Виллард Корд - Инкуб

• Название: Инкуб
• Автор: Виллард Корд
• Жанр: Фэнтези

В ту призрачно-бледную ночь, когда новый Наблюдатель Санкт-Петербурга - Гэбриел Ластморт - вмешался в судьбу утратившего вкус к жизни молодого поэта, пробудились слуги чумы, потревоженные этим незваным вторжением.

 Тогда, приглашённый на смерть, Гэбриел, не таясь, бросил вызов чуме, отравляющей Город, желая изгнать из его души скрежет безумия - столь похожего на голод, изнуряющий демонов страсти - инкубов.

 Но Город желал иного...

---

 Александр, как мог, поддерживал дочь, привозя ей из дальних поездок книги, амулеты, статуэтки и даже маленький музыкальный инструмент – систр – так или иначе связанные с кошками. Но больше всего Алисе хотелось, как в маминой песне, пригреть на коленях тёплое мурчащее существо.

 Алиса росла, но была закрытым ребёнком, и совсем не имела друзей. Одна, тринадцатилетняя девочка играла в траве у Шапели в Александровском парке, мечтая о том, что у неё есть подруга – чёрная кошка Алиса. Она пела ей песню и баюкала на руках, целуя бархатистую мордочку. И всё чаще из мира людей она уходила в свой особенный мир, где взрослые были безлики, и только кошки могли по-настоящему чувствовать и дарить любовь.

 - Говорят, у вас, кошек, девять жизней. А как узнать, которую живёшь сейчас?

 - Нам дали больше шансов, но так и не научили считать…

 - Зачем тогда это?

 - Чтобы каждую жизнь мы проживали как последнюю.

 - Даже если просто упасть с высоты?

 - Да… получив наслажденье полётом.

 - Почему тебя вижу только я?

 - Потому что иначе меня тут же прогонят.

 - Но ты… настоящая?

 - Да, и мне нравится твоя песня. Спой мне…

 - Мама говорит, её пел ещё дедушка…

 - Да, пел…

 - Почему ты погрустнела?

 - Милая Алиса, эта песня – наша тайна. Помни её… пой мне, и я всегда буду рядом…

 Мария Риддельмар не одобряла игры с «воображаемым» другом, но ничего не могла поделать – дочь, несмотря на все усилия Александра, становилась ещё более странной и погружённой в себя, чем её мать. Но, тем не менее, ничто не предвещало грозы, пока и у Алисы не наступили кошмары…

 ***

 - Что ты видела? – спрашивала Мария Риддельмар.

 - Ничего, мама. Просто плохой сон, - сонно всхлипывала Алиса.

 - Чёрная кошка? Ты видела её? – не успокаивалась Мария.

 - Нет, просто было холодно и темно, и я испугалась. Всё хорошо, мама…

 Алиса знала, как трактуются чёрные кошки в бесчисленных сонниках, и не хотела слышать проклятия, с которыми её мама отзывалась об «этих ужасных созданиях тьмы». А ещё она очень боялась, что ей запретят общаться даже с её «воображаемой подругой». "Она сказала… она настоящая..." Потому молчала, не доверяя родителям сны о зловещей пантере, вгрызавшейся в её безвольную плоть. Единственная, кому девочка могла открыться – была чёрная кошка, невидимая другим, жившая возле Шапели. Но с приходом кошмаров, Алису больше не водили туда гулять. И в одну из ночей она убежала из дома, чтобы предупредить об опасности ту, кто была так сильно ей дорога.

 Алисе казалось, что кошмарная пантера охотится не за ней, а за кошкой, носившей её имя, так сильно любившей, когда ей поют. Не зная наверняка, куда бежит, девочка чувствовала, что найдёт дорогу к Шапели, даже если ночь перевернётся кверху дном, и ей придётся плыть в забродившем вишнёвом сиропе (несмотря на то, что она никогда не училась плавать), уклоняясь от едкого дыма закоптелых каминов и роя сломанных светлячков, ослепляющих своим бесконечным предсмертным миганием. Следом за ней, из границы меж сном и реальностью, продираясь сквозь хрупкие декорации жизни, Гекатой[139] скользила пантера, пачкая юбки в грязи эбонитовой мглы. Алиса слышала её дыхание, и бежала быстрее, теряя последние силы, падая на руки, отталкиваясь от обломков ревущего мира, облачённая в чернильные пятна нераскрытых историй багровых страстей.

 Наконец, после длительной гонки по кругу, клубок распустил свои нити, и вывел Алису к готической башне – Шапели – над которой на волнах приливов качалась луна. Чёрная кошка мирно спала в её колыбели прямо над острою крышей вонзённого в землю пера. Алиса от страха потеряла дар речи. Её губы беззвучно взывали к дремотной луне. Сидя под ней между светом и тенью, обняв, прижав к себе озябшие, ободранные колени, маленькая девочка следила, почти теряя сознанье, как горящие свечи – глаза демонической Мары[140] – проступали гранатовым тленом на тонких полотнах чащоб. Всего несколько шагов оставалось пантере до жертвы, но Алиса всё так же верила, что ночной охотнице нужна её единственная подруга, и ценой своей жизни хотела, одержимо желала её спасти. Отвернувшись от настигавшего душу кошмара, она посмотрела на чёрную кошку, свернувшуюся уютным клубком на камее[141] луны, и сквозь жимолость губ из биения сердца вырвала чуть, еле слышный любимый мурчащий мотив.

 Пантера ударила её, обрывая мелодию песни; склонилась над телом, заполняя смолистой слюной отверстую рану в груди. Пленница страсти – суккуба, воспылавшая ревностью, обрекшей на проклятый круг всех девушек, рождённых под гербом Риддельмар – она вновь ликовала, занося смертоносную лапу над новой, столь долго желанной душой.

 Но чёрная кошка услышала любимую песню, и спрыгнула с охры луны, заслоняя собой грудь той, кто готов был пожертвовать всем, лишь бы спасти её.

 ***

 "- Виновна! Все вы виновны! И за это поплатитесь жизнью! Утонете в собственной крови девственными куклами и никогда больше не сможете украсть тех, кто не принадлежит вам! Чёртовы Риддельмар! Как посмели вы отнять его у меня?! Как посмели обманом соблазнительных форм завладеть его сердцем, смутить, отвратить от меня?! Так знайте же, чёрным безумием, кошкой кошмара сошедшей с родового герба, я буду преследовать вас, и ваши дочери познают мои терзанья и муки! И прежде, чем созреют их тела… прежде, чем их заметят мужчины, я выпью их души… В память о тебе, мой избранный Генрик, променявшем объятья суккубы на железные хватки истых вампиров, демонов плоти, женских бутонов земного вакхического зла!"

 ***

 Алиса очнулась на рассвете. Другой – постаревшей на несколько лет. Она чувствовала, что выросла, будто ей уже было семнадцать. Больше не та маленькая девочка, что жила… совсем недавно. Последним, что она помнила, был тихий далёкий мотив и чёрная кошка, спящая на месяце луны. Та самая, что лежала рядом – мёртвая, отдавшая свою главную жизнь ради той, кто, наконец, спустя летописи гонений, принял её…

 "…защитницу рода на лунном гербе, способную победить проклятие – остановить реки крови и месть ревнивого демона, ослеплённого страстью, злобой лишения – невозможностью прожить одну единственную счастливую жизнь…

 …как человек..."

 Алиса плакала и пела ей песню, свернув холодное тельце клубком на забрызганных кровью коленях; а глубоко внутри юной девушки, споря друг с другом, билось сердце кошмара, обвитое крепко длинным чёрным кошачьим хвостом.

 Она не вернулась домой. Словно кошка, гуляющая сама по себе, ушла навсегда одной ночью, оставив открытым окно и безмолвным родительский смех. Она больше не была той маленькой странной Алисой, которую они знали. По сути, она толком не знала в кого превратилась. "Демона или кошку…" 

 Свою спасительницу похоронила в Шапели, согласно древним ритуалам богини Бастет, повесив на тонкую шею золото систра, тайно желая, чтобы он подарил её милой Алисе новую жизнь.

 Сбрила брови.[142] Раскрасила кистью. Избавилась от прошлых имён. Сорвала покровы. Заглянула в кошмары сквозь призмы вертикальных зрачков. Стала Мэлис[143], рисующей жизнь безликим парадом страстей: от надежд до фатальных трагедий. Одиночкой, бродящей по крышам; изучающей новый, неведомый мир; пьющей брудершафты с луной.

 А однажды она запела ту песню…

 И чёрная кошка, тонируя солнечным систром, скользнула из тени времён.

 _________

 Purr, meow et curr
 petite Alice
 pure, mure et cure
 gros malice...
 Rest on my knees
 Ma chatte
 T'enlevera ne person-ne...
 Purr, meow et curr
 petite Alice
 pure, mure et cure
 gros malice...
 Don't be afraid
 Ma chatte
 T'enlevera ne person-ne...
 Purr, meow et curr
 petite Alice
 pure, mure et cure
 gros malice...
 Beautiful grow
 Ma chatte
 T'enlevera ne person-ne...
 Purr, meow et curr
 petite Alice
 pure, mure et cure
 gros malice...
 Darkness shall fade
 Ma chatte
 T'enlevera ne person-ne...[144]

 _________

  _________

Безмолвные воды

 _________

 - Слегка странный, значит? – приподнял бровь Инкуб, кивая в сторону веранды, где Шарль игриво кокетничал с «дочерьми».

 - Ты и сам не менее странный.

 - Да... мы все…

 Харон, сидя на краю пристани, наигрывал на мандолине[145] тихую, успокаивающую мелодию, погружая в сон души растрёпанных тел. Полдень золотого Версаля навис над их мирным сопением под колыбельную ласковых волн, погрузившей в молчание крики, рыдания, неприятия собственной гибели. Перебирая пальцами струны, Харон с улыбкой смотрел на утопшие плоти, заглядывая в померкшие лица, мысленно поправляя одежды, прикрывая мертвецкий загар, как похоронщик, готовящий в путь своих хрупких детей, целующий холодные лбы под безмолвные тризны. Когда-то давно, испанский пират в щеголеватом махо[146], Перевозчик грабил суда, казнил жизни под ритмы фанданго[147]. С тех пор, встретив сотни изломанных тел, заглянув под покровы ресниц, погрузившись в их боль, собрав илистый пепел со дна многих рек и морей, он сильно изменился. И, несмотря на то, что так же пил без конца и курил толстые горько-ореховые сигары, напитавшие его голос хриплым бурлением, он вдруг научился любить и заботиться о тех, кто был ему дорог. Тех, для кого и играл колыбельную ласковых волн, распуская соцветье души, наполняя косненье лемуров[148] наркозом забвения.