Николай Алл - Русская поэзия Китая: Антология

• Название: Русская поэзия Китая: Антология
• Автор: Николай Алл
• Издательство: Время
• Жанр: Поэзия
• Год: 2001
• ISBN: 5-94117-009-2

Серия «Русская зарубежная поэзия» призвана открыть читателю практически неведомый литературный материк — творчество поэтов, живших в эмигрантских регионах «русского рассеяния», раскиданных по всему миру. Китайские Харбин и Шанхай — яркое тому свидетельство. Книга включает стихи 58 поэтов, давая беспримерный портрет восточной ветви русского Зарубежья. Издание снабжено обширным справочно-библиографическим аппаратом.

---

ЖЕНЬШЕНЬ

Л. А. Зандеру

Того, кто волей тверд и помыслами чист,
Проводят гении лесистым Да-Дянь-Шанем
В извилистую падь, к затерянным полянам,
Сокрывшим зонт цветов и пятипалый лист.

Но злобны демоны, владыка-тигр когтист:
Не торопись звенеть серебряным данном
Под вязью вывески торговца талисманом,
Где пряных зелий дух и горек, и душист.

Сложив шалаш, постись! Из недр росток женьшеня
Сбирает старику любовные томленья
И смертному двоит даренный Небом срок.

А в мглистый час Быка, созвездиям покорен,
С молитвой праотцам бери олений рог,
И рой таинственный, подобный людям, корень.

ГАНЕША

У розовых развалин в буйных розах
Укрыл воздушными корнями баниан
Старинный жертвенник, и в кружеве лиан
На плитах воины в даронесущих позах.

Горящим обручем лампад обрамлена,
Синеет в мраморе таинственная ниша,
Где дремлет в лотосе, глухие гимны слыша,
Большая статуя премудрого Слона.

В ногах у Ганеши лег ворох полумертвый
Душистых венчиков, янтарных, как заря;
Рассыпан крупный рис на плитах алтаря,
И медь блестит, устами дев истерта.

1920 Кэнди, Цейлон

КУРИЛЬЩИК

Малаец курит. Воспаленный взгляд
Прикован желтым огоньком светильни.
В углу, над палубой пустой и пыльной,
Дым опиума стелет сладкий яд.

Весь день грузили. Плечи, грудь болят…
Упал туман, горячий и обильный,
Но белый человек, колдун всесильный,
Зажег шары сверкающих лампад.

И наглый мертвый свет неумолимо
Бьет яшмово-коричневую грудь.
Вдыхая благодать святого дыма,

Дрожит иссохший стан. Зрачки — как ртуть,
Но узколобое лицо надменно:
Он курит — что ему до всей вселенной?

1921 Сингапур

СТИХИ ИМПЕРАТОРА ЮАНЬ-ХАО-СЯНЬ Надпись на фарфоровой чашечке в Яшмовой зале музея Гимэ, в Париже

От грусти осени темнее сумрак леса,

А тени облаков вечернюю несут прохладу.

К растеньям водяным прильнули рыбы в каменном бассейне,

И гуси дикие на инее песчаной мели отдыхают.

Начертано Императорской кисточкой в один осенний день года У-Чже

ЯПОНСКИЙ ХРАМИК

М. Урванцеву

     Коричневый дракон изваян в потолке;
колючие хвосты сползают по колонкам.

     На лаке алтаря зеркально-ломком
нефритовый божок уселся в уголке
и пухлым улыбается ребенком.

     Внизу — огромный и горбатый черный краб —
потрескавшийся гонг старинных церемоний,
и бронзовых курильниц ряд зеленый.

     Приятно приторен и ароматно слаб
увядший запах прежних благовоний.

1922 Шимоносеки

ТАНКА

Белокрылая
Стайка бабочек дрожит
На ветвях с утра.

Нет, то слива расцвела
У взмутненного пруда!

ВИШНЯ

     Холодно.

     На бумажном окне, за решеткой бамбука,
карлик-вишня в чашечке синеузорной.

     Долгая мука
искривила росток непокорный…

     Плачет одна горбатая ветка
розовым роем цветков.

     Переплет тростников —
как клетка.

1920 Моджи, Япония

ФОНТАН Китайская вышивка

     Фон — темно-шелковистая листва.
В кольце из бархаток оранжевых — фонтан
роняет на папирусы серебряные капли.

     Над притаившейся водой краснеют листья;
их отраженья, оторвавшись,
поплыли стайкой рыбок золотых.

     Среди фаянсовых зеленых ваз
лиловы бабочки гелиотропа,
а около нарциссов золотых —
лазурный зимородок с длинным клювом.

     Вдали, меж сосен, видно море
и облака прозрачно-розовых вершин.

1921 Гонконг

НА СЕВЕРЕ Бубен

А. П. Ющенко

Сопки сегодня с проседью,
Иглы льда у отлива;
К самым поварням[39] осенью
Нерпы легли лениво.

Скоро с гор на равнину
В нартах скочуют тунгусы;
Будут менять пушнину
На спирт, бисер и бусы.

Хилый старик зашаманит
Ночью в угарной юрте;
Бубном огромным грянет —
Грозный, хмельной и юркий.

Пламя костра ответит
Бубну тревожной дрожью,
Зайчиками расцветит
Кагаглю[40] из красной кожи.

Бубна тупые удары
Вырвались из юрты в селенье:
Бродят по стуже чары,
Жмется табун олений,

И вкруг луны возникает
Круг ледяной и туманный:
Глаз Аннанэля[41] мигает —
Слышит он бубен шаманий!..

1923

«Когда в аду встречались Данту…»

Как Данту — подземное пламя
Должно твои щеки обжечь.

В. Брюсов

Когда в аду встречались Данту
Милльоны трепетавших душ,
Когда король лобзал инфанту,
И к Дездемоне крался муж;

Когда Франческа да Римини
Прочла, как умер Ланчелот,
И Фауст к Броккенской вершине
С проклятым направлял полет —

Я с ними был. За их плечами
Меня сжигал огонь сердец
И ранил острыми мечами
Страстей безрадостный конец.

Но если страсти и страданья
Теперь затоптаны толпой,
Поэт их ждет среди скитаний
Своей мятущейся душой.

«Ветер весною вишневый мой сад осыпает цветами…»

Ветер весною вишневый мой сад осыпает цветами;
Милая, тело твое — розовый жемчуг весны!

Летом брожу у дверей, истомленный любовью и жаждой;
Милая, лишь поцелуй жажду мою утолит!

Осенью роза роняет на мрамор усталые листья;
Милая, розою будь: сбрось предо мной лепестки!

Волны зимою выносят на берег немало богатства;
Милая, нашу любовь тоже зима принесла!

ВАМПИР

Когда бродячий пес вещает срок живого,
И скрип сухих осин, назойлив и визглив,
На самом дне души царапается снова,

И, камень времени от склепа отвалив,
Из тьмы встает вампир, как Лазарь воскрешенный,
И в ржавой плесени когтистых крыл извив.

В могиле не потух твой рот окровавленный,
Как прежде бел и остр неровный ряд зубов,
И бледен хищный лик, и узкий, и влюбленный.

Полуночный палач! Всю лаву южных слов,
Все рудники души, молитвы и пороки
Ты жадно высосал в кошмаре знойных снов,

Когда багряный серп, как язва на востоке.
И страшны мне живых пытливые зрачки:
Я — гроб ограбленный, пустой и одинокий,

Где зреют в трещинах седые пауки…

У БЕСЕДКИ

Вы ускользнули с медальона
Времен Мари Антуанетт,
Который мне оставил дед;
Вы ускользнули с медальона,
Но на эмали — шелк роброна,
Парик, и фижмы, и корсет
Времен Мари Антуанетт.

Я помню черные ресницы
И глаз египетский разрез:
Ведь он доселе не исчез!
Я помню черные ресницы,
Чуть резковатый профиль птицы,
И пальцы, полные чудес,
И глаз египетский разрез.

И чудится: встречался с Вами,
Шептал изрядный мадригал
В ротондах опустевших зал…
И чудится: встречался с Вами
И вечерами в быстрой гамме
Духов, шандалов и зеркал
Шептал изрядный мадригал…

«Двенадцать строк пропели мне…»