Александр Гольденвейзер - Вблизи Толстого. (Записки за пятнадцать лет)

• Название: Вблизи Толстого. (Записки за пятнадцать лет)
• Автор: Александр Гольденвейзер
• Издательство: Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-8159-0273-X

Александр Борисович Гольденвейзер (1875–1961), народный артист СССР, доктор искусствоведения, пианист и композитор, более 50 лет (с 1906) профессор Московской консерватории.

В 1896 году счастливый случай привел еще студента А. Б. Гольденвейзера в дом Л. H.Толстого. Толстой относился к даровитому пианисту с большим доверием и нередко открывал душу, делился своими мыслями, чувствами, переживаниями, подчас интимного свойства. Он знал, что Гольденвейзер любит его искренней, горячей любовью, что на него можно положиться как на преданного друга.

Уникальная по продолжительности создания книга поражает — как и сам Толстой — своим разнообразием и даже пестротой: значительные суждения Толстого по острейшим социальным, литературным и философским вопросам соседствуют со смешными мелочами быта, яркими характеристиками самых разных посетителей Ясной Поляны и дикими перепалками жены Софьи Андреевны с дочерью Александрой Львовной.

«Записывал я главным образом слова Льва Николаевича, а частью и события его личной жизни, стараясь избежать отбора только того, что казалось мне с той или иной точки зрения значительным или интересным, и не заботясь о ка- ком‑либо плане или даже связности отдельных записей между собою».

Текст печатается полностью по первому изданию в двух томах Комитета имени Л. Н. Толстого по оказанию помощи голодающим:

Москва, «Кооперативное издательство» и издательство «Голос Толстого», 1922, с включением прямо в текст (в скобках) пояснений автора из его замечаний к этому изданию; часть купюр издания 1922 года восстановлена по однотомному изданию «Худлита» 1959 года (кроме записей за 1910 год, так как они не были тогда переизданы)

---

Во всяком случае, я с своей стороны врагом Вашим быть не в состоянии, что бы Вы против меня ни говорили, ни помышляли и ни делали. И это — не по какой‑либо добродетели с моей стороны, а просто потому, что я слишком предан Льву Николаевичу, слишком люблю его в самом глубоком, святом смысле этого слова, для того чтобы мне возможно было враждебно относиться к столь близкому ему человеку, как его жена.

Не в моих личных интересах, а ради Льва Николаевича, столь изнемогшего от всего происшедшего, и ради Вашей собственной души умоляю Вас, Софья Андреевна, восстановить то хорошее, что в течение стольких лет было во взаимных отношениях между Вами и мной. Этим Вы не только облегчили бы собственную исстрадавшуюся душу, не только сразу приобрели бы ту внутреннюю радость, которой сами себя лишаете, поддерживая Вашу вражду ко мне, но доставили бы и Льву Николаевичу, страдающему несравненно больше, чем Вы, по — видимому, себе представляете, то облегчение и ту радость, в которых он так нуждается, и которых, не теряя веры в Вашу душу, он так трогательно дожидается от Вас.

Во имя Бога, прошу Вас, Софья Андреевна, сбросьте с себя это подавляющее Вас и мучающее других бремя вражды и ненависти ко мне, возникшее там, где, казалось бы, так легко могло бы царствовать если не полное согласие во всех убеждениях, зато взаимное уважение и доброжелательство.

Уважающий Вас и, несмотря ни на что, истинно преданный Вам В. Чертков».

Письмо Д. П. Маковицкого к В. Г. Черткову. 8сентября 1910.

«Дорогой Владимир Григорьевич,

Л. Н. в воскресенье ездил верхом к Анд. Як. Григорьеву (скопец, о котором говорилось и раньше.), 9—10 верст туда, 7–8 обратно в ненастье: дождь, очень острый ветер, t+4. Пришлось ехать все время в открытом поле. Т° упала на точку замерзания. Доехали до Григорьева прозябшие. Ночью у Л. Н. разболелся палец на правой ноге; не спал от боли, утром оказался воспаленным, припухшим, болезненным (вторая фаланга пальца), кроме того, изжога и общее подавленное состояние. Л. Н. пролежал и просидел этот день и ничего не пил и не ел. К вечеру опухоль увеличилась. Но на следующий день, вчера к утру, стала опадать, к вечеру тем паче.

Сегодня — это пишу в семь часов утра — можно предполагать, что пройдет.

Софья Андреевна собирается завтра уехать. Л. Н. пока не высказался, до каких пор здесь пробудет, я предполагаю, что еще одну неделю. Привет! Душан».

Письмо Л. Н. к В. Г. Черткову от 9 сентября.

«Вчера получил ваше письмецо, милый друг, с письмом к Софье Андреевне. Письмецо же с дороги, карандашом, получил в свое время и был ему очень рад, рад вашему доброму и бодрому настроению. За то, что давно не писал, простите. Был и занят, как вы предполагаете, и хорошо; но бодрое настроение продолжалось недолго. Последние два дня был нездоров. Нынче лучше, даже совсем хорошо. Письмо ваше Софья Андреевна не показывала мне и отвечает вам. Боюсь, как вы и думаете, что последствий никаких добрых не будет. Она очень раздражена, не раздражена, ce n’est pas le mot (это не то слово), но взволнована болезненно, подчеркиваю это слово. Она страдает и не может победить себя. Я сейчас только с ней говорил. Она приехала, думая, что я уеду вместе с ней, но я отказался, не определяя времени своего отъезда. И это очень ее огорчило. Что я дальше буду делать, не знаю, стараюсь нести крест на каждый день. Очень интересно знать, что вы задумали. Мое горе, что я много задумываю, а ничего не исполняю. Но и то хорошо. Привет вам, Гале, Димочке, всем вашим. Л. Т.».

Письмо Софьи Андреевны Черткову от 9 сентября.

«Владимир Григорьевич,

Письмо ваше я получила и отвечу вам подробно, когда буду здорова и когда в голове будет ясней.

Отвечу из Ясной Поляны, когда вернусь туда со Львом Николаевичем.

С. Толстая».

Из письма Д. П. Маковицкого от 10 сентября.

«…Софья Андреевна здесь неистовствует».

Письмо А. П. Сергеенко ко мне от 14 сентября.

«…Третьего дня, 12–го ночью, Софья Андреевна приехала в Ясную Поляну. Вышла она из поезда на Щекине. Дима был на Щекине, когда она приехала, он отвозил к этому же поезду гостей, и он рассказывает, что ее выезжали встречать с черкесом и факелом.

Прилагаю сделанную мною запись со слов Б., из которой вы узнаете подробности об Софье Андреевне.

У нас все благополучно. Владимир Григорьевич в очень хорошем состоянии. Мы по вас скучаем, и грустно проходить мимо вашего пустого домика.

Всего хорошего.

Любящий вас А. Сергеенко».

Рассказ Б.:

«Вчера я отправился в Ясную, чтобы выслать книги по списку, присланному Александрой Львовной. Там по разным причинам задержался до позднего вечера. Еще раньше Варвара Михайловна сказала, что в 12 часов должна вернуться из Кочетов Софья Андреевна.

По приезде ее мы с Варварой Михайловной не могли не заметить в ней значительной перемены. Софья Андреевна была спокойна, не истерична, как всегда в последнее время, хотя вид у нее был подавленный, и она усиленно жаловалась на Л. Н. Главным образом она ставила ему в вину то, что он никак не хотел сказать ей времени своего отъезда из Кочетов. И, по ее словам, «так кричал» на нее, что «стены дрожали».

Про свой отъезд из Кочетов Л.H., по словам Софьи Андреевны, будто бы сказал, что он может приехать или через день, или через три месяца.

Говорила Софья Андреевна также, что Л. Н. в Кочетах «эпикурействует», играет в винт, говорила, что Л. Н. делал позу на весь мир — снимался в кинематографе, пиля дрова.

Сегодня в «Русском Слове» я прочел, как это было:

9–го утром Л.H., выйдя по обыкновению на прогулку, разговорился по дороге с пилившими бревна крестьянами. Один из них стал просить у Л. Н. некоторые его книжки. Л. Н. сказал обратившемуся к нему крестьянину, что книжки у доктора, Д. П.Маковицкого.

— Надо пойти к нему и попросить их у него, — сказал Л. Н.

— Я бы пошел, — сказал крестьянин, — да боюсь работу оставить: управляющий заругает…

На это Л. Н. ответил:

— Ничего, иди, я тебя заменю.

Крестьянин пошел, а Л. Н. взял пилу и, пока тот не вернулся, около двадцати минут пилил дрова.

Весьма возможно, что когда этот крестьянин пришел к Сухотиным и рассказал о том, что Л. Н. заменил его на работе, кинематографщик, бывший в это время у Сухотиных, поспешил к месту работы и снял за нею Л. Н.

За завтраком, пока еще не вышла Софья Андреевна, Варвара Михайловна предупредила меня, что Софья Андреевна намерена показать мне место из дневника Л.H., на основании которого она строит свои дикие подозрения относительно характера отношений между Л. Н. и Владимиром Григорьевичем. Заранее я решил не соглашаться на предложение Софьи Андреевны. Действительно, через некоторое время Софья Андреевна предложила мне пойти к ней в комнату.

— Я хочу дать вам прочесть одно место из дневника Л.H., из которого вы увидите, на чем я основывалась в том, что говорила о Черткове. Пусть хоть кто‑нибудь из молодых людей узнает, что я была не просто сумасшедшая баба, когда говорила это, а что у меня были основания.

Кроме того, она заявила, что если уж я буду знать о происходящем у них в доме, то лучше мне знать это «из первых рук». Как я знал наверное, Софья Андреевна думала, что о сумасбродных ее подозрениях о каких‑то особенных отношениях между Л. Н. и Владимиром Григорьевичем я еще ничего не слыхал. Заключаю я это из того, что до сих пор она сама воздерживалась мне о них говорить, тогда как говорила об этом со всеми в доме.

Теперь я сказал ей, что догадываюсь, о чем она говорит, так как слышал об этом от других, и что читать указываемое ею место из дневника Л. Н. я не могу, потому что мне это было бы тяжело. Софья Андреевна нисколько не настаивала на своей просьбе и сейчас же ушла.

Вид у нее сегодня был вполне здоровый, нормальный и бодрый. Варваре Михайловне она принесла для переписки на ремингтоне черновую ее ответа Владимиру Григорьевичу на письмо его, которое она получила в Кочетах. Не буду приводить содержание ее ответа, потому что наверное Владимир Григорьевич его получит не сегодня завтра. Между прочим, сегодня же Софья Андреевна вновь повесила в кабинете Л. Н. портрет Владимира Григорьевича, но только не на прежнем месте у письменного стола, а на другом, очень невидном месте.

— А то, пожалуй, он рассердится, — сказала она, говоря о Л. Н.

Варваре Михайловне она передавала что‑то вроде того, что она может допустить, чтобы Л. Н. ездил в Телятенки к Владимиру Григорьевичу, но если Владимир Григорьевич приедет к нему в Ясную Поляну, то она разведется со Л. Н. и уедет из дома.

Что касается перемены настроения у Л.H., то, как пишет Александра Львовна, на него, видимо, повлияли присланные Гольденвейзером выписки из дневника Варвары Михайловны, описывавшей одну из своих откровенных бесед с Софьей Андреевной.

Передавала Софья Андреевна, что М. С. Сухотин назвал ее взбалмошной.