Борис Акунин - Любовь к истории (сетевая версия) ч.7

• Название: Любовь к истории (сетевая версия) ч.7
• Автор: Борис Акунин
• Жанр: История

«Любовь к истории» — это сборник исторических миниатюр, написанных Борисом Акуниным (Григорием Чхартишвили) для его авторского блога.

---

В общем грустно всё это:(

Лекарство от желтухи

17 сентября, 12:27

Я привык к тому, что разные второстепенные и третьестепенные издания публикуют интервью, которых я им в жизни не давал. Обычно это компиляция, состряпанная из каких-то других интервью или надерганная из интернета. Часто присочиняют и плетут откровенную чушь. Судиться с ними со всеми — это надо штат юристов держать.

Но всему есть предел.

Некоторое время назад моя жена в подъезде увидела в руках у поглощенной чтением консьержки газету «Спид-инфо» вот с такой обложкой:

Внутри — целый разворот, две полосы с моей физиономией, двумя главными обсессиями моей жизни (женщина непростой судьбы и она же, но уже на кладбище) плюс идиллическая семейная фотография с деньрожденным тортиком. Как вы догадываетесь, моей жене было очень приятно увидеть себя среди такой красоты.

Тираж — 850 тысяч экземпляров

Никакого интервью эротическому изданию я, разумеется, не давал — оно передрано из другого источника. Газета присовокупила к первоначальному тексту всякую развязную отсебятину, где я среди прочего называю «Спид-инфо» моим «любимым изданием», а для изюминки сочинено еще и вышеприведенное «признание».

Технология на случай протестов у желтой прессы отработана. Если их ловят за руку, они немедленно предлагают напечатать опровержение — на той же полосе, но меленько так, среди рекламных объявлений. Мягко говоря, без выноса на обложку.

Опровержение — это вон то, зелененькое

Ну уж нет. Достали. Хочу устроить желтопрессной шантрапе показательную порку — на будущее. В следующий раз пусть поостерегутся.

Я потребовал через суд максимального штрафа за использование моего имени и за моральный ущерб. Никакого другого наказания кроме материального эта публика все равно не поймет. Только таким способом, как показывает мировой опыт, можно лечить «желтуху» от хамства.

Их паршивых денег мне не надо. Всё полученное по иску переведу на что-нибудь благотворительное.

Заодно проверим, ради чего наша Дума приняла закон о клевете. Или же он распространяется только на критику режима?

Ну, поглядим. На этой неделе начинается суд. Случай вроде бы яснее ясного.

Или нет?

Из комментариев к посту:

oadam

Я не знаю сути Ваших исковых требований, но можно попробовать их дополнить в ходе процесса одним остроумным ходом: потребовать помимо возмещения вреда напечатать опровержение на той же странице, тем же шрифтом, тем же цветом, в том же печатном объеме. И предложить суду составленный исцом текст опровержения, где газета была бы размазана по стенке. Может получиться красиво и очень больно журналюгам

Жизнь и смерть веселого человека

19 сентября, 10:54

Впервые я наткнулся на это имя, читая воспоминания Сергея Волконского (бывшего директора императорских театров) о революционных годах:

«Один случай мне рассказывали. Был в Москве приговорён к расстрелу некто Виленкин. В то время расстреливали в Петровском парке. Когда его поставили, тот, кто командовал расстрелом, вдруг узнаёт в нём своего бывшего товарища. Он подходит к нему проститься и говорит:

— Уж ты, Саша, извини их, если они не сразу тебя убьют: они сегодня в первый раз расстреливают.

— Ну, прости и ты меня, если я не сразу упаду: меня тоже сегодня в первый раз расстреливают…»

Дорогого стоит, когда человек не теряет юмора перед расстрельным взводом, подумал я тогда и наверняка забыл бы не слишком приметную фамилию, если бы по случайности вскоре не наткнулся на нее опять в мемуарах гусара Владимира Литтауэра. Тот влюбленно пишет о солдате своего полка Виленкине, «романтике и поэте», который сочинял веселые стихи и отличался невероятной храбростью — получил семь из восьми возможных наград, причем от восьмой несколько раз отказывался, чтобы не слишком выделяться. Литтауэр, сам бравый офицер, с восхищением рассказывает, как весельчак, получив рану, начал немедленно сочинять стишок про это героическое событие, или как под ураганным огнем, когда все ждали смерти, Виленкин предложил полковнику шоколадку и был послан к черту.

Тут я заинтересовался этим шутником всерьез.

Оказалось, что человек он довольно известный: его поминают Роман Гуль, Ходасевич, Солженицын — и все самым приязненным образом. (В «Википедии», кто заинтересуется, есть отсылки на две хорошие и подробные биографические статьи).

Знакомьтесь: нестандартный гусар Александр Абрамович Виленкин

Нижний чин гусарского полка

Почему нестандартный — понятно, да? Еврей, и вдруг гусар. Чуднó.

С чего вдруг иудея, студента-белоподкладочника, сына купца первой гильдии, понесло в кавалеристы, совершенно непонятно. Семья была богатая, интеллигентная. Александр закончил с медалью (по тем временам большая редкость для еврея) знаменитую Царскосельскую гимназию, классным наставником у него был замечательный поэт Иннокентий Анненский. А потом, уйдя из Петербургского университета, зачем-то поступил вольноопределяющимся в Сумский гусарский полк. Вначале не знал, с какой стороны к лошади подходят, но потом освоил все кавалерийские премудрости и стал любимцем полка. Ставил смешные спектакли, однополчане распевали сочиненные им песенки. Офицерского звания не выслужил — для этого требовалось сначала креститься. Виленкин был нерелигиозен, но менять вероисповедание не пожелал. Всякий человек русского воспитания, но еврейской крови оказывался тогда перед серьезным искушением: прими христианство, и все двери перед тобой откроются. Но чувство собственного достоинства мешало пойти на сделку с совестью. Уверовал — тогда да, а просто так, на холодную голову, стыдно. Старший брат Александра, крупный дипломат, повел себя точно так же: редкий случай, когда чиновник получил генеральский чин, дававший права потомственного дворянства, но дворянином так и не стал по причине «неправильной» веры.

Отслужив в кавалерии, Александр окончил юридический факультет и стал адвокатом. Участвовал во многих политических процессах, считался блестящим судебным оратором. Правда, репутации серьезного юриста несколько мешали слишком живой нрав и чрезмерное увлечение модой — Виленкин слыл первым московским щеголем.

Война застала его в столице дендизма, Лондоне, где Александр вполне мог бы спокойно досидеть до конца войны, но уже через три недели он на фронте, в прежнем полку, связь с котороым не терял все минувшие годы. Несколько раз был ранен, заслужил полный «георгиевский бант», но так и оставался унтер-офицером. Лишь после Февральской революции, отменившей дискриминацию, Виленкин получил первую звездочку, а к осени имел уже четыре.

Штаб-ротмистр Виленкин, теперь с офицерским «Георгием»

Боевые награды, отсутствие какого бы то ни было заискивания перед толпой, а главное — ораторское остроумие сделали Виленкина очень популярным среди солдат. Его выбрали председателем армейского солдатского комитета (то есть на должность, стоявшую вровень с командармом). И это при том, что Виленкин был членом непопулярной на фронте кадетской партии и вообще сторонником строгой дисциплины.

После развала фронта Александр стал одним из руководителей «Союза евреев-воинов», объединявшего евреев-ветеранов. Большевики объявили, что Россия выходит из войны, и многие члены Союза хотели уехать, чтобы сражаться дальше в рядах английской армии.

Однако Виленкина больше волновала судьба России. Он вступил в подпольный «Союз защиты Родины и Свободы», где возглавил кавалерийский центр. В мае 1918 года, после доноса, чекисты арестовали офицеров, входивших в эту организацию. Виленкина взяли не сразу, он мог бежать, но задержался, чтобы уничтожить документы, которые могли бы выдать товарищей, и упустил время.

Сидел он в Таганской тюрьме, где сильно облегчал жизнь товарищам по несчастью: обучал их английскому, помогал выстраивать линию защиты, устраивал шахматные турниры, выпускал юмористическую газету и даже затеял какое-то кабаре.

В Таганской тюрьме

Большевики долго не решались его расстрелять — многие из них помнили, как при старом режиме он защищал их в суде. Сам Дзержинский распорядился Виленкина не трогать — но и не выпускать.

На следствии участники заговора вели себя по-разному. Многие выдавали сообщников. Виленкин не назвал ни одного имени.

Как-то раз ему объявили, что смертный приговор вынесен и завтра будет приведен в исполнение. Он написал прощальное стихотворение: