Газета Завтра Газета - Газета Завтра 391 (22 2001)

• Название: Газета Завтра 391 (22 2001)
• Автор: Газета Завтра Газета
• Жанр: Публицистика

---

Здесь же он выступал. Впрочем, первым зачитали приветствие премьер-министр Израиля, которого почему-то поименовали "наш премьер". Однако в партере сидели Матвиенко, Лужков, Швыдкой и многие другие, известные общественности как российские граждане. Слушали обращение "нашего премьера" внимательно, хотя оно и было на иврите. Потом, правда, кратенько перевели.

А далее уж г-н Невзлин, поведав о нелегкой судьбе родного народа при царизме и проклятых большевиках, отметил, что среди последних, оказывается, тоже были-таки евреи. И они хотели-таки устроить в синагоге какое-то свое большевистское учреждение, но в итоге оставили все как есть. Интересно, добавим от себя, что с православными храмами их единокровники тогда не церемонились, используя по большей части динамит...

И вот депутат Мосгордумы Московченко, в чьем округе соорудили "Стену плача", обратился к отцам города. Уже больше года, сказал он, выступая в городской думе, жители, собрав 10 тысяч подписей, вместе со своим депутатом не могут добиться, чтобы город установил небольшой памятник Виктору Талалихину, погибшему, защищая Москву. Глядя вокруг и подсчитывая затраты на рыдальную стену, а затем невольно сравнивая их со стоимостью скромного бюста в маленьком сквере, на который денег нет и не будет, депутат высказал идею сооружения "Стены плача" в каждом районе столицы. А что? Если вместо памятника герою будет, как ожидается, возведен элитный дом для "новых русских", можно же одну из его стен объявить "Стеной плача бывшего Пролетарского района Москвы". Тем более, что дом этот, как говорят, будет возводить фирма "Интэко", принадлежащая Елене Батуриной, жене г-на мэра. На прошлой неделе уже произошла схватка между сотрудниками этой фирмы и местными активистами строительства памятника Талалихину. Так разве это — не повод для плача?..

Немного об организации мероприятия 16 мая. Меры безопасности были приняты беспрецедентные. Автомобили заворачивали кварталов за пять до первого кольца оцепления. Затем шло второе кольцо, в которое пропускали лишь через рамку с металлоискателем, как в аэропортах. Потом шло зачем-то еще одно ограждение. Визит Путина в Грозный обеспечивался много скромнее...

А за кольцами оцепления стояли простые московские евреи, которых сюда и не звали, поскольку это были не воры и не шуты, а обычные врачи, учителя, пенсионеры, студенты. Их не пропускали. Приглашенных сверяли по спискам...

Анатолий БАРАНОВ

[guestbook _new_gstb]

1

2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="

"; y+=" 36 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--

37

Напишите нам 5

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]

Марина Струкова «А Я – ПО-РУССКИ ГОВОРЮ!»

* * *

Рассвет, дома — малина и стекло

и четкий врез ветвей в стальное небо.

Здесь наше солнце медом истекло

в подставленный ломоть чужого хлеба.

И нам досталась старая тюрьма

чужого дома в каменном ажуре,

там, где любое горе — от ума,

и летопись веков — на нашей шкуре.

Здесь зрячий — странен, честный — одинок,

но все же, вне отчаянья и плача,

нет, мы не вступим в мировой поток

людей, живущих, ничего не знача.

Ведь кто-то должен видеть с высоты

те истины, что для слепых — безвестны,

и Древа жизни первые листы,

и вещей птицы гордый взлет из бездны.

НЕ "ЗВЕЗДА"

Она в световом золотистом кругу

стояла впервые на сцене,

и переливался, как свет на снегу,

серебряный голос России.

О, русые косы, простые слова,

заветные песни народа...

Но криво в ответ улыбалась Москва

дветысячипервого года.

Судьба соответствует плате давно:

на русской эстраде — так надо? —

нерусской певице блистать суждено —

родне нефтяного магната,

бездарной богачке — эфир и цветы,

наемная шваль суетится,..

а голос славянки — прекрасней мечты,

но кто ей поможет пробиться?

И истиной вдруг оказалось вранье,

что делают деньги кумира.

И слушали по ресторанам ее

ворье, шулера и банкиры.

Она так наивно признанья ждала,

она униженья терпела,

куда-то спешила и с кем-то спала,

таблетки глотала, старела...

Ушли сбереженья, угасла краса,

а голос остался — порода.

С бульваров рыдала она в небеса

заветные песни народа,

и ноты брала так, что — с крыш воронье!

И льстило безумие: "Браво!",

но вот для забавы избила ее

бродяг полупьяных орава.

...Казанский вокзал задыхался в чаду,

глаза прижмуряя косые,

когда затихал под платформой на льду

Серебряный голос России.

* * *

Мальчик глухо и горько смеется,

хочет верить под роковый ритм,

что для подвигов повод найдется

и найдется пространство для битв.

Все вверх дном, и на кухне туманно,

как всегда от дымка анаши,

ухмыляются шлюхи с экрана

и политики врут от души,

он потерян для белого света,

но зачем-то вечерней порой

снова, снова включает кассету

с давней песней "Последний герой".

Сердце в пьяной истерике бьется,

шепчет иглам и лезвиям бритв,

что для подвигов повод найдется,

и найдется пространство для битв,

словно что-то зовет за стеною,

обещает борьбу и успех...

И восходит Война над страною,

отмахнув героиновый снег!

...Но уже ничего не случится,

мальчик спит на подушке сырой,

и успела кассета разбиться

с давней песней "Последний герой".

Для других над дорогами вьется

птица-месть выше робких молитв...

И для подвигов повод найдется

и найдется пространство для битв!

КОМИССАР

За рекой гремит гроза,

вольный ветер вьется...

Разметнулась степь-краса

от Луны до Солнца,

пьет багряное вино

ей ли бой — не пара?

Здесь лихой разъезд Махно

сцапал комиссара.

Сцапал комиссара.

Была драка — свара,

из седла он полетел

с одного удара.

Скачут хлопцы в зной и в дождь

по степи ковыльной.

Дегтем надпись: "Хрен уйдешь!"

на тачанке пыльной.

Комиссар в плену дрожит,

пропуск его выдал,

ох, и рады парни: “Жид!"

день веселый выпал,

день веселый выпал —

Изя Кац к ним "прибыл"!

Глянул в пропуск есаул,

Кацу плетью всыпал:

— А за то тебя я бью,

комиссар пархатый,

что в расход мою семью

ты пустил за хатой!

Наши близкие давно

тлеют на погосте, —

выгреб ты у них зерно

до последней горсти!

До последней горсти!

Черепа да кости

там, куда ты приходил

с продразверсткой"в гости"!