Ольга Макарова - iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан

• Название: iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан
• Автор: Ольга Макарова
• Жанр: Фэнтези

Поначалу Кангасска окружала только темнота. Воздух же был неподвижен. Но совсем скоро потянуло сквозняком и появился первый цвет. Светился сам обсидиан. Дымчатый, весь в туманно-белых прожилках, он был здесь всюду. И обсидиановые пещеры, вопреки названию, напоминали скорее величественные дома Странников — с высокими купольными потолками и причудливыми наплывами по стенам. Здесь было красиво… и отчего-то невероятно спокойно.

---

Некоторое время Ученик в странной, равнодушной задумчивости смотрел по сторонам. Над ним во всей красе сияло утреннее небо, по-весеннему ласковое, с кудрявыми облачками, плывущими вдали, подобно праздничным кораблям…

Он ловил хмурые взгляды файзулов, взиравших на него с каким-то странным пониманием. Эти люди больше всего уважают две вещи — смерть и выбор. Так что в данном случае помощи у них просить бесполезно. Впрочем, Кан и не собирался.

Оглядевшись в последний раз и пожалев, что рядом нет Эанны, Ученик опустил голову: держать ее стало тяжело. Жар терзал Кангасска нещадно, силы таяли, неумолимо хотелось пить… и время, отпущенное на то, чтобы в здравом уме принять единственное верное решение — снять комнату в таверне и хотя бы отлежаться в тепле — уходило по капельке, медленно, но неотвратимо. Возможно, через час-другой сил встать и пройти сотню шагов уже не будет.

Вот и финал… день пятый — и ничего уже не важно…

Кан уже начал проваливаться в какой-то мутный, бредовый сон, когда кто-то коснулся его плеча, боязливо так, осторожно. И, выждав с минуту, уже более решительно потряс его за рукав.

«Занна…» — мелькнула мысль; мимолетная и яркая, как метеор, она быстро погасла. Заставив себя разлепить веки и поднять голову, ставшую вдруг такой тяжелой, Кангасск встретился взглядом с девочкой. Закутанная в мамину шаль, дочурка Занны смотрела на него с жалостью, той искренней и бескорыстной жалостью к незнакомцу, на которую способны только маленькие дети и святые старцы.

— Привет, — сказал Кан, вымучив улыбку.

Девочка молча кивнула, протягивая Дэлэмэру пухлую флягу. И опять — ни слова.

Кан открутил крышку, поднес горлышко фляги к носу, вдохнул терпкий запах… Назариновая настойка, она, без всякого сомнения. Первая помощь тому, кто ослаб или заболел. Мерное дыхание морских волн, сотня встреченных закатов и восходов, песни южного ветра и огромная воля к жизни, даже больше, чем у северного первоцвета, — вот, что такое назарин. И, учитывая, что эта настойка проделала путешествие через полконтинента, чтобы попасть сюда, подарок Кану девчушка сделала царский: Занна вряд ли одобрит подобное расточительство.

Глоток крепкой настойки обжег горло, заставив Кангасска сорваться на кашель, горячим солнышком вспыхнул где-то в районе желудка… А потом осталось лишь блаженно закрыть глаза, чувствуя, как мягкими волнами расходится по телу тепло, как унимается дрожь, как дышать становится легче… Конечно, этого мало для выздоровления; не помешало бы еще провести несколько дней в тепле, с горячим травяным чаем за завтраком, обедом и ужином и спокойным сном. Назарин не добавляет сил сам по себе — он лишь открывает неприкосновенный запас, который есть у каждого, и позволяет зачерпнуть из него.

— Спасибо! — сердечно поблагодарил Кангасск девочку и протянул ей флягу. Но та выставила вперед обе ладошки и замотала головой, ясно показывая, что оставляет настойку Дэлэмэру.

— Тебя зовут Кангасси? — спросил он.

Снова лишь молчаливый кивок.

— Приятно познакомиться… — произнес Кан, стараясь не хрипеть; сейчас это давалось куда легче. И добавил: — А я Кангасск.

Ответом ему был доверчивый и радостный взгляд. «Жаль, что ты не можешь говорить,» — подумал Кан с легкой грустью. Вслух же спросил:

— Сколько тебе лет?

На этот раз Кангасси произнесла что-то, беззвучно, одними губами, но, видя, что собеседник ее не понимает, показала открытую ладошку: пять пальцев — пять лет…

Ветерок. Сырой, теплый, с запахом талого снега, он принес в мотив прозрачного утреннего сна таммарский танец и вихрь диадемовых лепестков. Занна проснулась с улыбкой, впервые за много лет. Однако, стоило ей осознать, что весенним воздухом сквозит из приоткрытой двери, а дочери нет в доме, как улыбка исчезла и светлая радость уступила место страху. «Он забрал ее!» — мелькнула мысль, бредовая, глупая, но оттого не менее жуткая. Вскочив с постели, Занна метнулась к окну: Кангасси была во дворе — хвала Небесам! — и Дэлэмэр о чем-то говорил с ней.

Страх не оставил в душе места ни сомнениям, ни пониманию. Разницы между маленькой худощавой Занной и дикой чаргой, возомнившей, что у нее хотят забрать ребенка, в данный момент почти не было…

Дверь неприступной крепости распахнулась настежь, громко хлопнув о стену. И Ученик встал навстречу той, кого ждал все эти дни: Занна, в тонком халатике, обутая в мохнатые файзульские сапожищи, решительно направилась к нему. Кангасси, увидев маму в дурном расположении духа, испуганно вздрогнула и с надеждой посмотрела на Дэлэмэра. Тот кивнул девочке и вновь обратил взгляд к Занне. Спокойный, терпеливый взгляд.

— Быстро в дом… — на удивление сдержанно, но строго велела Занна дочери. — И закрой дверь.

Девочка не заставила маму повторять дважды — шустрой мышкой метнулась к крыльцу и взбежала по каменным ступенькам. Занна, разумеется, проводила ее взглядом, оставив за спиной седовласого чужака: сейчас важнее было убедиться, что дочери больше ничего не угрожает, а уж Дэлэмэр свое получит — пусть даже придется обратиться за помощью к файзулам…

…Плащ, тяжелый, подбитый мехом, лег ей на плечи. Он все еще хранил чужое тепло…

Медленно, словно во сне, Занна обернулась к Кангасску. Тот смотрел спокойно и выжидающе; когда человек, на которого ты злишься, спокоен, это раздражает еще больше, а если он еще и заботлив, то каждый жест кажется насмешкой.

— Забери это! — презрительно хмыкнула Занна.

Кангасск с места не тронулся, лишь отрицательно покачал головой. Тогда она бесцеремонно сбросила плащ на землю, вновь оставшись в тонком халатике, том самом, что накинула в спешке, выходя из дому. Такой не способен защитить даже от ветра.

«Гордая… — беззвучно усмехнувшись, подумал Кан. — Не хочешь выговаривать тому, чей плащ тебя греет…»

— Что тебе надо от моей дочери? — последовал суровый вопрос.

— Ничего, — ответил Кан ровным голосом и даже бесхитростно поинтересовался: — Почему она не говорит?

— Не твое дело! Не смей больше приближаться к ней! Понял?!

Кангасск не ответил; опустившись на колено, он поднял с земли плащ, встряхнул его от снега и вновь накинул Занне на плечи.

— Простынешь, — сказал он, — как я…

Возможно, не стоило этого делать; мелочь, конечно, но она переполнила чашу… Занна так и вспыхнула…

— Что ты строишь из себя, Дэлэмэр?! — со злостью проговорила она, сжав кулаки и подавшись вперед. — …Что, тебе есть дело до того, говорит моя дочь или нет?! заболею я или нет?!. Где ты был, герой всего Омниса, когда рушили мой город; когда убивали мою семью; когда я замуж вышла за того, кого ненавижу?!! Где…

…Их было много, этих отчаянных и гневных слов, каждое сродни удару хлыста. Кан мог бы возразить на каждое и был бы прав. И каждый ветеран войны подтвердил бы его слова.

Наследник миродержцев, вернувший Омнису стабильную магию и Макса Милиана, герой на все времена, но…

— Где ты пропадал, когда был по-настоящему нужен?!!

…но ни одна живая легенда не заменит женщине, одинокой, хлебнувшей в войну горя и ужаса, того, кто просто защитил бы ее тогда. Без всяких великих дел; просто заслонил бы ее собой и поднял меч против всякого, кто посмеет ей угрожать…

— Ты ждала меня… — удивленно проронил Кангасск.

— Да! Да, будь ты проклят, Дэлэмэр! — закричала Занна сквозь слезы. — Ты пять дней торчал тут… А я ждала тебя десять лет! Почуял разницу?! Ты… ты ничтожество… Никогда тебе не понять, как живут за пределами твоего ученического мирка, любимчик бессмертных… пустышка…

— Занна…

— Что?!

— Ты права…

За это Кангасск получил крепкий удар по лицу. Даже не пощечину, какой может наградить провинившегося кавалера знатная дама, а хороший, поставленный удар кулаком. На что у Занны не хватало силенок, то довершила злость.

Увернуться Кан даже не пытался. Вытирать кровь, тонкой струйкой побежавшую из разбитого носа, тоже не стал.

Глухое безразличие; вновь чувство нереальности происходящего и время, замедлившее свой бег… Зачем? Чтобы запомниться на прощание…

— Убирайся, — процедила Занна сквозь зубы и, скомкав несчастный плащ, бросила его Ученику под ноги.

Кангасск поднял его; и пальцы погрузились в мягкий мех, еще хранящий чужое тепло… чужое…

— Хорошо, — сухо произнес Кан. — Я уйду… — и позвал: — Эа! Идём!

Чарга подошла; печально склонила голову, и Кангасск понял: Эа уйдет с ним сейчас, стоит только попросить, только вот часть ее всегда будет рваться сюда, где осталось что-то до боли родное, неведомое и непонятное ее нынешнему хозяину…