Фредерик Коплстон - История средневековой философии

• Название: История средневековой философии
• Автор: Фредерик Коплстон
• Жанр: Философия

Эта книга - пересмотренный и дополненный вариант "Средневековой философии", которая была опубликована в 1952 г. в рамках выпускаемой издательством "Метьюен" серии книг для домашнего чтения. Общий план предыдущей работы остался нетронутым. Однако в данном томе гораздо подробнее говорится о христианской мысли в античности. Кроме того, значительно расширено изложение исламской и иудейской средневековой философии.

Более детально рассматриваются ведущие мыслители, такие, как Аквинат, Скот и Оккам философское обсуждение проблем, поставленных средневековыми мыслителями, по необходимости пришлось свести к минимуму. Однако некоторые общие представления о средневековой философии нашли выражение в первой и последней главах.

---

Действительно, сторонники теории импульса посчитали своим долгом задаться вопросом о том, как следует классифицировать импульс в терминах аристотелевской теории категорий, или praedicamenta. Альберт Саксонский утверждал, что отвечать на этот вопрос - дело метафизика, хотя сам он думал, что импульс надо классифицировать как качество.

Теория импульса была принята рядом мыслителей включая Буридана, Альберта Саксонского, Марсилия из Ингена и Николая Орема (Орезмского), Буридан заметил, что аристотелевская теория движения не может объяснить движение вращающегося волчка, которое без труда могла бы объяснить теория импульса. Альберт Саксонский пытался также дать объяснение тяготению. Он провел различение между центром тяжести тела и центром его объема, утверждая, что эти центры не обязательно совпадают. Настоящим центром мира является центр тяжести Земли, а стремление каждого тела, обладающего весом, соединить свой центр тяжести с центром мира есть в действительности то, что мы подразумеваем под тяготением.

Теория импульса имела далеко идущие следствия. Например, Буридан предположил, что если мы представляем Бога как сообщающего при творении небесным телам определенный импульс, то дальнейшего объяснения их движения не требуется, поскольку они не встречают никакого сопротивления. Тогда нет нужды верить, что они состоят из какого-то особого элемента, и нет нужды постулировать существование интеллигенций, или ангелов, которые приводят их в движение. Другими словами, объяснение движений небесных тел становится, в сущности, точно таким же, как и объяснение движений тел на земле. Правда, Буридан предложил эту теорию в качестве гипотезы, пояснив, что хотел бы знать, что скажут о ней теологи. Однако она имела значительный успех и была принята такими мыслителями, как Альберт Саксонский, Марс?илий из Ингена и Николай Орем. Эта теория, безусловно, прокладывала путь механистическому взгляду на мир, взгляду, представляющему мир как систему движущихся тел, где движение, или энергия, передается от одного тела к другому.

Одним из самых замечательных парижских ученых был Николай Орем (ум. 1382). Видимо, он поступил в Наваррский коллеж Парижского университета в 1348 г.

В 1356 г. он стал магистром коллежа; однако вскоре после того, как он побывал учителем будущего короля Карла V, Николай стал продвигаться по церковной лестнице и в 1377 г. был назначен епископом Лизьё. Он написал комментарии к "Этике", "Политике", "Экономике" и De Caelo Аристотеля, вопросы к некоторым другим аристотелевским сочинениям, ряд трактатов на математические темы и о динамике и критические работы об астрологии. Кроме того, он писал и по проблемам теологии, но его комментарий к "Сентенциям" был утрачен.

Николай Орем отказывался признать, что в физической науке возможны строгие доказательства. Другими словами, научные теории являются гипотезами. Чтобы доказать это, Николай пытался продемонстрировать, как одни и те же явления можно "спасти" (объяснить) с помощью разных гипотез. Наиболее известный пример этого приема - его трактовка проблемы движения Земли по отношению к Солнцу, изложенная в трактате "О небе и мире" (Du del et da monde). Посредством наблюдения, утверждает он, невозможно доказать, что небо совершает суточное вращение, тогда как Земля остается неподвижной. Ибо явления, или феномены, остались бы точно такими же, даже если бы вращалась Земля. Что касается других возражений против возможности вращения Земли, то на все могут быть даны ответы. Относительно же Писания мы должны помнить, что Библия использует обычные способы изъяснения и не должна рассматриваться как набор научных трактатов. Короче говоря, теорию, сотласно которой суточное вращение совершает именно Земля, а не Солнце, нельзя опровергнуть ни наблюдением, ни абстрактным рассуждением, ни обращением к Писанию. Далее, гипотеза о вращении Земли более экономна, нежели гипотеза о том, что вращается небо, а не Земля.

Иными словами, для первой гипотезы требуется допустить меньшее число постулатов, чем для второй.

Возможность вращения Земли обсуждалась и прежде. И было достигнуто понимание того, что посредством одного лишь наблюдения решить эту проблему невозможно. Но хотя Буридан и Альберт Саксонский обсуждали гипотезу суточного вращения Земли вокруг своей оси вполне сочувственно, они оба отвергли ее. Альберт думал, например, что, если бы Земля считалась вращающейся, эта идея предполагала бы устранение всех движений небесных тел; и он заметил, что движения планет не могут быть просто отринуты.

Николай Орем, однако, понял, что гипотеза вращения Земли повлекла бы за собой устранение не движений планет, а только предполагаемого вращения сферы "неподвижных" звезд.

В конце концов Николай выбирает общепринятое в то время мнение, т. е. традиционную гипотезу, на том основании, что доводы в пользу принятия гипотезы о суточном вращении Земли неубедительны. Однако совершенно ясно, что он считает свою гипотезу более экономной, нежели альтернативная гипотеза, и, следовательно, более предпочтительной, даже если ее истинность не может быть доказана.

Тот же дух осторожности дает о себе знать в обсуждении Николаем (в том же самом трактате) возможности существования других миров, отличных от этого мира. Аргументы (будь то теологические, философские или научные), доказывающие невозможность множественности миров, неубедительны. В то же время следует считать, что этот мир - единственный.

В трактате "О конфигурациях качеств" (Dс configuratiombus quoutatum) Николай обсуждал проблему изменения интенсивности качеств[482] и разработал геометрический графический метод. Этот метод был также предложен им как средство изображения изменений скорости. Николай обнаружил, например, что расстояние, пройденное телом, движущимся с равномерным ускорением, равно расстоянию, пройденному за то же время другим телом, движущимся с постоянной скоростью, равной достигнутой первым телом в середине его пути. Желая выразить эти и сходные последовательные изменения в форме, которая облегчила бы понимание и сравнение, Николай пришел к мысли представить их с помощью системы прямоугольных координат. Пространство или время, например, представлялись им в виде основной прямой линии, перпендикулярно которой изображались вертикальные линии, длина которых соответствовала положению или интенсивности переменной. Соединяя концы вертикальных линий, Николай получал кривую, представляющую колебания интенсивности.

Работой о пропорциях пропорций (De froportiornbus proportiornim), или о соотношениях соотношений, Николай внес значительный вклад в математику. В свои сочинения против астрологов он включал аргумент, согласно которому допущение несоизмеримости планетарных скоростей делает невозможным Предсказание точного положения планет.

Когда мы думаем о достижениях науки, мы склонны думать о плодах прикладной науки и технологии. И в этой области средние века, конечно, могут предложить немногое.

Были, например, некоторые изобретения в оптике. И были неосуществленные мечты Роджера Бэкона. Однако если рассматривать историю науки начиная с Возрождения, становится очевидно, что достижения теоретической науки предшествовали эпохе поразительных изобретений и эре развития технологии. В области же теории средние века не были такими "темными" и обскурантистскими, как иногда предполагали. Николай Орем, например, предвосхитил некоторые теоремы Галилея. Однако зачаткам науки в эпоху средневековья было суждено дожидаться, пока их не откроют заново. В каком-то смысле они оказались преждевременными. Почему так произошло, объяснить нелегко. Но чума, война, великий раскол, предчувствие неминуемой беды, которые стимулировали рост всякого рода религиозного фанатизма, не способствовали распространению научных исследований в XIV в. Вернемся к распространению "нового пути" в философии. Мы видели, что в первой половине XIV в. влияние оккамизма было наиболее сильным в Оксфорде и Париже. Однако во второй половине столетия оно распространилось повсюду. В 1389 г. в Венском университете был введен в действие устав, предписывающий студентам факультета искусств посещать лекции, посвященные логическим работам Петра Испанского, а более поздние уставы содержали сходные предписания в отношении работ Уильяма Гейтсбери и других логиков. Оккамистские тенденци были сильны в университетах Хайдельберга (основан в 1386 г.), Эрфурта (1392), Лейпцига (1409) и Кракова (1397). Лейпцигский университет, как говорят, был обязан своим основанием исходу оккамистов из Праги, где Ян Гус и Иероним Пражский учили реализму, который переняли от Джона Уиклифа.

Некоторые университеты сохранили верность старым традициям. Так, в Кельне (1389) удерживали свои позиции учения Альберта Великого и Фомы Аквинского - несмотря на попытки принудить университетские власти к отказу от реализма в пользу номинализма. Эти попытки были предприняты под весьма странным предлогом, будто теологические ошибки Яна Гуса следовали из его философского реализма. Однако власти Кельнского университета утверждали, что это не так. Университет в Лувене, основанный в 1425 г, тоже был оплотом старой традиции. В общем и целом, однако, к концу XIV в. номинализм весьма прочно утвердился в университетах Европы, несмотря на спорадические нападки на него, вроде парижских осуждений 1339 и 1340 гг.