Алексей Вышеславцев - Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859, 1860 годах.

• Название: Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859, 1860 годах.
• Автор: Алексей Вышеславцев
• Издательство: Издание Маврикия Осиповича Вольфа
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1867

Алексей Владимирович Вышеславцев (1831–1888) — российский путешественник и историк искусства. Служа врачом на клипере «Пластун» и корвете «Новик», в 1857–1860 годах он совершил кругосветное путешествие. Это было одно из первых долгих плаваний отряда винтовых судов — новейшего достижения судостроения того времени — к устью Амура. Целью экспедиции стало посещение российских портов на Тихом океане и «акклиматизация» русского флага в японских и китайских пристанях. На клипере «Пластун» Вышеславцев обогнул мыс Доброй Надежды, побывал на Атлантических островах, в Сингапуре, Гонконге, во многих бухтах обустраиваемого Амурского края. Целый год клипер провел в японских водах. По пути домой, в составе эскадры адмирала А. А. Попова, Вышеславцев увидел Полинезию, прошел Магелланов пролив, побывал в Южной Америке, на пути домой вторично пересёк Атлантический океан. Во время длительного путешествия корабль не раз попадал в обстоятельства чрезвычайные. Клипер «Пластун» пережил не один серьезный шторм, расставания и встречу с другими кораблями эскадры, долгое одиночное плавание. С борта корвета «Новик» (на него Вышеславцев был переведен в Монтевидео), в нескольких днях пути от родных берегов, Вышеславцев видел взрыв клипера «Пластун» и гибель товарищей. Наконец, в августе 1860 г., после трехлетнего отсутствия, Вышеславцев возвратился в Кронштадт, совершив полное кругосветное плавание. В течение всего путешествия Вышеславцев зарисовывал наиболее интересные места, типы жителей разных стран, этнографические особенности их быта. Эти любительские рисунки стали художественным дневником путешествия и отразили трехлетний путь экспедиции. Накопленные за время путешествия материалы легли в основу книги «Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания», впервые изданной в 1862 году. Книга содержит 27 рисунков автора, литографированных известным петербургским мастером Полем Пети.

---

Местность поднималась, восходя искусственно сделанными полукруглыми террасами, на которых неутомимый китаец возделывал хлеб и зелень. Местами группы дерев бросали густую тень на гряды; проведенные каналы впускали воду, стекающую с террасы на террасу, и орошающую гряды и борозды и рисовое поле, находящееся на самом низу. Эти низменные пространства, разделяемые холмами, очень удобны для доков, и этим-то воспользовались предприимчивые люди, взяв в расчет постоянные приливы и отливы реки. Здесь, в этой мирной, буколической стране, часто видишь военный корабль, возвышающийся из-за холмов своими мачтами: это судно, разлученное с своею родною стихией, обнаженное до самых сокровенных частей и оставленное для починки. Хладнокровный строитель обдирает его медь, стучит молотом около самого киля, ломает ахтерштевень, точно как опытный хирург вводит исцеляющий нож в части человеческого тела. Около такого судна белеются домики и разрастается целое местечко; видны высокие навесы, крытые листом латании; под ними копошатся труд и нужда, a из высокой трубы клубится черный дым, паровая машина быстро выкачивает из бассейна воду, на отведение которой в старину нужно было столько рук и усилии. На самой реке целая флотилия, конца которой и не видно. Все эти суда пришли сюда, после бурь и океанов, искать обновления. Несколько военных судов стоят здесь постоянно на станции; в числе их были английские фрегаты Тисбе и Эссистенс (Assistance, госпитальный пароход). Все, имеющие здесь доки, и служащие при них, живут не на берегу, a на блокшивах, что и прохладнее, и безопаснее. Места же, где находятся дома и прилежащие к ним строения, отделены высокими бамбуковыми изгородями, и постоянные часовые (из китайцев), вооруженные шиками и ружьями, наблюдают за общею безопасностью и тишиною.

В первый же день сгрузили с клипера орудия и всю тяжесть; следующее утро он стоял с обнаженною подводною частью, подпертый с боков и снизу. He стану описывать подробностей вводки в док, — это дело специалистов.

Мы стали устраиваться на берегу; сначала решили разбить палатку на горе, вне бамбуковой изгороди; но все местные жители, даже китайцы, отсоветовали. Действительно, это было бы неблагоразумно: в одну прекрасную ночь мы могли бы быть все перерезаны. A между тем, на этой горе так хорошо продувало, и какой вид был оттуда! На все четыре стороны разливы реки, которая широкою лептой обвивала пологие и холмистые острова, с их лесами, рисовыми плантациями, красиво обделанными полями, с пизангами и бамбуками вокруг; разливы и заливы, — загогулины, как говорят матросы, — широкой реки виднелись далеко; то блестит яркая полоса воды светлым озером над поверхностью леса, то серебряною полосой врежется в долины, зеленеющие кустарником. Вдали виднеется клубящийся дым: пароход спешит в Кантон. Там возвышаются высокие пагоды, и зелень сгустилась около них развесистыми деревьями, рисовые поля облегли их правильными изумрудными квадратами. A у ног наших первый план картины: южный склон зеленеющегося холма, на котором видны кресты и памятники европейского кладбища. Сколько раз, во время нашего пребывания, приносили на этот холм гроб, прикрытый флагом, и толпа товарищей матросов сопровождала сюда своего брата, на его последнее жилище! Залпы ружей нарушали тишину, и с этим залпом кончалось все земное для отошедшего в лучший мир и кладбище растет быстро, климат в Вампу очень нездоров; английские суда, стоящие здесь на станции, много теряют команды от лихорадок и дизентерий.

От этого грустного холма направо, в ложбине, каменный док, из которого теперь видны три наклонные мачты нашего клипера. Налево, влажное рисовое поле врезывается в реку, и часто по его жидким бороздам бредет буйвол, глубоко завязая своими мясистыми ногами в топком грунте, или китаец в конусообразной шляпе каким-то инструментом, в роде мотыги, разрыхляет и без того рыхлую землю. Прямо под нами разбросанные группы дерев, и в их тени полукруглые террасы, на которых возделывается всякая зелень. Местами белеются китайские гробницы. Известно, какое почтение питают китайцы к своим мертвым. Богатые воздвигают по своим усопшим высокие пагоды; несколько таких пагод теперь перед нами. Бедные выстилают камнем круглую площадку, обнося ее невысокою стеною; немного отступив, делается другая ниже, с небольшими арабесками; обе стенки упираются в землю, которая нарочно для этого и обкапывается; на гробницах надписи. Каллери свидетельствует, что пишется только имя умершего, династия, при которой он жил, и год смерти. На севере Китая гробницы более разнообразны. Подобные гробницы здесь на каждом шагу; они не вместе, но разбросаны, и преимущественно по склону холмов. Окиньте разом весь этот пейзаж, не забыв отдаленной цепи гор; представьте себе, что мы могли бы любоваться им и в ясное утро, и при великолепном вечернем освещении, — и вы легко поймете, отчего нам так хотелось поставить палатки на холме. Но нечего было делать, — расположились близ дока, у канав, в которых сотни лягушек каждый вечер составляли концерт. В ложбине, стесненной с трех сторон холмами, свободного воздуха было мало; камни дока накалялись, как печка, и жар был нестерпимый. Никогда не страдали мы так от жара, как здесь; свободно дышать можно было только утром, да вечером, когда садилось солнце, и то если бы притом не было москитов, которые в первые же дни наделили нас волдырями. разнообразно украсившими все наше тело.

Я несколько раз упомянул о рисовых плантациях, которых очень много по берегам и островам Чу-Кианга; скажу теперь несколько подробнее об этом полезном растении, так богато вознаграждающем упорный труд жителя тропических стран. Тотчас же за нашего изгородью тянулось рисовое поле, и часто, среди нестерпимого зноя, неутомимый пахарь, по колено влачась в грязи, с своим товарищем, буйволом, наводил нас на бесконечный ряд мыслей, делавших нестерпимый зной еще нестерпимее.

Земледелие в Китае пользуется с незапамятных времен особенным уважением. Император, как сын неба, или посредник между божеством и своими подданными, посвящает три дня на принесение жертв и молитву; потом идет на поле, проводит первую борозду и собственною рукою бросает несколько семян рису, чтобы показать, какое значение имеют для государства труд и обрабатывание земли.

Много говорили о совершенстве китайского хозяйства, но много преувеличили, в чем виноваты миссионеры, которые не имели правильного понятия о хозяйстве. Им верили, как единственным людям, имевшим случай проникнуть внутрь страны. Китайцы, конечно, обогнали индусов и других соседственных народов, но сменно сравнивать их рутинную систему с рациональным европейским хозяйством. Может ли назваться хозяйством то положение дел, в основании которого лежит несвобода труда, a рабство и страшная, неисходная бедность рабочего? Китайский работник хуже невольника южных американских штатов; того по крайней мере порядочно кормят, чтобы поддерживать его физическую силу; китайцу же дают горсть проса, которое тяжелым камнем ложится на желудок и только обманывает разыгравшийся аппетит в ожидания следующей порции.

Почва в южных провинциях гориста и самого дурного качества. Везде видишь разбросанные граниты между тощею растительностью, и все богатство земли состоит из выжженной солнцем красной глины, перемешанной с раздробленными кусками того же гранита. Горы пустынны и дики. Пользуются уступами, террасовидными площадками, долинами, чтобы разводить рис и другие необходимые растения. Эти затруднения породили сложную систему ирригации. Хорошо, если на горе находили озеро; тогда легко было провести из него воду на поля, террасами расположенные. Но озера не везде; часто надобно было поднимать воду, и вода поднималась гидравлическим колесом, распространенным в Китае. Эти колеса приводятся в движение либо рукою рабочего, либо ногою, либо с помощью буйвола.

Поле для риса готовится с весны. Буйвол тащит легкий плуг, какое-то неотесанное, неуклюжее орудие, но вероятно достигающее своей дели вернее, нежели английский плуг, который старались ввести здесь в употребление. Пашня должна иметь твердое глинистое дно; на этом основании, частым орошением и шестикратным мешанием (не говорю паханием), производят слой грязи, глубиною не менее восьми дюймов. Плуг не забирает глубже глиняного дна, и пахарь с его скотиною находят для ног своих твердую опору. Буйвол, употребляемый на юге, очень хорош для этой работы, любя наслаждаться в грязи; a рабочий, убежденный, что «никакая скотина больше китайца не вынесет», плетется, равнодушный ко всему, за своим плугом. После запашки боронят поле. Борона делается без длинных, раздробляющих комки, зубцов; рабочий просто становится на нее и давит ее своею тяжестью, между тем как буйвол тащит ее по грязи поля. Цель плуга и бороны — перемешать все вместе, и когда образуется сплошная жидкая грязь, равномерно распространить ее по твердому дну. Столько трудов употребляется для того, чтобы приготовить грунт для молодых рисовых отпрысков, которые заблаговременно вырастают на грядах рассадою. Ее осторожно переносят на поле и садят около двенадцати побегов на грядке, отстоящей от другой на двенадцать дюймов. Пересадка совершается с поразительною быстротою. Первая жатва в конце мая или начале июля; вторая в ноябре. Пока рис растет, он должен быть постоянно в воде: понятно, почему у китайцев так развилась система орошения полей. Посеянный рис не нуждается в орошении; за то необходимо летом несколько раз выполоть его. Поспевший рис срезывают ножами, похожими на серп; обыкновенно тух же его и молотят.