Сергей Городников - Порученец Царя. Нарвский дьявол

• Название: Порученец Царя. Нарвский дьявол
• Автор: Сергей Городников
• Издательство: КРЫЛАТОЕ СОЛНЦЕ
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1997

Для воспитания предпринимательской и буржуазно-городской культуры отношений в России обязательно должен появиться и развиться авантюрный жанр и русский герой такого жанра, близкий и понятный зарождающемуся национальному среднему классу. Как было и в других, ныне считающихся развитыми капиталистических державах, он появится только через мифологизацию определённых периодов истории государства. Предлагаемый читателю цикл приключенческих повестей «Тень Тибета» является продолжением намерения предложить и разработать такого героя. Впервые в русской культуре эта задача была поставлена тем же автором в книге "АЛМАЗ ЧИНГИЗ-ХАНА" (1993, из-во "РОСИЧ"). Как и герои в романе "АЛМАЗ ЧИНГИЗ-ХАНА", герой данного цикла действует в переломную для Московской Руси эпоху середины 17 века. Рождённый среди русских первопроходцев в Забайкалье он волей обстоятельств попадает в Тибет, где воспитывается воином Далай-ламы, а затем направляется на службу к русскому царю.

Композиционно цикл построен из двух больших повестей дилогии "ВОИН УДАЧА" и романа "ПОРУЧЕНЕЦ ЦАРЯ" из трёх развёрнутых повествований, в каждом из которых герой оказывается участником сложных переплетений противоборствующих интересов в разных местах Восточной Европы и Азии.

В первой повести «Тень Тибета» рассказ ведётся о месте и обстоятельствах рождения героя, о причинах вовлечения его во внутренние дела преодолевающего феодальную раздробленность Тибетского государства, об интригах, в которые он был втянут против своей воли, о его первой любви и связанном с нею приключении в Индии.

Во второй повести «Золотая роза с красным рубином» рассказывается о посольстве шаха Персии к Русскому царю в связи с женитьбой молодого царя Алексея Михайловича, об украденном у посла свадебном подарке и о приключениях, в которые был вовлечён герой в связи с этими событиями.

В первом повествовании романа «Порученец царя» герой оказывается русским разведчиком в Ливонии и в Нарве накануне Большой войны, которая потрясла Восточную Европу и которая началась войной Московской Руси со Швецией за возвращение северных земель у Балтийского моря, отторгнутых у Московского государства во время Великой Смуты.

Во втором повествовании – «На стороне царя» герой попадает в сеть интриг московской знати, когда нарастает боярское сопротивление реформам виднейшего деятеля русской истории середины XVII века, духовного отца будущих Преобразований Петра Великого, псковского дворянина Ордин-Нащокина, - реформ, которые поддерживает царь Алексей.

В последнем повествовании романа, «Персиянка», герой по поручению царя и его ближайших помощников отправляется в Астрахань для попытки предотвратить восстание казаков во главе с Разиным. Это, последнее повествование было отмечено в 2006 году литературной премией «Золотое перо Руси» и грамотой Княжеского Совета России.

---

Король окинул весёлым блуждающим взором беснующихся придворных.

– Какое наказание будет для нарушителей праздника? – потребовал он ответа нетвёрдым голосом.

– Самое страшное! – завизжала и завыла свита и пьяно загудела толпа. – Они не должны увидеть конца праздника!

На месте прежних наказаний вповалку лежали человек тридцать. Если бы ни храп, ни невнятное бормотание, они казались бы жертвами побоища. Перешагивая через лежащих с края, в обход остальных, к казаку и адъютанту приблизилась девица с лисьей маской, безмолвно потребовала опустить на поднос плату за наказание.

– Плату! – зарычал чёрт в свите короля.

Казак отыскал в бездонном кармане штанов серебряный талер, бросил в блюдо.

– Одолжить? – насмешливо предложил он адъютанту, выуживая из того же кармана вторую монету.

Тот не желал замечать казака, видом показывая, что подчиняется обстоятельствам и традиционным правилам и только. Он откинул на блюдо свою монету, и она звякнула о талер противника. Непристойно вихляясь задом, чёрт из свиты короля поднёс им две наполненные пивом бадьи. Кряжистый русский купец прервал храп, повернулся и с трудом приоткрыл веки. Мутным, как туманная ночь, взором уставился на казака, потянулся к бадье в его руках и тут же опять заснул, вновь присоединил своё храпение к другим жертвам наказания.

– И-эх! – подвигал плечами казак и жадно, с толком припал к краю бадьи, медленно опрокидывая её к широко раскрытому рту.

– До дна! – шумели вокруг. – До дна!

6. Когда и куда отправятся войска?

Когда-то молния расщепила старый дуб в его верхней части, обуглила оголённый в месте широкой трещины ствол, но дуб залечился и поднимался над землёй непоколебимым исполином. Он окружил себя разлапистыми ветвями и тяжелыми ветками, как былинный богатырь, никому не позволяющий стоять рядом и вровень с ним. Казалось, это он отогнал от себя прочую растительность смешанного леса за границы большой поляны, посредине которой находился, как внутри своих владений.

Тёплое солнце прохладного раннего утра золотистым разливом яркого света укрыло траву почти всей поляны, оставив для напоминания о прошедшей ночи лишь ажурное пятно тени от дуба, которому оно ласково грело кору его старческого бока, и пояс теней от зарослей восточной опушки. В тех, отбрасывающих на поляну свои тени зарослях вспорхнула потревоженная птица. Затем дрогнули ветки куста и, отстраняя их рукой в чёрной перчатке, из кустарника на поляну вышел мужчина в чёрной одежде и с чёрной личиной на голове. Осмотревшись, он уверенно прошёл к дубу и трижды крикнул лесной кукушкой. В просветах между деревьями южной опушки показался другой мужчина, одеянием ничем не отличаясь от первого, однако заметно шире в кости, пониже ростом и не такой лёгкий в движениях. Приблизившись к первому, он тоже остановился в тени дуба. Оба вынули из украшенных лисьими хвостами кожаных наплечных сумок по обломку стрелы. У первого была часть с гранёным наконечником, он взял у второго часть с оперением, состыковал их, и они полностью совпали в месте перелома. Но оба продолжали держаться настороженно и, будто два отталкивающихся полюса магнита, поддерживали между собой расстояние в три-четыре шага, необходимое и достаточное для предупреждения неожиданного нападения.

– Хозяин просил выяснить, какие солдаты, сколько и куда будут отправляться из Нарвы, – с глухим придыханием сказал тот, что был пониже, явно стараясь изменить голос. – В Ригу или в Польшу?

Называвший себя в Риге Вольдемаром Удача отбросил обломки стрелы к корням дуба, которые расползлись и застыли в траве, словно мощные корявые щупальца.

– Подобные сведения всегда стоят денег, – тоже неестественным голосом ответил он, похлопав по своей пустой сумке.

У его настороженного собеседника сумка была полной, и тот понял намёк. Сначала вынул из неё свёрнутую в свиток, опечатанную перстнем бумагу. Протянул, чтобы передать из рук в руки, и глухо предупредил:

– По ней можно взять в долг у русских купцов.

Удача всем видом показывал, что ожидает получить ещё и звонкую монету, и, помешкав секунду, подобно ему скрывающий лицо незнакомец достал из сумки тёмно-серый мешочек.

– Здесь пятьдесят серебряных талеров, – сказал он сухо и перекинул ему.

Чтобы не показывать свою ловкость, Удача позволил мешочку упасть в траву, от встряски, как будто охнуть, звякнуть всем содержимым. Поднимая и убирая его в свою сумку, он отметил про себя, что сумка посланного на встречу с ним вовсе не опустела. Не прощаясь, оба отступили один от другого, развернулись и разошлись в противоположных направлениях. Едва вошли за первые ветви, они пропали в лесу, как оказавшиеся в родной стихии дикие звери.

Однако вскоре тот, что был пониже, вновь появился на краю поляны. То крадучись, то перебежками он опушкой скоро обогнул поляну до места, где в кустах скрылся Удача, и со слабым шорохом, которому позавидовал бы любой хищник, нырнул в заросли. Лес был как будто заказан для людей, не встречалось ни протоптанных человеком троп, ни тропинок, и он быстро обнаружил мужские следы, последовал по ним, как натасканная охотничья собака, нигде не теряя их и не сбиваясь, даже если они становились едва заметными. Когда возникали сомнения, он припадал к траве или хвойному покрывалу, всматривался, слегка ворошил покров земли одними пальцами, пока не убеждался, что движется правильно, и снова пускался в преследование. Ему помогало то, что преследуемый им мужчина не проявлял излишней осмотрительности при перемещении по лесу.

В овраге с густым кустарником он обнаружил, что следы раздваиваются, и впервые на мгновение растерялся. Вдруг понял, что противник его перехитрил, и с озлобленным рыком отскочил в сторону, выхватывая нож и разворачиваясь к склону, где едва слышно зашелестели ветки большого куста. Оттуда тенью выпрыгнул тот, с кем он встречался у дуба, с лёту ударил кулаком в висок, однако не настолько сильно, чтобы убить его. Он икнул, зрачки сами собой поползли вверх. Он начал оседать и рухнул на чахлую траву.

Удача присел на корточки, сорвал с его головы личину. Широкоскулое лицо лежащего навзничь было запоминающимся с первого взгляда. На нём выделялся безобразно приплюснутый от давнего повреждения нос, к которому у переносицы сходились такие же, как волосы, рыжие брови. Из широкой левой ноздри медленно поползла кровь, на губах при слабом тяжёлом дыхании показались розовые пузырьки мешающейся с кровью слюны. Разорвав ему рубашку у левой груди, Удача увидел над соском поставленное раскалённым железом клеймо члена тайной службы, наследницы орденской силы, которую создавал Иван Грозный под именем опричнины – волчью голову и метлу.

– Плосконос, – пробормотал он сумрачно, убеждаясь в догадке, которая возникла на поляне.

Он проверил его карманы, ничего в них не обнаружил. Затем вытряхнул из сумки тяжёлый большой мешочек из красного бархата с вышитым белым орлом. Он признал его сразу. Впервые увидел в руке разбойника в карете графини, затем в башне крепости, когда она от имени польского короля отдала его сановнику. Как тогда сановник, он развязал шнурок, ссыпал в ладонь несколько золотых монет. Ажурные пятна солнечных бликов, которые прорывались сквозь листву, мрачно замерцали на золотой чеканке. Его взор скользнул с монет на обронённый Плосконосом нож. Не смертельный ли удар этим ножом в его спину должен был оправдать столь щедрую плату?

Ссыпав червонцы обратно, он, как заслуженный трофей, опустил мешочек с польским золотом в свою походную сумку. После чего поднял, взвалил податливое тело на плечо и, пробираясь кустарниками, спустился дном оврага к журчанию ручья. Свалив Плосконоса на сырой песок, плеснул ему в бледное и бесчувственное лицо пригоршню холодной воды, затем приложил к виску вычерпнутый со дна ручья ил. Когда Плосконос мучительно застонал, он встал и скоро удалился. Там, куда он направился, послышалось тихое ржание коня, а затем смягчённый хвойным покрывалом звук конских шагов направился прочь от оврага и стал затихать.

Плосконос уже приходил в себя и расслышал эти шаги коня с всадником. Он потянулся одеревенелой ладонью к сумке. Непослушные пальцы обшарили её, как крысы опустевшую кладовку, и лицо его исказила крайняя злоба. Она требовала выхода в отборных выражениях, но проклятия вместо слов оказывались хрипением. Это напряжение чувств надорвало его ослабленные силы, и он провалился в забытье, где его поджидали мрачные чудища со скрытыми чёрными личинами головами.

Прежде чем появиться на лесной дороге, Удача снял и спрятал личину, развернул серый плащ и накинул на плечи. Было ещё рано для поездок между селениями, и по дороге ему не встретилось ни одной живой души. Вскоре смешанный лес сменился пригородными крестьянскими полями, и впереди показались башни крепости Ивангорода, а слева от них намеревающиеся когда-нибудь проткнуть тучи шпили строений Нарвы.