Феликс Аксельруд - Испанский сон

• Название: Испанский сон
• Автор: Феликс Аксельруд
• Жанр: Эротика

Роман не относится к какому-то определенному жанру. В нем примерно в равной степени присутствуют приключения, эротика и философия. Действие происходит в разных странах и временах, в городе и деревне, в офисах, катакомбах и высоких слоях атмосферы. Развитие сюжетных линий происходит по тем же законам, что и в любом другом романе. Задачей автора было, чтобы почти каждый читатель, в меру своего вкуса и интеллекта, нашел в нем что-то интересное для себя.

---

Придя в себя, я проанализировал происшедшее. Было важно, что к моменту эрекции я уже перестал думать о себе. Может быть, распорядитель эрекции (Бог, организм, нейрон… — называть можно по-разному) таким способом мне указал: больше не делай так. И я поверил. Не стал ждать возбуждения от зеркального своего собрата… но и искать бесконтактной эрекции — тоже не стал.

Таков мой опыт; здесь мы расходимся. Тешу себя надеждою, что на мой век Вас хватит. В конце концов, мы не должны быть одинаковыми: Вы — нежное, одухотворенное существо, приближающееся ко мне своими простыми словами; я — варвар духа, прячущийся за мелко вкопанным частоколом сомнительных фраз.

Однако и у меня есть новаторский порыв: сменить руку. Я прежде не делал этого. И если до настоящего места я бойко отстукивал правой, то теперь она настоятельно просится под стол, и я перехожу на левую руку. Мой коварный дружок уже длинный и пухлый. Он рад моей правой руке; он просится к Вам. Вы примете его, дорогая?

SEND

Приму, и с большим удовольствием. И зря ты так уж меня возносишь: в тот раз я только попробовала — еще не знаю, буду ли делать так дальше хоть иногда. Наверно, нужно сравнить ощущения. Видно, меня пока все-таки интересует не столько одухотворенная высота, сколько качество оргазма. Ты, конечно, напишешь или хотя бы подумаешь, что в этом деле важен первый шаг.

Короче, много сегодня болтаем, давай-ка его сюда. Хочу пососать. Хочу приласкать язычком моего любименького. А как ты считаешь, если я куплю в магазине искусственный член и буду ласкать его во время нашей переписки — это будет хорошо или плохо?

SEND

А Вы будете думать, что это мой?

SEND

Само собой. А чей же — дяди Васи?

SEND

Ну, не знаю. Может быть, чей-то абстрактный, собирательный… А Вы хотели бы этого?

SEND

Мой язык, пожалуй, хотел бы.

SEND

Право, не знаю. Вы — фонтан идей; что ни новый сеанс, то какие-то очередные новации. На Вашем фоне я кажусь себе все дряхлее, все неповоротливее; мои мозги трещат от напряжения, пытаясь как-то все это уместить, осмыслить… а учитывая, что еще и член в кулаке… Может, не будем обсуждать отвлеченные вопросы хотя бы во время акта?

SEND

Не думала я, что это отвлеченный… Но будь по-твоему; я взялась сам знаешь за что. Заходи в свой домик, он уже мокренький и теплый. Он ждет тебя!

SEND

Я там.

SEND

Я чувствую тебя. Какой он сегодня большой. Ты делаешь мне больно, и мне это нравится.

SEND

Опять слышу телефонную девочку.

SEND

Но тебе же это нравится, разве нет? Я хочу побыть телефонной девочкой. Ну, смелее. Как больно, как хорошо. Ну, скажи какое-нибудь свое чудесное слово.

SEND

Твои ноги у меня на плечах. Я поддерживаю тебя за жопу. Я, как маятник, качаюсь взад и вперед.

SEND

Ты достаешь хуем до самых глубин моей пизды. Но всё… ни слова больше… их надо дозировать…

SEND

Я понял… ты дашь мне стонать? Наши стоны становятся громче и чаще. Я … тебя, я … тебя. Если хочешь, ты так же — запуская в точки воображение настолько, насколько позволит тело — можешь написать мне фразу, которую не смогла в тот раз.

SEND

Ты … меня. Я сейчас буду… приготовься вместе

SEND

Я готов. Давай

SEND

Все. Мне хорошо.

SEND

И я все, и мне хорошо.

SEND

Я часто мечтаю как-нибудь поболтать с тобой после оргазма. И все никак не могу себя заставить. Меня всегда тянет в постельку после него… Мне жаль тебя: я-то дома, я вольна пойти спать, или включить телевизор… а ты в кабинете, и у тебя впереди улица, путь домой, а там свое. А ты думаешь обо мне по пути домой?

SEND

Да. Я всегда расстаюсь с Вами неохотно.

SEND

И я. Но помногу нельзя, будет не так возбуждающе.

SEND

Увы, да. Например, завтра я бы предложил помечтать друг о друге.

SEND

То есть, отдохнуть друг от друга? Твои эвфемизмы иногда до умиления трогательны. До послезавтра, милый.

SEND

До послезавтра, моя любовь.

SEND * * *

— Помнишь банкира Володю? — спросил Вальд.

Филипп задумался.

— Ну, из… м-м… ну, который Анютку отправил в Швейцарию, — уточнил Вальд.

— Ах, да, — вспомнил Филипп. — Так что?

— Убили Володю.

Филипп помрачнел.

— Постой, — озабоченно спросил он через минуту, — но разве его не убили с месяц назад?

Теперь уж настала очередь Вальда задуматься.

— Ты прав, — удивленно сказал он, — это было ровно месяц назад, день в день. Какое странное совпадение!

— Ну, жаль Володю, — сказал Филипп, — и что?

— Ничего, — пожал плечами Вальд. — Я думал, вдруг ты забыл или еще чего.

— Не надо! Я чувствую, ты не просто так это сказал.

— Ты прав, — вздохнул Вальд, — твоя проницательность меня иногда поражает. К чему притворяться? Я решил, что нам все-таки нужна служба безопасности.

— Это сильное решение, — сказал Филипп. — Не могу возражать; вопросы такого рода в твоей компетенции. Но почему бы нам не увязать ее создание с грядущей структурной перестройкой?

— Но я не планировал никакой перестройки.

— Так ты запланируй.

— Твой уверенный тон говорит о том, что ты кое-что уже обдумал, — сказал Вальд. — Это так?

— Поразительная проницательность.

— Ну, так давай поговорим.

— Я еще не вполне готов, — сказал Филипп, — хотел просто удержать тебя от излишне поспешных действий.

Вальд помолчал.

— А по-моему, — сказал он, пристально глядя на Филиппа, — ты просто валяешь дурака и хочешь удержать меня от создания службы безопасности. Я проницателен?

— Ну а даже если так, — разозлился Филипп, — сколько у нас их было и что это дало?

— А что ты предлагаешь?

— Я уже давно предложил тебе.

— Не помню.

— Да? — удивился Филипп. — Последний раз это было месяц назад, когда убили банкира Володю.

— Ах, вот ты о чем! — недовольно сказал Вальд. — Ты опять толкаешь меня на отказ от Родины!

— Именно, — сказал Филипп, — но причины все время разные, заметь. Вначале это была просто мечта, потом типа возможность, потом… просто страх, если помнишь… потом опять мечта, но вполне конкретная…

— А сейчас?

— Наверно, безысходность. Тогда, в старину, была одного сорта безысходность, личная, что ли… а сейчас, как подумаешь обо всем… о детях… и обо всем окружающем… там… и здесь…

— Понятно.

— Жаль, что ты так и не побывал в Испании. Ведь безалаберный народ, просто смешно иногда. Ну ничуть не лучше наших. Такие же ленивые, неряшливые… бумажки швыряют где попало… собачки на тротуарах какают, и это в порядке вещей…

— Ну?

— Но почему же у них в итоге так хорошо? Так красиво, так по-настоящему грустно и весело? Жаль, ты не видел… Да у них каждый подъезд — произведение искусства. А у нас… Мистика какая-то.

— Ты забыл. Ты уже выдвигал версию.

— Наверно, забыл…

— А мне запомнилось. Ты сказал, что они слишком ленивы, чтоб разрушать. Поэтому столько старины и осталось. Затем — климат, туристы…

— Да, точно, — улыбнулся Филипп, — припоминаю. Все мы тогда были экономистами. Но ведь дело совсем в другом, верно?

— Естественно, — сказал Вальд. — Кстати, ты имел возможность понять это и до Испании.

— Вспомнил Аляску, да?

Вальд ухмыльнулся.

Конечно, вспомнил Аляску. Вот что их по-настоящему поразило в Америке. Это было их первым впечатлением — да так и осталось самым сильным за все время той не очень-то слабой, в целом, поездки.

Это он придумал, хозяйственный Вальд, что чем биться за билеты до Нью-Йорка, сами по себе достаточно дорогие, а потом и вовсе пересекать Америку буржуйской авиалинией (интересно и весело, но не чересчур ли накладно?), лучше бы лететь на восток: транссибирские рейсы единственной еще компании «Аэрофлот» тогда были, считай, дармовыми, а там — вполне любезный по цене и билетной доступности, тоже аэрофлотовский перелет до Сан-Франциско, конечного пункта назначения. И Фил, помнится, еще спорить пытался, не сразу признал Вальдову правоту.

Забавное было время! Старое в замешательстве приспустило вожжи, а новое только хорохорилось, его и не было по существу; все, кто раньше имел власть не пущать, на время подрастеряли ее и стали почти как люди. Еще не влезло в свои «шестисотые», не возникло как класс хамло с золотыми цепями на шеях, и таможенники нового призыва, уж не осененные крылом доселе всесильного ведомства, еще ощущали себя вспомогательной как бы службой, вели себя вежливо и даже, можно сказать, предупредительно. Или просто это был Хабаровск, а не Москва?