржавевшие металлические прутья. Вероятно, их должны были использовать в качестве каркаса для будущих бетонных столбов, но что-то этому помешало.

В следующие дни, взяв из комнаты байковое одеяло, я незаметно взбирался по боковой лестнице в свое убежище. Расстелив одеяло на плитах, я ложился на спину и смотрел в небо. Что может быть прекраснее такого вот беззаботного взгляда в небеса! Там, в небольшой синей лагуне, со всех сторон ограниченной ветками огромных горных сосен, часами не двигая крыльями, парили белые орлы. С земли они казались совсем крошечными, особенно когда в нескольких сантиметрах от носа зависала чудовищного размера мошка. А еще на крыше жили божьи коровки. Нет в мире насекомых прекраснее! И цвет хорош, и форма. И главное, они совершенно безвредны! А если перевернуть божью коровку на спину, то она будет забавно сучить ножками до тех пор, пока из-под красных с черными кружками хитиновых крыльев не высунется еще одна пара крыльев — тоже, впрочем, хитиновых — прозрачных. Опершись на эти вторые крылышки и используя их в качестве домкрата, божья коровка приподнимется, перевернется и улетит. Улетит к себе на небо, где ее детки кушают котлетки…

Так я и лежал, наблюдая живую природу, и сам при этом чувствовал себя совершенно счастливой ее частью. Волновало меня лишь то, как скрыть свое замечательное убежище от бродивших внизу сокурсников.

На шестой день после обеда, взобравшись на крышу, я обнаружил там двух обезьян. Обезьяны сидели в противоположных углах, по диагонали одна от другой, и были заняты каждая своим делом. Перед началом курсов нас предупредили, что обезьяны вокруг лагеря водятся во множестве и могут быть агрессивными: при встрече с ними, как и при встрече с коллегами-курсантами, следовало отводить глаза, чтобы не раздражать животных. Так я и сделал. Не глядя на непрошеных гостей, я расстелил одеяло и расположился для послеобеденного отдыха.

Поначалу я искоса поглядывал на волосатых соседей, но, убедившись, что настроены они вполне мирно, стал наблюдать за орлами. Видимо, я на мгновенье вздремнул: мое внимание привлек негромкий шорох, и тотчас надо мной возникла обезьянья морда. В зубах она держала мою «вьетнамку». В другое время я немедленно вскочил бы, чтобы прогнать наглое животное, но шел шестой день Випассаны! И я, не шевелясь, осторожно взглянул по сторонам. Я был окружен! С десяток обезьян разного размера, пола и возраста сидели вокруг меня, выставив напоказ крупные желтые зубы. Тут только до меня дошло, что дело может кончиться плохо. Вместо того чтобы немедленно что-то предпринять или хотя бы наметить план действий, я неожиданно для самого себя закрыл глаза и начал следить за дыханием. А когда успокоился, принялся понемногу вытягивать из-под себя одеяло, пока оно целиком не оказалось лежащим рядом со мной. Обезьяны по-прежнему сторожили меня: казалось, сделать ничего невозможно.

Дальнейшее произошло почти без моего участия: всё за меня сделал мой мозг. Он отдал приказ рукам схватить одеяло и резким движением раскрутить его над головой. Я продолжал лежать, а надо мной крутился байковый пропеллер. Обезьяны отпрыгнули на метр и выглядели явно ошарашенными. Я же, продолжая вращать одеяло, встал на колени, потом на корточки, а потом и в полный рост.

Тут только я заметил, что несколько десятков студентов собрались внизу и молча наблюдают за происходящим. Они смотрели на крышу, на обезьян, на одеяло, но только не мне в глаза. Так я и спустился, вращая одеялом над головой и тоже стараясь не смотреть в глаза товарищам.

Расшифровка видений

На утренней медитации седьмого дня у меня перед глазами вдруг ясно предстало повторение ситуации, происшедшей за день до этого на крыше. Я лежал на своем байковом одеяле с устремленными в небо глазами, а обезьяны как-то очень по-человечески, на цыпочках, подкрадывались ко мне. Чем ближе они подступали, тем неспокойнее делалось мое лицо.

Видения, возникающие во время медитаций, часто плохо поддаются расшифровке, но здесь все было ясно: обезьяны были моими санкарами — событиями прошлой жизни, которые я вновь и вновь прокручивал в собственной памяти, которые терзали меня невозможностью вернуться назад во времени — перескочить, перешагнуть, перелететь, пере-что-хочешь — и все переиначить: что-то сделать по-другому, а чего-то не делать вовсе.