Людмила Третьякова - Красавицы не умирают

• Название: Красавицы не умирают
• Автор: Людмила Третьякова
• Издательство: Изограф ЭКСМО_ПРЕСС
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000
• ISBN: 5-87113-083-6

«Красавицы не умирают»... Эта книга Людмилы Тре­тьяковой, как и первая — «Российские богини», посвяще­на женщинам. Трудные судьбы прекрасных дам убежда­ют: умение оставаться сильными перед неизбежными ис­пытаниями, решимость, с которой они ищут свое счастье, пригодились им гораздо больше, чем их прославленная красота. Их имена и образы возникают из прошлого внезапно. Свиданье с ними кажется невозможным, но так или иначе оно случается. Библиотечные полки, сцена, кино­фильмы, стихи, музеи, города и улицы, хранящие легенды, учебники, биографии великих людей — оттуда они приходят к нам и надолго остаются в памяти.

---

— Благодарю вас, святой отец, но, право, я не нуж­даюсь в ваших хлопотах.

Теперь Шарлотта, вернувшись в свою камеру, ожида­ла приготовлений к казни. Неожиданно начальник тюрьмы господин Ришар привел к ней молодого офицера, которого она заметила еще в зале суда. Он пристроился неподалеку от скамейки, где сидела обвиняемая, и рисовал ее. Госпо­дин Ришар после оглашения приговора и окончания суда просил разрешения докончить портрет.

Шарлотта с большой охотой согласилась. Офицер, представившийся ей как художник по фамилии Гауер, рас­положился возле нее. Пока он рисовал, осужденная как ни в чем не бывало говорила о том, какие последствия для страны будет иметь смерть Марата, как облегченно вздох­нут люди и рассеется страх, плотной пеленой окутавший Францию. Казалось, она не отдавала себе отчета в том, что в этой картине мира и благоденствия нет места для нее самой.

Художник смотрел на нее со страхом и восторгом. Но скоро его работа была прервана: охранник отворил дверь и в камеру вошли трое мужчин. Один из них держал в ру­ках ножницы и широкую рубаху. Она была красного цве­та. Именно в таких казнили отцеубийц. Двое других, при­ставы Трибунала, снова прочитали приговор, после чего начались приготовления к казни.

* * *

Человек, державший ножницы и рубаху, был знаменитый тогда палач Шарль-Генрих Сансон. Он стал основателем целой династии палачей, по решению суда отправлявших на тот свет знаменитых и заурядных преступников на про­тяжении XVIII — XIX веков. Мсье Сансон исполнял приговор над Людовиком XVI, Марией Антуанеттой, крупнейшими деятелями Французской революции и, в частности, над нашей героиней.

По натуре он вовсе не был кровожадным человеком, но уважал свою профессию, коль скоро в ней была по­требность. Кровавое ремесло требовало от него больших нравственных затрат. Он обижался, что люди не понимают этого и, увидев его, стараются перейти на другую сторону улицы.

Аккуратный и педантичный, Шарль-Генрих на протя­жении многих лет вел дневник с реестром отправленных им на тот свет, а также записывал личные впечатления от казней.

Сансон далеко не всегда давал волю своему перу. Но о казни Шарлотты Корде он оставил весьма подробные записи. Это и понятно: мужество, с которым эта девушка держалась в свой последний час, не оставило равнодушным этого человека, немало повидавшего смертей на сво­ем веку.

...Шарлотта поняла, зачем принесли ножницы. Она сама сняла чепчик, и длинные светло-каштановые волосы покрыли ее плечи и спину. Девушка дала знать, что готова, и Сансон обрезал их. Он признавался, что очень нервничал. Это был как раз тот случай, когда кро­тость и спокойствие жертвы труднее перенести, чем не­истовство.

Часть волос Шарлотта отдала художнику, другие же послала жене начальника тюрьмы, которая, как и ее муж, сочувственно относилась к узнице. Затем она сама надела красную рубаху. Видя, что Сансон собирается связать ей руки, она обратилась к нему:

—        Нельзя ли надеть перчатки? Во время ареста мне так скрутили руки, что ссадины до сих пор кровоточат.

—      Вы можете поступать, как сочтете нужным, — уч­тиво ответил тот, — но со своей стороны считаю эту пре­досторожность излишней. Я свяжу вам руки, не причинив ни малейшей боли.

—    Ах, впрочем, перчатки, кажется, теперь не приняты.

И Шарлотта с улыбкой протянула руки...

* * *

Наконец Шарлотта и палач уселись в телегу. В ней стояли два кресла. Сансон предложил осужденной сесть, но она всю дорогу до эшафота продолжала стоять, чуть покачиваясь от тряски. Шел дождь, но народу на улице было много. Те, кто оказывался вблизи телеги, потрясали кулаками, осыпали ее насмешками и ругательствами.

Когда они проезжали по улице Сент-Оноре, Сансон заметил в окнах одного из домов главных лиц Революции: Робеспьера, Демулена, Дантона. Они внимательно рас­сматривали девушку, стоявшую, словно изваяние, в мокром, прилипшем к телу одеянии.

«Я сам поминутно оборачивался к Шарлотте Кор­де, — писал Шарль-Генрих Сансон, — и чем больше я вглядывался, тем больше хотелось глядеть на нее. Как ни поразительна была красота осужденной, но не это об­стоятельство привлекло мое внимание. Мне казалось не­возможным, чтобы осужденная до конца могла сохранить тот невозмутимый, мужественный вид, который она имела. Мне хотелось подметить в ней хоть какой-нибудь след того малодушия, которое я постоянно замечал у других. При этом, не знаю почему, но всякий раз, как я оборачивался и оглядывался на нее, невольная дрожь пробегала у меня по телу при взгляде на неколебимость осужденной. Между тем то, что мне казалось невозмож­ным, Шарлотта Корде выдержала все до конца».

Два часа под улюлюканье толпы Шарлотта двигалась навстречу своей смерти.

—      Не правда ли, наше путешествие кажется вам че­ресчур продолжительным? — спросил Сансон.

—     Э, нам нечего беспокоиться об этом; мы можем быть уверены, что все-таки непременно доедем до мес­та, — ответила Шарлотта.

И палач не почувствовал в ее ответе ни иронии, ни бравады. Это испытание делалось невыносимым даже для него. Он, пожалуй, начинал ненавидеть тех, кто окружал их телегу и осыпал Шарлотту непристойными словами. «Как многим Всевышний дал лишь обличье человеческое, но не наградил сердцем», — мрачно думал палач. Он не мог себе представить, что девушка давно не видит и не слышит ничего вокруг, что она, свершив задуманное, унес­лась мыслями далеко и от этой страшной телеги, и от го­рода с гильотиной посреди прекрасной площади, и даже от себя самой.

А между тем жестокая судьба напоследок приготовила Шарлотте подарок, о котором — увы! — ей не довелось узнать.

Адам Люкс был доктором философии и медицины. Моло­дой, красивый, захваченный романтикой революции, он прошел тот же путь восторгов и разочарований, что и Шарлотта. Безумный поступок девушки, о котором гово­рил Париж, потряс его. Тысячи людей, потерявших в кро­вавом месиве террора родных, в душе кляня тирана Мара­та, задрожали бы от одной только мысли пресечь преступ­ную жизнь. Неизвестная ему девушка не испугалась. Это возбуждало жгучий интерес, и Адам, подобно многим, по­старался попасть во Дворец Правосудия, где шел процесс над убийцей Марата.

...Никогда доселе ни одна женщина не вызывала у него такой бури чувств, которая нахлынула, едва он увидел Шарлотту. Беззащитная среди моря людской нена­висти, ни в чем и ни в ком не имевшая ни малейшей опо­ры, с лицом печальным и светлым, она казалась Адаму каким-то высшим существом, спустившимся на Землю по­карать изверга и случайно попавшим в силки. В его ро­мантическом воображении рождались и рассыпались в прах десятки способов спасти ее, один несбыточнее друго­го. И единственное, в чем он был волен, это любить при­говоренную невероятной, затмевающей все любовью. И в этом обреченном чувстве не было ничего, что обычно со­путствует земной любви: ни эгоизма, ни жажды облада­ния, ни даже надежды быть узнанным, замеченным.

Адам шел рядом с телегой, не отрывая глаз от Шар­лотты. Он постоянно спотыкался, налетал на чьи-то спины. Может быть, он стал бы кричать, что любит ее, что она божественно прекрасна, перекрывая брань толпы, но не был уверен, что долетевшее до нее признание не смутит ее, не встревожит. Ведь нет женщины, которую слова любви, даже на краю гибели, оставили бы безучастной. Тогда Шарлотте будет труднее умирать. И Адам молчал, стараясь только, чтоб его не оттеснили от телеги.

В то самое время, как телега с осужденной приблизилась к месту казни, Сансон встал и постарался закрыть собой гильотину. Шарлотта поняла его движение. Она наклони­лась вперед, чтобы лучше видеть возвышение, сколоченное из досок, и два столба на нем с закрепленным наверху тяжелым металлическим лезвием.

— Меня это очень интересует: ведь я никогда не ви­дела ничего подобного!

У помоста гильотины палач заметил несколько незна­комых ему личностей. Ему это не понравилось, и он по­просил жандармов очистить место казни.

Шарлотта взошла вверх по лестнице. С нее сняли пе­леринку, и девушка сама легла на доску, к которой ее тот­час привязали.

Сансон, обычно свято выполнявший ритуал казни, на этот раз заметно торопился. Запись в его дневнике так объясняет это: «Мне показалось жестокостью продлить хоть на одну секунду агонию этой мужественной женщины». Он сделал знак своему помощнику, и тот привел в движение механизм.

Нож упал точно, с нежным свистом. Недаром доктор Гильом, ратуя за введение гильотины вместо грубого топо­ра, назвал это «дуновением ветерка». Толпа взорвалась ликующим воплем.

Дальше произошло то, что вызвало негодование у Сансона. Плотник Легран, помогавший устанавливать гильо­тину, поднял голову казненной и показал ее народу. «Я человек, привыкший к подобного рода зрелищам, но мне сделалось жутко, — пишет Сансон. — Мне показалось, что глаза казненной смотрят на меня, и по-прежнему в них видны и поразительная кротость, и неколебимая твер­дость духа. Я тотчас же отвернулся. Из ропота, раз­давшегося вокруг меня, я узнал, что негодяй, поднявший голову несчастной, ударил ее по лицу; многие уверяли ме­ня, что голова даже покраснела при таком посмертном оскорблении».