Мария Чурсина - Императрица и ветер

• Название: Императрица и ветер
• Автор: Мария Чурсина
• Жанр: Фэнтези

---

Она была точно уверенна, что нельзя бороться за любовь, любовь умирает от грубости сражений, а сейчас показалось - опустила руки и осталась ни с чем. Виола сражалась до последнего и получила главный приз. Как отделить друг от друга безразличие и жертву, которую принесла Маша, готовая поступиться всем ради его счастья, даже собой, даже отпустить? Презирать её, слабую, беспомощную! Пусть сидит на холодном полу и не может даже заплакать, императрица, у которой нет силы и нет сил. Только холодный пол и магазинный запах штор - вот всё, что она заслужила.

Только пол, и запах штор, и встреча, после которой он снова уйдёт. К другой, но это уже не важно. Ведь сейчас-то он будет с ней.

Хлопнула дверь, и Маша вскочила на ноги. Луксор - пальто расстёгнуто, а на чёрных волосах тают снежинки - растерянно смотрел на неё.

- Я быстро?

С полминуты они стояли друг напротив друга, не в состоянии произнести ни слова, потом Маша бросилась ему на шею, окунулась в знакомый тёплый запах, в холодные капельки снежинок в его волосах.

Маша привыкла оставаться на работе допоздна. В тишине, когда за приоткрытой дверью никто не стучал каблуками, не смеялся, не кричал "Алло" в телефонную трубку, были слышны тяжёлое дыхание и низкий протяжный стон. Любой взрослый человек сходу назвал бы десяток возможных источников звуков от шуршания воды в системе отопления и до беспокойных соседей снизу.

Ребёнок бы настороженно прислушался и угадал: поёт свою песню мать-птица, хранительница города, замурованная в этих стенах. Слушая её песню, Маша собирала бумаги со стола, изучала разрисованные схемами листы, комкала и отправляла их в мусор. Сегодня был самый неприятный вечер - вечер перед выходными.

Она знала, что не должна звонить Луксору после семи. В шесть у него заканчивались лекции, в половине седьмого он уходил из университета, в семь он поднимался на восьмой этаж типовой Нью-Питерской высотки и нажимал на чёрную кнопку звонка. И тогда начинался вечер.

Вечером Маша рисовала на листах бумаги странные узоры, кипятила чайник, понимала, что пить не хочется, и снова рисовала узоры. Когда кончались узоры, она обводила в кружок одно имя, чтобы не забыть вызвать обведённого на допрос, рисовала звёздочку на запястье и снова чертила узоры. Она сама согласилась на роль любовницы.

Она никогда ему не звонила вечером, потому что нельзя - он сам напишет ближе к ночи сообщение, которое не успокоит, только задушит новым приступом безысходности. Но она сжимала зубы и снова чертила узоры. Утром он тоже позвонит сам, как только сможет: по дороге в университет, по пути в аудиторию... Маша будет ждать его звонка, нервная, дёрганая, она едва не сорвётся на Вольфганга, сильнее хлопнет дверью кабинета. Скажет в телефонную трубку, что всё в порядке. Умолчит о том, как давно и безнадежно она устала. Пообещает позвонить к обеду - когда там заканчивается четвёртая пара?

А вечером снова будет перебирать листы бумаги на столе, комкать ненужные и думать о том, что пора бы уже поставить чайник, только чаю не хочется. Но есть что-то успокаивающее в этом - включить электрический чайник.

"Сколько это будет продолжаться?"

Маша скомкала и бросила в корзину для мусора очередной лист, исчерченный маркером. Вечер перед выходными был намного страшнее просто вечера, потому что завтра утром ей никто не позвонит. И бесполезно будет ждать, когда кончится четвёртая пара.

Она думала, уже ничто не может быть больнее этой четвёртой пары, но зазвонил телефон. Уже давно Машу стали раздражать звуки тяжёлого рока, и поэтому на мобильном теперь стояла электронная мелодия из пяти нот. Звонил Луксор, а ведь никогда он не звонил после семи вечера, она испугалась. Но она так долго училась преодолевать свой страх - разве нет? Она взяла трубку.

- Маша, - на заднем фоне музыкальным оформлением для его голоса шумели и сигналили машины. - Мне нельзя больше звонить тебе. Пойми меня правильно. Я не вынесу этой постоянной лжи.

Она сглотнула и посмотрела в окно на ночной город. Где-то там был он, в промозглой сырой зиме Нью-Питера, в толпе людей, спешащих по домам. Вдруг он забудет посмотреть по сторонам, когда решит переходить дорогу, и его собьёт автобус?

- С тобой всё в порядке?

Он иногда такой рассеянный - может даже сесть не на ту ветку метро. Хотя это не страшно. А вот автобус...

- Маша, нам нужно расстаться, - на заднем фоне плачут сирены. Блестит красными и синими огнями в ночном воздухе чья-то большая беда.

- Я говорю, с тобой всё в порядке? - переспросила его Маша, как оглохшего.

- Да, - голос Луксора дрожал.

Наверное, он замёрз, уже поздно, и ветер. Маше стало до боли жалко его - бродившего по вечернему городу под вой неприютного северного ветра с реки. Ветер не нёс запах яблок. Зимой он пах тревогой, кровью.

- Это замечательно, - вздохнула она.

- Прощай, Маша.

- Пока... - она спрятала телефон в сумку. Потом подумала и перепрятала в карман: в автобусе так легче будет достать. Ведь ещё осталось вечернее сообщение, которое Луксор напишет сам, а ей нельзя звонить вечером, только после четвёртой пары.

Ах да, не будет сообщения.

- Я его уничтожу, - Сабрина металась по комнате, и было странно, как она ещё не разнесла половину мебели. - Я его убью своими руками, слышишь? Почему ты сразу мне не сказала!

- Не надо ничего, - откликнулась Маша из-под одеяла. Её всё равно трясло, не помогал даже включенный на полную мощность обогреватель. - Мне не плохо, просто холодно.

- Да если бы я знала, что он тебя... как ты вообще могла позволить такое с собой сделать? Если бы я знала, я бы убила его сразу же, как только ты вернулась, - Сабрина остановилась в середине комнаты, под люстрой из разноцветных стёклышек, и выглядела она больше обескураженной, чем сердитой. Маша подсмотрела из-за краешка одеяла.

"Я боюсь тебя, когда ты такая".

- Всё это не так, как ты думаешь, - собственный голос показался визгом заевшей магнитной ленты. - Всё было по моей воле, и я не жалею.

- Да что ты вообще могла понять! - Сабрина взмахнула руками так, что чуть не задела люстру. От порыва ветра стекляшки жалобно звякнули. - Ты не виновата, это он, он. Он.

И она выплюнула своё любимое ругательство:

- Ничтожество.

- Не называй его так, - прошептала Маша.

Она знала - Сабрина услышит, знала - замолчит и сядет на кровать рядом с ней. Знала - никогда больше не назовёт Луксора ничтожеством при ней, но будет думать про него так до самого последнего дня в жизни.

Сабрина обняла за плечи завернувшуюся в одеяло Машу.

А потом наступила ночь, в которой она так и не заснула.

Она стояла ближе всех. Когда он прошёл мимо, задев её локтем, Маша не оглянулась, только прижала сумку к себе поближе, все равно проходы между стеллажами были слишком узкие. Кто-нибудь пойдёт снова и зацепится. Он не извинился, а она не послала ему вслед вздох возмущения.

Такой... все знают, как вздыхают, когда вздыхать совсем не хочется, но хочется показать, что тебя больно задели локтем, и вообще-то надо быть осторожнее.

Маша держала в руках книгу с красивой обложкой - лилия и поломанный пополам ключ - держала книжку, открытую на первой попавшейся странице. На этой странице, и на второй попавшейся, книжный детектив вставал в красивую позу, закуривал или отпивал кофе, и произносил обличительную речь. Выверенную до последнего слова, как будто накануне ночью он три часа потратил, чтобы её составить.

Ни дать ни взять - Антонио. Ещё бы ноги закинул на стол и рукава закатал по локоть. Только Антонио не пишет речей, он бросается колкими, насмешливыми фразами, больше молчит, ну а уж если и хочет высказаться, то речь его не всегда понятна окружающим.

Маша не верила в книжных детективов и особенно сейчас, потому что ещё один любитель чтения только что задел её локтем - больно и обидно, и осторожнее надо ходить между стеллажами.

А потом он развернулся, обхватил её за плечи и ткнул в щёку пистолетом. Маша закрыла глаза и книжку выронила, она упала, открывшись, наверное, как раз на том месте, где происходит убийство, и все в панике, и только детектив закуривает и выдаёт логичную и правильную сентенцию.

После работы было тяжело просто идти домой, поэтому она читала эти сентенции в книжных магазинах.

- Никому не двигаться, - сказал он. - Я её пристрелю.

Сейчас должен был прийти тот самый детектив из книжки, всех успокоить, всё расставить по местам и ловко обвести преступника вокруг пальца. Или хотя бы Антонио, чтобы вырубить преступника одним ударом, а потом бросить фразу, понятную только ему одному.

Никто и не двигался. Маша открыла глаза: за прилавком стояла продавщица с синим платком, наброшенным поверх трикотажного костюма. Она только открывала рот, и Маше казалось, что она задыхается.